Топанье и все прочее входило в те инструкции, что ему дал Слава, именно в этот момент мы неслышно проскользнули в открытую дверь и потихоньку, помаленьку, двинулись тем же маршрутом, что и перешедший на нашу сторону Даня.

— Кто о чем, а ты все о деньгах, — с легко читающимся сарказмом, на который, оказывается, он еще был способен, не сказал, а буквально прокашлял Аркаша. — Боишься, что не заплачу обещанное, да?

— Не боюсь, — возразил торговец артефактами. — Ты всегда дела со мной вел честно, как, к слову, и я с тобой. Но у меня есть правило — всегда бери оплату вперед. За прошлое ты рассчитался, за вчера — нет.

Интересно, а что именно он для него сделал вчера? Надо будет после поинтересоваться. Понятно, что мы в лепешку разобьемся, чтобы закончить все здесь и сейчас, потому практического смысла в этом нет ровным счетом никакого, но интересно же.

Я глянул в спину Славы, который очень медленно и совершенно беззвучно, точно огромная кошка, двигался вверх, держа пистолет наизготовку, и подумал о том, что зря он все же настоял на том, что сначала мы с Аркашей поговорим и только после его убьем. Беседа эта случилась буквально перед тем, как мы направились к заброшке и мне очень не понравилась.

— Ты пойми, гаденыш слезу мог где-то тут спрятать, — показав на здание, а после хлопнув ладонью по капоту «Санта-Фе», пояснил Баженов, а после ткнул пальцами в стекло, за которым маячило лицо Дани, несомненно пытавшегося услышать, о чем мы говорим. — Брысь! Будут тут всякие уши греть! Так вот — представляешь, сколько мы станем ее искать?

— А так он нам сразу навстречу пойдет! — не пряча иронию, заявил я. — С ходу. Мы ему: «А ну отдай, собака сутулая!» И Аркаша такой: «Конечно, о чем речь»!

— Остроумно. И подача такая, прямо актерская, — не менее саркастично парировал мой выпад Слава. — Но делаем, как я сказал. И чтобы ты не думал, что, мол, старый хрен мудрит, а мне пуля по его милости прилетит, так я первым пойду. И вот если этот стервец меня шлепнет, то дальше действуй по собственному разумению. Хочешь — стреляй в него, хочешь — расспрашивай. С первым вариантом проблем не возникнет, пока он меня дырявить станет, ты ему в голову точно успеешь засандалить. Согласен с такой постановкой вопроса?

А ведь он мудрит, причем особо этого не скрывая. Нет, мы оба ребята мутные, каждый сам себе на уме, но раньше настолько явно, не сказать топорно, Баженов не мудрил.

В результате мы тем порядком, который был оговорен, и двигались.

Похоже, что Аркадий расположился не в одном из кабинетов, из которых в основном и состоял второй этаж, а в просторном помещении, где когда-то ожидали своей очереди граждане, пришедшие заявление написать или паспорт получить. Причем у него даже свет имелся, судя по отблескам, которые мы увидели, достигнув самого конца лестницы. Ясное дело, что он не костер жег, небось LED-лампу прикупил, вроде «летучей мыши». У меня тоже такая в офисе есть, на тот случай, если свет отключат. Пусть нечасто, но такое случается. Задние-то старое. Хотя, наверное, теперь уже можно говорить «в бывшем офисе».

— На, держи, — услышал я голос Стрелецкого. — Как обещал. И спасибо, помог.

— Да не стоит благодарности, — отозвался Даня, а после мы услышали шорох, он, похоже, пересчитывал полученные купюры. — Так ты сюда вернешься? Или как?

— Кабы мне самому знать как, — с невероятной тоской просипел Аркаша и снова зашелся в лютом кашле. — Ни малейшего понятия не имею. Мне бы туда, куда я собрался, хоть как-то добраться и не сдохнуть по пути. Машина — ладно, я еду, она везет. Но вот пешком… Сегодня из больницы уже не шел, а чуть ли не полз. И ведь ни одна сволочь не то что не поможет, а даже не спросит, дескать, может, скорую вам вызвать. Шарахаются от меня, точно от прокаженного.

— Без обид, Аркадий, но ты приблизительно так и выглядишь, — заметил Разумовский.

— Знаю! — со свистом выдохнул его собеседник. — И это бесит еще сильнее. А еще смрад от меня такой идет, что сам чуть ли не задыхаюсь. Гнию изнутри. Гнию! Такое ощущение, что там черви завелись и жрут меня заживо! Что ты морщишься?

— Жутко, — признался Даня. — Никогда ничего подобного не видел. И не слышал.

— Я тоже. — Судя по кряхтению, Стрелецкий то ли попробовал встать, то ли просто устроился поудобнее. — Проклятый Мискув! Все он. Не мог просто сдохнуть, устроил мне страшную месть.

Нет, это все тот же Аркаша, у которого всегда во всем виноваты только все, а сам он просто растерялся. Ничему его случившееся не научило.

— И что дальше будет — не знаю, — подытожил мой бывший спутник. — Если шаман, про которого мне Самвел рассказал, поможет, то вернусь. А коли дня через три не объявлюсь и буду вне зоны доступа, так можешь забирать себе мое имущество. Считай, что я назначил тебя своим наследником.

— За это спасибо, но у тебя же ничего нет, — резонно заметил Разумовский.

— Ну почему же? — Слава совершенно неожиданно для меня двинулся вперед, выставив перед собой пистолет. — Есть у нашего общего друга кое-что ценное и очень редкое. Да, Аркаша? Есть же? И оно сейчас находится здесь, не стал бы ты в таком состоянии прятать предмет, о котором идет речь, в другом месте. Нет-нет, не дергайся, не надо. И держи руки так, чтобы я их видел.

Я двинулся следом за ним, разглядев в тусклом свете фонаря привалившегося к стене Стрелецкого, сидящего на каком-то тряпье. Он и вправду выглядел невероятно жутко, его еще сильнее разнесло в разные стороны, лицо превратилось в сплошную гнойную язву, не затронувшую только две узкие щелки глаз, которые еле можно было разглядеть.

— Все же продал, — констатировал Стрелецкий, бросив взгляд на Даню, а после его изъеденные проклятием губы чуть раздвинулись в подобии улыбки, обнажив почерневшие зубы. — Не удержался?

— Да при чем тут деньги? — отвел глаза в сторону Разумовский. — Они меня за горло взяли, обещали от тела одни косточки оставить, да и те после утопить. И не шутили, я видел! Мы давние деловые партнеры, не спорю, но умирать за тебя мне неохота. Не настолько мы близки.

— Чуть-чуть не успел, — с великой тоской в голосе произнес Аркаша, а после заметил меня. — Макс, и ты тут? Не удивлен. Забавно, я столько раз представлял, как тебя убью, а выйдет наоборот. За выпендреж твой пожизненный хотел тебя прикончить, за постоянные шуточки в мой адрес, за то, что эти идиотки почему-то разглядели в тебе личность и чуть не дрались за внимание. Ты же дурак, Макс, который в двух шагах от себя ничего не видит! И еще немного везунчик. А они прямо млели. Воистину — хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

— Не знаю, кого они во мне видели, а тебя всякий раз прощали, — обходя Аркашу по дуге и направив пистолет на его голову, возразил я, — потому что жалели.

— Очень трогательно, — выдавил из себя он, а после сплюнул, густая зеленоватая слизь, вылетевшая из рта, попала на его же замызганные штаны. — Сейчас заплачу.

— Не самая плохая идея, — усмехнулся Баженов, в одной руке так и держа пистолет, а второй достав смартфон. — Прощения не получишь, но, может, чуть облегчишь себе последние часы. Мой тебе совет — побольше искренности и раскаяния. Авось зачтется.

— Макс, вы бы делали то, что собирались, — посоветовал мне Разумовский, подойдя поближе. — Не знаю, что именно, но лучше не тянуть.

— Почему? — У меня почему-то прошел холодок по спине.

— Я лично всегда так поступаю, — пояснил Даня. — Сначала дело, а потом разговоры и удовольствие от того, что ты кого-то опять нахлобучил. Так больше шансов, что ты с пустыми руками не уйдешь.

— Вот он, — в голосе Баженова я не услышал ноток торжества, он просто фиксировал конкретный факт, — вы велели, я вам его показываю.

— Н-да. — Голос, раздавшийся в помещении, разумеется, оказался знакомым. Да и какие тут могли еще быть варианты? С Аркашей, таращившимся в экран смартфона, который выставил перед собой Слава, беседовал мой наниматель, господин Шлюндт. — Не стану изрекать банальности, вроде «ты получил то, что заслужил», в том нет смысла. Скажу только, что я очень рад произошедшему. Да, воспитанник, именно что рад. Ты бы все равно меня предал, верно? Уверен, решение принято давно, еще до истории со слезой, просто тебе был нужен большой приз, ради которого стоило воплотить задуманное. И очень хорошо, что ты начал действовать именно сейчас, тогда, когда я теряю не так и много. Куда хуже, проверни ты свою задумку позже, при обстоятельствах, которые мне могли навредить куда сильнее.