– То есть мне никого не придется выпить?

Брукса расстроилась.

– Отчего же? – Губы Армана исказила кривая улыбка. – Скоро ты всласть попируешь. А пока добудь мне немного человеческой крови. Принеси до вторника.

Приложив ладонь к сердцу, брукса низко поклонилась.

– Рада услужить своему королю.

Шорох крыльев возвестил о том, что она улетела.

Королю… Если все сложится, как задумал Арман, ее слова станут пророческими.

– А вот эта карта предрекает большую удачу. – Костлявый палец асонки ткнул в изображение увитого цветами колеса. – Рядом с ней много кубков – вам предстоит испить славу. Хотя нет…

Она наморщила нос и вытащила еще одну карту из потрепанной колоды, положила ее на накрытый бархатной скатертью чайный столик.

– Не вам, вашему мужу, ваше высочество. Ну да это одно и тоже.

Гадалка широко улыбнулась, сверкнув идеально ровными зубами. Она совсем не походила на ту, которую Вильгельмина встретила в Майене, даже одевалась иначе, ярко, броско, не по моде, но не выходя за рамки приличия. Помимо нее в штате Великой герцогини[7] Марии состоял астролог и две прорицательницы. Одна гадала на рунах, другая – на кофейной гуще.

– Ах, да что же там такое?

Раскрасневшаяся Мария приподнялась в кресле, отчего пришли в движение многочисленные жемчужные нити на ее шее.

Вторая супруга принца Руперта не отличалась красотой и изяществом линий. Если бы не обилие драгоценностей, которые она обожала и носила в непомерных количествах, ее легко можно было принять за мещанку, дочь какого-нибудь пекаря. Между тем она происходила из древнего рода герцогов Болей и состояла в близком родстве с другим герцогским домом – Войтов. Среднего роста, полная, круглолицая, Мария целыми днями гуляла в парке, пила, ела и обсуждала различные сплетни. Ни театры, ни благотворительность, ни тем более политика ее не волновали.

Вильгельмина оказалась в ее свите волей короля – ей надлежало обучать старших дочерей Марии: Антуанетту и Иларию. Младшая, Эльза, находилась под присмотром кормилицы. А еще – терпеть вдвое больше насмешек от старшего отпрыска Руперта, Густава. Он не скупился на оскорбления, заставлял низко себе кланяться, называть «его высочеством», запрещал сидеть в своем присутствии.

– Я будущий король, а ты дочь слуги, – любил повторять Густав.

Иногда он использовал и более крепкие выражения, явно повторяя за отцом, оскорблял мать Вильгельмины. Стиснув зубы, она терпела, хотя желание ударить его по губам было нестерпимым.

Антуанетта и Илария относились к ней сдержано, как к гувернантке. Порой не слушались, но хотя бы не обижали. Обе пошли в мать, то есть росли склонными к полноте. Одна конопатая, другая с лицом как луна, но каждую величали герцогиней королевской крови. Вильгельмину бесила подобная несправедливость. Ее дед и дядя – короли, а ей достался только скромный титул учтивости.

– Вы вознесетесь на самую вершину, – напустила еще больше тумана гадалка. – Карты говорят, все случится этой осенью.

– Ох!

Мария откинулась на спинку кресла, замахала на себя руками.

– Воды, воды! – запричитала она, и фрейлины тут же бросились к ней кто с холодным компрессом, кто с хрустальным кувшином.

Наблюдавшая за всем у стены Вильгельмина отвернулась, чтобы скрыть брезгливую гримасу. «Тетушка» неизменно вызывала в ней отвращение своим обжорством, тупостью и подобными припадками. Умом она понимала, что должна сочувствовать женщине, потерявшей столько детей: из десяти беременностей только половина закончилась рождением детей, но не могла. Даже полное небрежение Руперта, наведывавшегося в спальню супруги исключительно для продолжения рода, не помогало. Она неизменно сравнивала Марию с собственной матерью, не в пользу первой, разумеется.

Пока фрейлины суетились над тучной Великой герцогиней, в четыре руки обмахивая ее веерами, Вильгельмина надумала ускользнуть из Большого салона. Ей хотелось тишины. Туда, где не пахнет духами, не слышно фальшивого смеха, не нужно притворяться.

О, как она их всех ненавидела: и двуличную Ирину, воспринимавшую ее как диковинного зверька, и Марию, и Руперта, и Густава! Но больше всех – Армана. Он разлучил ее с матерью, бросил в корзину со змеями, сделал предметом насмешек. Вроде, невеста, а, вроде, нет. Предварительные бумаги подписаны, но жениха она ни разу не видела, даже мельком. Ее считают гувернанткой детей принца Руперта, относятся соответствующе… Что она забыла в этом дворце, что мешает ей вернуться в Майен?

Деньги.

Стиснув зубы, Вильгельмина прислонилась спиной к дверному косяку.

Никто не заметил ее отлучки. Прекрасно! Если и есть место, где никто ее не потревожит, так это часовня. Проводившие свои дни в лени и праздности родственники не спешили каяться перед Творцом. Вильгельмина тоже не собиралась – там были тени. Хотелось снова заключить их в объятия, соткав крылья, приподняться к потолку… Кристина Августа не догадывалась, но ее дочь часто летала, возносилась на звонницу и оттуда смотрела на спящий город.

– Крыса!

В затылок полетел огрызок яблока.

Вильгельмина обернулась и увидела стайку подростков во главе с Густавом. Засунув руки в карманы брюк, он многообещающе улыбался, наверняка что-то прятал под полами модного узкого сюртука. За спиной щербатого наследника Руперта гоготали, переминаясь с ноги на ногу ребята постарше, надеявшиеся в дальнейшем снискать милости некоронованного короля. Несмотря на относительно скромный титул, в одном Густав был прав: его отец и дед ближе остальных стояли к престолу.

Девушка обернулась: никого, она совершенно одна в длинном пустом коридоре. Да и если бы нашелся кто-то, тот же часовой, вряд ли бы за нее заступились.

– Крыса! – повторил Густав, смакуя обидное слово. – Что ты тут вынюхиваешь? Лучше возьми тряпку и вымой пол.

Его спутники вновь рассмеялись. Вильгельмина успела убедиться, они сделают все, что пожелает их малолетний вожак. Густав действительно был самым младшим, уступал родственнице в росте, зато его телохранители, крепкие пятнадцатилетние юноши, легко скрутят ее в бараний рог.

Остаться или бежать?

Вильгельмина попятилась.

– Что, боишься?

Густав сплюнул себе под ноги.

– Симпатичная крыска, верно, ребята? – обернулся он к спутникам. – Как насчет того, чтобы немного развлечься? Сомневаюсь, что она все еще девственница – с такой-то матерью! Чур, я первый!

Перед глазами Вильгельмины потемнело, когда пятеро юношей двинулись на нее.

– А я второй!

– Третий!

Не стесняясь, они распределяли очередность, с которой станут ее насиловать.

Двое заходили спереди, двое сбоку. Густав стоял на месте, ждал, пока ему притащат жертву.

Вильгельмина побежала. Она слышала тяжелый топот ног за спиной, но боялась оглядываться.

Тени, ей нужна всего одна тень! Увы, на дворе полдень, безжалостное солнце лишило ее шансов на спасения.

Ее быстро догнали, с хохотом повалили на живот. Взметнулись юбки. Вильгельмина отчаянно боролась, но не могла сбросить придавившего ее к холодному полу парня.

– Ба, какие панталоны! Мои нянька носила такие же. Ну-ка, а что под ними? Принц, сорвите розанчик!

Дыхание Вильгельмины участилось, когда прохладный воздух коснулся кожи.

Худшей участи и не представить – стать игрушкой развратного двенадцатилетнего мальчишки! И она даже проклясть его не могла: рот заткнули носовым платком.

– Отпустите ее!

Приказ прозвучал негромко, спокойно, однако возбужденные голоса насильников тут же смолкли.

– А то что?

Спорить с неизвестным отважился только Густав. Он говорил свысока, развязно, «Явно копировал отца», – подумалось Вильгельмина.

Ответа не последовало, вместо него взвыл на одной высокой ноте Густав.

– Достаточно?

Роли поменялись, теперь в голосе незнакомца звучала издевка.

Товарищи Густава порскнули прочь.