– Или ты предпочитаешь, чтобы я звал тебя Владимиром?

Мальчуган вздрогнул и резко повернулся – за спиной, лукаво улыбаясь, стоял щербатый рыбак в плащ-палатке камуфляжной расцветки с ведром в одной и удочкой в другой руке. А вот чародей исчез! Будто вообще его не существовало. В горле у Вовки заклокотало. Оторопев, он неуверенно пролепетал:

– Можно… Вовой… меня… звать…

– Хорошо! Буду звать тебя Вовой!

– Ну, я пошёл?..

– Ну, иди-иди, куда шёл! – Рыбак так громко захохотал, что его голос слился с раскатом грома, раздавшегося где‑то в свинцовой дали. – Вид у тебя больно испуганный! Ещё помнишь, куда направлялся‑то?

– Собаку искать.

– Торопись! Гроза намечается. А Чудик молнии боится!

– Откуда вы знаете… – начал было мальчик, но решил, что разумнее сегодня больше не поддерживать диалогов с незнакомцами.

Если о чём‑то хорошем думать, то дорога короче. И Вовка стал думал о бабушке. Она, конечно же, сейчас крепко спала и не догадывалась, что от дома внук ушёл довольно далеко. Но оправдание ему было. Во-первых, ну никак нельзя пропустить самую короткую ночь в году. Во-вторых, неправильно было бы не помочь старику. А в‑третьих, мальчуган, являясь, по общему мнению, «человеком вполне взрослым и разумным», был уверен в себе и в благоприятном исходе событий. Да и, в любом случае, бабуля поймёт. Всегда его понимала. Всегда поддерживала. Всегда могла подбодрить. Она у него самая добрая, самая заботливая…

А вечерами бабушка вяжет. Думать о зиме летом – привычка, выработанная годами. «Примерю и отпущу!» – уговаривает, не выпуская из рук спицы. Вовка нехотя поддаётся, протягивает расцарапанную, усыпанную синяками ногу на примерку шерстяного носка. «Колется же!» Брыкайся-не-брыкайся – бабушка знает своё дело: «Погоди, не дёргай ногой, спицы скинешь! Как зимой‑то на лыжах пойдёшь? Без носков никак! Терпи!»

Но вот с примеркой закончено. И на столе, как на скатерти-самобранке, появляются румяные оладушки. Что может быть лучше этих маленьких жареных солнышек? Вкусные. Много. Приправленные маслом и беззаветной любовью…

«В мастерской, Вовушка, не засиживайся. И, как будешь укладываться, дверь не забудь запереть», – наказывает бабушка.

В июне даже ночью все окна нараспашку – так полу́ночная свежесть беспрепятственно проникает в прогретый дом и дарит наисладчайшие в году сны. Но двери – непременно на засов. Так уж заведено.

«Доброй ночи, бабушка! – Вовка прижимается к родному плечу. – Ой, какая ты маленькая стала!»

«Это просто грибок вырос», – смеётся хрупкая женщина, подставляя морщинистую щёку для поцелуя.

Белой ночью светло, будто днём. Но дом по привычке затихает. А вот в дедовой мастерской, деревянной постройке на заднем дворе, жизнь только начинается. Кое-чему дед, мастер на все руки, успел обучить внука. Теперь вот приходится осваивать ремёсла самостоятельно… Столярные инструменты, знакомые и не очень, не сразу стали слушаться нового хозяина. Но мало-помалу паренёк втёрся к ним в доверие. Помогли, как и предупреждал дедушка, терпение и труд. И через день-другой должен был отправиться в свой первый речной поход корабль, сварганенный из подручных материалов. В ход шли дощечки, щепки, обрезки рыбацкой сети, заржавевшая дверная пружина и ещё бог знает что из дедовой сокровищницы.

А за мастерской – заросшая по обе стороны бурьяном потайная калитка. За ней маячит большой мир. Манит – нет, не удержаться! «Корабль закончу завтра, а сегодня разведаю место для его первого сплава», – решил мальчуган.

Сказано – сделано. Деревянная калитка испуганно пискнула и протяжно простонала – без хозяина петли и щеколду проела ржа, а редкий штакетник пленил вездесущий вьюнок…

Хоть бы бабушка спала…

Озадаченный весьма странным знакомством на пляже, Володя быстро шагал. Уже окончательно погрузившееся в воду Солнце утащило за собой и все свои лучи, измазав небо в лиловое небрежными мазками художника-экспрессиониста. Но темнота не наступала: догорающего горизонта оказалось достаточно, чтобы ночь была воистину белой, а путь – светел.

Речной пляж, скрывшись за розовым облаком уже набравшего цвет иван-чая, остался позади. Ужиком извивавшаяся вдоль берега тропка сузилась – видно, здесь редко кто ходит, а вскоре она вовсе исчезла, и пришлось брести по густой росистой траве. Тут‑то вспомнились странные предметы в карманах – дары старика-чародея. Ухмыльнувшись, паренёк достал увесистый камешек и по-жонглёрски перекинул его с руки в руку.

– Окатыш-покатыш, проложи дорогу, по которой убежал мопс! И пусть он мчится мне навстречу, – приказал Вовка и запустил камень далеко вперёд.

Он произнёс эту фразу, как заклинание, и настолько всерьёз, что даже сам смутился. Но удивлению не было предела, когда, сделав всего пару шагов, перед ним открылась широкая просёлочная дорога, и послышался заливистый лай собаки.

– Чудик, Чудик! Ко мне!

Из-за кустов выскочил мопс, но он понёсся не навстречу человеческому голосу, а за окатышем. Кое‑как подхватив камень зубами, пёс весело засеменил к мальчику.

– Спасибо! Это, вроде как, волшебный камень. Работает! – Вова потрепал пёсика за ухом. – Давай домой – хозяин ждёт.

Доверившись новому знакомому, Чудик поплёлся следом, постоянно отвлекаясь на разные забавы: его внимание привлекали то нестройный оркестр кузнечиков, то спящая вниз головой на стебле люпина крапивница, то чудаковатого вида коряга… Иногда мопс терялся в высокой траве и начинал хрипловато тявкать. А заслышав свист, продолжал беззаботно изучать местную флору и фауну.

«Может, собаки как‑то по-особенному всё видят? Вот бы мне так! – думал про себя Вовка. – Интересно, а как работает подзорная труба? Ну, уж не просто же это тростниковая трубка…». Он поднёс её к глазам и был ошеломлён: реальность полностью изменилась! Окружающий мир ожил! Точнее, он жил! Медленно, словно улитки, передвигались с боку на бок придорожные камни. По-стариковски ворчали и вздыхали пни. Стыдливо прикрывая листками раскрасневшиеся щеки, хихикали землянички. Неспешно вели беседу о былом столетние дубы, а юные клёны, развесив свои большие листья, заворожённо внимали им. Готовились ко сну цветы – некоторые из них уже закрыли свои бутоны и укачивали на гибких стеблях молодые побеги и ещё нераспустившиеся соцветия. Скатываясь с листа на лист, играли в догонялки жемчужные капли росы. Шептались, склонившиеся друг к другу, влюблённые травы. А где‑то в зарослях, то и дело запинаясь о камни, спешил ручеёк. Прямо на бегу он записывал на свой диктофон всё это ночное многоголосье – шорохи и стуки, шелесты и скрипы, завывания и перешёптывания… Фонограммы DJ-ручей тщательно зашифровывал в журчание, а затем транслировал в пространство дивные треки. Прислушайся, задай вопрос ручейку – ответ на любой получишь тотчас! Ручьи всё слышали, всё знают…

«Даже неживая природа – живая! Вот какой эффект даёт эта чудна́я подзорная труба!» – произнёс вслух оторопевший мальчишка, вспомнив наставление старика.

Но и отведя чудо-прибор от глаз, теперь он мог чётко видеть великолепие мира. И пришло озарение: всё вокруг одухотворено и разумно! Деревья и травы, валуны и песок, небо и облака, птицы и букашки… – все они талантливые актёры театра под открытым небом. И каждый играет роль первого плана в захватывающей постановке гениального режиссёра. И он, Вовка, в составе этой чу́дной труппы…

Опомнившись, мальчуган всей грудью вдохнул ночной воздух, свистнул мопса и быстрым шагом направился к пляжу. Вот и тропинка – сначала заросшая высокой травой, потом проторённая. А вот и река вдоль песчаной косы. На самом берегу тот же рыбак. На первый взгляд, он мирно ловил рыбу, насвистывая знакомую мелодию. Чудик с заливистым лаем бросился к нему.

– Вы не видели здесь человека? – обратился Володя к рыбаку, не зная, как бы потактичнее описать своего нового знакомого. – С сундуком, в блестящем халате, с бородкой… Чародей, в общем… по виду…