Но все же я понадеялся на то, что слеза не одноразовый амулет-поделка, это предмет высшего толка, с немаленьким запасом прочности, а Верховину много в его годы не надо. Так и вышло. Сердечко у колдуна мощного наплыва силы не выдержало, он шустренько дуба и дал, а в слезе кое-что от содержимого еще осталось. Не так и много, чуть меньше трети, но для того, чтобы сдать ее заказчику, с запасом хватит. А ему, в том случае если он что-то нехорошее задумает, на большую пакость этого остатка не хватит.
И все, кроме Шлюндта, довольны.
Хотя, конечно, эти чистоплюйские замашки с несвоевременным проявлением гуманизма надо как-то из себя изживать. Ладно бы они не вели к поискам приключений на свою задницу, тогда еще ничего. Но тут я мог в такую переделку влипнуть, что мама не горюй! А если бы Верховин не залип при виде слезы? Или покрепче оказался?
А самое главное — практической пользы от произошедшего ноль. Волонтерство в чистом виде. И даже футболку не дадут.
— Готов, — подтвердил соратник Севастьяна.
— С телом надо что-то сделать, — заметил я, убирая слезу в мешочек, а тот засовывая в карман.
— Не твоя печаль, — сказал, как отрезал, Акимыч. — Тебя вообще на этой поляне не было. Ясно?
— Отличный вариант. Меня он полностью устраивает. Ну, тогда я пошел?
— Ступай. — И старый колдун повернулся ко мне спиной, давая понять — разговор окончен.
— Максим, погоди, — окликнул меня Илья. — Во-первых — спасибо тебе.
— Да не за что.
— Во-вторых — Матвей мне с давних пор задолжал. Крепко задолжал, но я все никак не мог с ним рассчитаться. Не получалось. А сегодня ты это за меня сделал, выходит, теперь я тебе обязан. Так что, если нужда какая припрет — приходи. Один раз тебе помогу. Слово.
— А вот это уже хороший бизнес, — вспомнилась мне фраза из старого, но славного фильма, который я когда-то смотрел вместе с отцом.
И снова, как пару дней назад, усевшись в машину, я осознал — делать-то нечего. Шлюндт раньше завтрашнего дня не объявится, а ничего срочного-важного у меня больше не осталось. Даже офис искать не нужно.
Потому я отправился домой, где меня теперь точно никто не подстерегал, и с чистой совестью залег спать. Единственное, перед этим позвонил Анвару, дабы порадовать новостью о том, что заветные часы уже у меня, а также озадачить его вопросами транспортировки данного шедевра в Турцию. Сам я туда точно не собираюсь. И Маринка вряд ли согласится, и Анвар своей опекой замучает. Причем в один прекрасный вечер она трансформируется во фразу: «Уста Максим, меня гложет совесть, но один знакомый знакомого рассказал мне о дивном браслете, который…» Знаю я его.
Ну и с Гелей связался, велев той, раз уж она замуж не вышла, собирать вещи и возвращаться в Москву. Кто-то же кроме Сеньки и Модеста в офисе должен присутствовать? Почту читать, налоги платить, проверки встречать. А они точно приходить станут, Танька постарается, я ее знаю.
Хотя, может, и нет. С учетом того, кто теперь владелец здания.
Ну и еще, чего скрывать, мандраж некий присутствовал. Я столько времени шел к этой цели, что теперь очень боялся оступиться при самом последнем шаге.
Сообщение от Шлюндта пришло только ближе к вечеру. Оно содержало в себе адрес места, куда мне следовало прибыть, время и категорический запрет брать с собой оружие, часы, смартфон и вообще все, что подходит под слово «техника». Не скажу, что я порадовался прочитанному, поскольку без всех этих предметов ощущал себя почти голым, но не спорить же? Да и неспроста такие ограничения ставятся. Особенно с учетом специфики места, в которое мы направляемся. Потому от греха я и документы брать не стал. И машину. На такси поехал.
Причем за поездку неплохо заплатил, поскольку точкой встречи Шлюндт назначил старую деревеньку, находящуюся в не самом ближнем Подмосковье, под сотню километров от столицы пришлось отмахать.
Водитель, пожелав удачи, высадил меня у красивого, хотя и сильно не нового дома, бибикнул и отбыл. Я же глянул на темное небо, подошел к калитке и потянул ее на себя. Закрыто.
Не через забор же мне лезть? И еще — это точно тот дом?
Вроде да. Четырнадцатый. Деревенька небольшая, двух одинаковых номеров быть не может.
— Хозяева! — крикнул я — Эй! Есть кто живой?
Тишина. Только какая-то птица трели выводит. Жаворонок, наверное.
— Ты, что ли, Максим? — наконец донесся до меня из окна старушечий голос.
— Он самый, — обрадовался я. — Вот, приехал.
— Ну и дурак. Сидел бы лучше дома, так и тебе, и мне лучше.
— Молод я еще и горяч. Приключений хочется.
— Снова дурак. С иными приключениями до старости можешь не дожить.
Исходя из голоса, я ожидал увидеть эдакий «божий одуванчик» — невысокий, опрятный, в платочке. Ни разу не угадал, бабка оказалась под стать своим речам — гренадерского роста, худая, как вешалка, и с лицом, которое, похоже, топором вырубали.
— Пошли уж, — велела она мне, показав глазами на дом, а после снова закрыла калитку, перед тем глянув налево-направо.
Ни в горницу, ни куда-то еще она мне пройти не предложила, сразу обозначив направление:
— Там подвал. Нам туда.
В этот момент я очень сильно ощутил, как мне пистолета не хватает. Не нравится мне лазать в подвалы, находящиеся в домах незнакомых старух. Никогда не знаешь, чем это закончится.
— Да не стану я тебя там закрывать, — насмешливо произнесла бабка. — Больно ты мне нужен! Иди давай!
Впрочем, через мгновение я и сам понял, что зря опасался, ибо подвалом в полном смысле этого слова данное помещение никак назвать нельзя. «Ритуальная комната» — куда более точное определение.
В центре довольно просторной комнаты обнаружился нарисованный на полу круг, испещренный неизвестными мне символами и с подсвечниками, расположенными явно с посылом к сторонам света. Но это не все. У стены обнаружилось массивное зеркало высотой в полтора меня, затянутое черным полотном сверху донизу.
— Ладно хоть не опоздал, — проворчала старуха, глянув на часы-кулон, болтавшиеся у нее на груди. — Надеюсь, и не задержишься.
— И вы мне очень понравились, бабушка, — не выдержав, съязвил я.
Та только усмехнулась, после чего велела мне встать в угол и ни звука не издавать.
А зеркальце-то, скажу вам, оказалось не из простых. Я не я буду, если это не работа старых итальянских мастеров. Такие зеркала на закрытых аукционах уходят за деньги, на которые можно себе остров в теплых морях купить, причем вместе с населением.
Вот только я бы его у этой бабули ни за какие коврижки не рискнул отжимать. Не знаю, кто она такая, но поставить себе на службу подобный предмет мало кто способен. Его же нужно себе подчинить, что ох как непросто! Здесь требуются железная воля и фундаментальные знания, в противном случае ты навсегда останешься в зазеркалье. И не стоит рассчитывать встретить там Траляля и Труляля, это все сказки. Там вечная пустота и бессмертие, которое даром не нужно.
Хозяйка дома запалила свечи в подсвечниках, а после еще три, которые расставила в центре круга так, что получилась эдакая «галочка», смотрящая на стену, противоположную зеркалу.
Сначала не происходило ничего, разве что огни в зеркале красиво отражались. А вот минут через пять-семь я приметил, что там, в амальгамной глубине, словно еще один огонек появился, которого раньше не наблюдалось. И чем дальше, тем ярче он становился, при этом колыхаясь, словно в такт чьим-то шагам.
Хотя — почему чьим-то? Знаю я, кто со свечой в руке по зазеркалью идет. Другой вопрос, что я окончательно перестал понимать, кто же такой мой наниматель. Из тех, кого я знаю, никто не решится на путешествие по зеркальной дороге. Ну, разве что Павла Никитична из отдела, да и то, потому что она на всю голову отбитая. Да и не под силу такое почти никому!
— Добрый вечер, — приветливо произнес Карл Августович, выбираясь из зеркала. — Прасковья, друг мой, закрой двери.
— Какой я тебе друг, хрен ты древний? — проворчала бабка, снова накидывая черную ткань на зеркало. — Друг… Принес, что ли?