– Мы ловим их ценой человеческих жизней, обращаясь на три убийства назад. Не предотвращаем их, а лишь восполняем промахи оперов и хватаем убийцу буквально по выходу с третьего места преступления.

Начальник ответил спокойным тоном с назидательными нотками:

– Тебе, как одному из по-настоящему выдающихся спецов, поверь моей насмотренности, не может не быть известно базовое правило прыжков: нельзя менять ничего в прошлом, поскольку есть риск существенным образом изменить настоящее. Кузнечик не вмешивается в события прошлого вплоть до того момента, пока не доживет ровно до точки своего отбытия в прошлое. Еще неизвестно, каким образом вмешательство скажется на жизни как жертв, так и любых других людей, а все может стать еще хуже, чем если бы было всего три жертвы. Да и неизвестно, как это на жизнь кузнечика из будущего повлияет, в частности. В общем, может привести к временным парадоксам. Да что я тебе поясняю за жизнь то?! То, что мы делаем, и так таит в себе прорву потенциальных осложнений, передвинь мы хоть один предмет не в своем времени. Как там? Взмах бабочки на одном полушарии Земли может вызвать цунами на другом.

– Вы сильно утрируете. Расчеты давно показали, что в отдельных случаях даже лишение жизни некоторых индивидуумов не сильно затрагивает общий ход истории.

– Слова «не сильно» и «ход истории» в этом контексте меня существенно так опечалили. Жизнь отдельного человека очень редко на историю, в нашем понимании, влияет. Но это не исключает, что любое событие относительно жизни этого человека – уже история. Подумай над этим. Кстати, ты что за расчеты упомянул, и в связи с чем их проводили? Кто-то кого-то убил при исполнении, что ли? Не мог я такое пропустить!

– Нет. Мне о таких случаях ничего не известно.

– Да и мне тоже. Тогда ты про статистически-расчетный отдел? – Тихон кивнул. – А! Ну дак их никто не читает. Либо всерьез не воспринимает. Ни один практик уж точно. Развлекаются наши ученые. Ну и Бог с ними!

– Мне кажется, игнорировать их точно не стоит. Я думаю, подробное изучение механизма работы времени, пусть даже через расчеты, может нивелировать наш страх перед практикой перекрестных путешествий…

– Ты с темы на тему скачешь, Тихон. Смотри, не перевозбуждайся. Хочешь, по тестам тебя прогоню перед прыжком? Горяч больше допустимого!.. А по поводу перекрестных прыжков: я полагаю, это само по себе не исключено, но проблем только больше создать может. Сами же с собой начнем лбами во времени сталкиваться. Какие еще перверсии ты допускаешь?

– Я думаю, мы встретим гостей из будущего.

– Исключено. Вам в учебке не объясняли? Мы, именно в нашем временном отрезке, впервые начали путешествовать назад во времени. Мы здесь, у себя, кузнечика изобрели. Значит, будущее с учетом этой машины только формируется. Так что наши предшественники гостей из будущего встретить могут, а мы – нет.

– Изобретя машину, мы уже повлияли на будущее. То есть, там машина тоже есть, благодаря нам.

– И что? Таким образом, мы, будучи наследниками уже сложившегося прошлого, полностью предопределили будущее до самой финальной точки? Это ведь парадокс. Будущее – на то и будущее, что оно только будет. Но его еще нет.

Тихон поерзал на стуле:

– В нашем прошлом, куда мы прыгаем так активно, точно таким же образом рассуждают, полагаю. Еще одна мысль на подумать: может, вмешаться в прошлое и не получится по той же причине? Даже если мы захотим и будем активные действия, на это направленные, предпринимать. Потому что тогда не будет нашего будущего. Ну, точнее, нашего с вами здесь настоящего.

– Я не знаю. И гостей из будущего пока не принимал. Как встречу – обязательно расскажу.

Начальник и Тихон коротко переглянулись. Начальник вдруг строго посмотрел на Тихона:

– Давай вернемся к нашим заботам. Пробегись-ка по матчасти, как положено.

– Так точно! – с энтузиазмом ответил Тихон, предвосхищая ожидающее его путешествие, и начал перечислять заученные правила, отстукивая каждое ударом руки по столу. – Р-раз. Нельзя вмешиваться. Можно только наблюдать. Д-два. В прямой и непосредственный контакт ни с кем вступать нельзя. Исключительные ситуации возможны только в убежище. Т-три. С собой из прошлого общаться – также ни в коем случае. Ч-четыре. Носить только форменную маскировку. П-пять. Не вести записи ни в каком виде, не брать никакие записи и тому подобное с собой в прошлое. Ш-шесть. Отдыхать и пополнять запасы можно в специально отведенном месте в убежище. Ждать каждого нового эпизода – там же. С-семь. По окончании миссии прибыть в отдел, либо незамедлительно связаться со своими, если ситуация не терпит отлагательств.

– Четко. Даю добро!

Коллеги пожали руки. Начальник нажал кнопки в одному ему известной последовательности на панели за своим столом – ввел код. Далее тот произнес требуемый от него бессмысленный на первый взгляд набор слов в микрофон, медленно повертел головой во всех плоскостях перед предметом, похожим на маленькую камеру на ножке, которая у него была тут же на столе – биометрия.

Потом начальник встал и молча покинул кабинет.

Спустя минуту после того, как за начальником закрылась дверь, Тихон зашел в специальную кабинку в углу и нажал на кнопку внутри.

Тихон лишился родителей, когда ему было двенадцать.

Сейчас события того вечера всплывали в голове лишь в самом общем виде. Он запомнил их, как некое описание обстановки, которое, как он полагал, осталось с ним, скорее, по рассказам других людей об имевших место событиях.

Помнил он и отдельные вырванные эпизоды, общую картину из которых мог составить только взрослый человек. Для ребенка все происходило очень быстро.

Вот эти воспоминания точно были его собственными: метрах в ста от него едут отец с матерью на их развалюхе-копейке, папа резко поворачивает голову вправо, и уже через мгновение выкручивает руль в противоположную сторону. Автомобиль напрыгивает на встречную полосу, где просто стирается мчащимся по встречке самосвалом.

Это в кино – эффектные взрывы. Здесь все выглядело так, будто поезд сбил снеговика и тот просто разлетелся на мелкие куски, так, что через секунду уже и не вспомнить, как выглядело целое.

Дальше он помнил себя сидящим в отделении полиции, куда за ним пришли какие-то люди и буквально к вечеру отвезли в детский дом, раз никаких родственников у Тихона не было. Нигде. Он остался совсем один в этом большом, и особенно – для ребенка, мире.

Когда тебе не с чем сравнивать, то и происходящее с тобой ты воспринимаешь с одной лишь точки зрения, и как данность. Не задумываешься, что у кого-то жизнь может быть совсем иной, что твоя – ненормальна.

Заботой со стороны взрослых он был обделен, и детдомовские ребята отзывчивостью не отличались. Несмотря на это он рос понимающим внимательным мальчиком.

Развлечениями их, естественно, не баловали. Поэтому он выбрал для себя единственное возможное занятие, которое отнимало больше всего времени, – времени, когда можно не отвлекаться на свое незавидное положение: Тихон учился.

Их возили в обычную государственную школу. Конечно, со специальным уклоном, где занимались проблемными детьми и семьями. И Тихон не мог никак взять в толк, почему система выстроена такой жестокой. Разве же он был проблемным? Почему его, вслед за потерей родителей, лишили еще и права быть нормальным, общаться с такими «нормальными», каким он был, пока у него не умерли мама с папой? Зачем было выделять его положение так явно не только для него самого, но и для общества? Целая школа детей с особенными обстоятельствами. Хорошо, хоть, с планеты не изгнали.

Хотя, может, лучше бы и изгнали, чтобы такие, как он, могли свободно разгуливать рядом с себе подобными по поверхности Марса, а не передвигаться под конвоем два раза в день. Вот еще наблюдение: обычных детей тоже в школу часто отводят родители, но при этом такие дети не чувствуют себя подконвойными. Разница в том, что в семье в таком случае забота проявляется о ребенке, а в случае с детдомовскими – об административном интересе. Вдруг, выкинешь что, и директора с работы погонят.