Расстроенной супружеской чете крупно повезло. Организатор кинофестиваля взглядом показал на дверь, где суетились люди, пришедшие на премьеру. Георгий с облегчением взглянул на Владу, лицо которой просияло. Ирвинг провел их в зал, злобно сверкнув глазами на бестолкового билетера, не понимавшего правил этикета и не умеющего вежливо решать проблемы важных гостей. Именно из-за таких недалеких людей организатор часто страдал и потом лишался полезных связей. Его вечная занятость не позволяла вовремя разглядеть, кого не стоило бы принимать на работу. Сейчас он злился оттого, что едва не испортил отношения с семьей Онисиных из-за такого важного выскочки, как этот билетер.

Провожая дорогих гостей, организатор с досадой и презрением прошипел на глупо смотревшего билетера:

– Я с тобой потом поговорю! – и угрожающе нахмурил свои густые брови.

Лицо билетера побелело – он понимал, что значил такой взгляд.

В большом, длинном, набитом до отказа кинозале гудело, словно в пчелином улье. Когда Онисины уселись на лучшие места, Георгий погладил руку супруги, которая не могла нарадоваться столь счастливо изменившимся обстоятельствам. Свет в зале потух, и зрители замерли, вслушиваясь в каждое слово, звучавшее с экрана, всматриваясь в лица актеров. Фильм на родном языке действительно был для них важным, он связывал их прошлую и настоящую жизнь, некоторые плакали, некоторые ностальгически улыбались. Георгий ловил ощущения в зале, и перед его глазами ярко всплывали далекие образы прошлого, в том числе и самый главный образ – семьи, которую он потерял. Однако здесь, в зале кинотеатра, среди соотечественников, он не ощущал одиночества, а напротив наполнялся чувством единства и понимания того, что судьбы всех присутствующих на сеансе людей так же безжалостны и так же непредсказуемы, как и у него, и тогда его личная боль отступала. Он посмотрел на Владу, которая всецело погрузилась в фильм и переживала каждый момент, и был благодарен ей – в эмиграции она стала для него всем.

В конце фильма на экране появился оркестр, заставивший сердце Онисина больно щелкнуть в груди. Великолепная игра музыкантов будоражила воображение мужчины. Особенно интересной для Георгия была фигура дирижера: стоя спиной к зрителям и слушателям, он жестикулировал руками в такт музыке. Словно предчувствуя что-то важное, Георгий смотрел на концертмейстера с особым интересом. В конце выступления руководитель оркестра с улыбкой обернулся к зрителям, полный гордости, восторга и благодарности. Его лицо показалось Онисину очень знакомым. Он продолжал пристально следить за движениями дирижера. Вдруг сердце Георгия взорвалось в груди, и он сдавленным голосом прошептал:

– Это же… Кирилл!..

– Что ты говорил? – немного погодя спросила Влада, витающая мыслями где-то высоко.

В зале зажгли свет. Все в молчании вставали с кресел. Лишь Онисины остались сидеть на своих местах в замешательстве.

– Влада, там был Кирилл…

– Где там? – женщина не могла сообразить, что ей хочет сказать супруг.

Георгий принял решительный вид, быстро вскочил и направился к организатору фестиваля, который уже искал его глазами, чтобы еще раз извиниться за неприятное происшествие у кассы.

Онисина недоуменно подняла тоненькие бровки. Ничего не понимая, она последовала за мужем, пробираясь сквозь толпу.

– Куда ты так спешишь? Постой!

– Кирилл! Там был Кирилл! Мой брат! Я не мог ошибиться!

Не способный от волнения ничего толком объяснить, Георгий говорил так, будто его брат находился где-то впереди в этой толпе людей, а не несколько минут назад на экране.

Организатор, увидев взволнованного Георгия, напрягся:

– Что-то случилось, мистер Онисин?

Теряя деликатность, Георгий поспешно объяснил ему причину своего внезапного волнения, и организатор немедленно сопроводил его в будку киномеханика, устало сворачивавшего пленку. Не без раздражения он увидел перед собой Ирвинга Левина и не знакомых ему мужчину и женщину.

Женщина держала себя молчаливо и сдержанно. К тому же она все еще страдала от обгоняющих друг друга мыслей. Теперь, когда ее муж принялся объяснять киномеханику, что от одного кадра на этой пленке зависит его будущее и будущее его брата, Влада наконец начала все понимать.

Голос Георгия был взволнованным и очень убедительным, он беседовал с киномехаником как со своим спасителем.

Тот аккуратно вынул фильм из коробки и протянул его внезапному посетителю, словно драгоценность.

В волнении Георгий держал в руках пленку, на которой, вероятно, был запечатлен его брат. Он поднял вверх темную киноленту, чтобы направить на нее больше света и лучше рассмотреть лицо, через которое пробивались титры.

– Точно! Это он! Это Кирилл! – слезы восторга и радости покатились из глаз Георгия.

Влада взяла его за плечо, продолжая сомневаться и в то же время переживая за него.

– Это ваш родственник? – деликатно спросил организатор, не желая показаться безучастным.

– Брат… Родной… – Онисин просмотрел пленку еще раз. – Я думал, что его уже нет в живых, – и комок подступил к его горлу при мысли, что брат, которого он половину жизни искал, был жив-здоров. – Вы сможете вырезать для меня этот кадр? – с блестящими от слез глазами обратился он к организатору и киномеханику.

– При всем нашем желании вам помочь, увы, это невозможно! – растерянно выпалил организатор, не веря дерзости уважаемого человека. От волнения он забрал из рук Георгия катушку с пленкой и положил ее на нижнюю полку в знак того, что вопрос закрыт.

Онисин не растерялся, решительно просунул руку в пиджак, достал портмоне, тем самым продемонстрировав свою платежеспособность, а после небольшой паузы открыл его и, не считая купюр, без какого-либо смущения и как должное бросил их на стол.

– Этого хватит? Если нет – назовите цену. Она не имеет для меня значения…

– В таком случае, мистер Онисин, я попрошу вас забрать обратно свои деньги и покинуть это помещение, – Ирвинг Левин не выказывал благодарности за предложенное вознаграждение. – Мы эту копию еще в двадцати городах должны показать.

– Это очень важно для меня! – Георгий старался сдерживаться, но у него плохо получалось. Он бросил на стол оставшиеся купюры из бумажника, показывая еще раз, что вопрос стоит любых денег.

Организатор утратил чуткость, его физиономия напряглась, а вся доброжелательность слетела мгновенно. Насколько можно твердо, сухим голосом он отчетливо произнес:

– Мистер Онисин, держите себя в руках! Прошу вас покинуть помещение! – указал он на дверь.

Георгию было все равно. Казалось, он сошел с ума. Потеряв всяческий страх и позабыв о порядочных манерах, он оскалился и злобно выдавил из себя:

– Вы что, не понимаете? Мы не виделись почти двадцать лет!

Это немного озадачило и организатора фестиваля, и киномеханика, но они не чувствовали, не понимали судьбы и боли человека, хватающегося за образ брата, как утопающий за соломинку.

Не желая уступать, оскорбленный такой настойчивостью, организатора фестиваля смотрел на Онисина, словно полицейский на преступника.

– Я уже сказал, что мы не можем оказать вам эту услугу – пленка не режется! – мрачно произнес организатор.

– У нас скоро новый сеанс, – высокомерно добавил киномеханик. – Господа, выйдите из будки, будьте так любезны.

Влада тут же осознав неловкость ситуации, умоляюще потянула супруга за руку:

– Георгий, пойдем. Мы что-нибудь придумаем.

– Влада, хоть ты не мешай мне! – грубо оттолкнул ее руку Георгий.

Его раздражала уступчивость жены, проявившаяся не к месту.

– Я не хочу проблем. Или мы идем вместе сейчас, или ты едешь один.

Влада была не из тех, кто спускает мужчинам подобное отношение, к тому же в присутствии посторонних. Однако ее поведение было сейчас некстати.

Будто бы очнувшись от опьянения, Георгий покорно взял супругу за руку.

– Извините меня, пожалуйста, – вполголоса холодно произнес он. – Не знаю, что на меня нашло.