Никакого ответа. Ванна стояла на месте.

«Неужели скончался! – Подумал Константин. – Неужели этот не убиваемый человек, почти персонаж из фильма про крутых парней, этот философ и музыкант… не уж-то он просто взял и задохнулся в пыли там, под ванной, или застрелился, чтоб никто не видел?»

Токарев тихонько встал и подошёл к ванне. На заднем плане третий партизан что-то говорил о чипах у всех в мозгах, о Времени Начала, всеобъемлющей и вездесущей кровавой, заполняющей рты,

сперме… или о пене, заполняющей рты… – Токарев не разобрал. Он пошёл к ванне, взял её обеими руками и перевернул. Он чуть окончательно не сошёл с ума, когда увидел под ванной только доски, камни и пустоту. Ни Джазмена, ни его автомата – не было. Токарев начал судорожно рыться в завалах, отбрасывая камни назад и иногда попадая в третьего партизана, уже почти мёртвого. Никакого люка, никаких лазеек, ничего, куда можно было бы переместиться.

«Это что ж получается? Мистика? И как в нём всё это сочетается!» – Думал Токарев, глядя на пустое место, где только что лежала ванна.

Немного оклемавшись от шока, он вышел на улицу Комсомольскую. Присоединившись к толпе измученных партизан, он говорил себе:

«Это всё иллюзия… выдумки травмированной психики… Джазмен умер, точно умер. Покончил суицидом. Когда я поднял ванну – на самом деле, он был там… мёртвый. Оттуда было не сбежать».

Каково было удивление Токарева, когда он увидел Джазмена в конце улицы!

«Иллюзия. – Он упорно успокаивал себя. – Я совсем запутался в этом хаосе!»

– Ну, можно сказать, что и на этот раз повезло! – Сказал голос справа.

Токарев пришёл в тихий ужас… его глаза чуть не выпали из орбит от удивления, когда он увидел перед собой Джазмена, который говорил:

– Знаешь, когда мы здесь закончим – я напьюсь! Так напьюсь! И станцую Джигу-Дрыгу. Чего ты так на меня пялишься?

– Как ты выбрался? – Спросил Токарев и начал ощупывать Джазмена, тем самым проверяя его на подлинность.

– Откуда выбрался? – В недоумении переспросил проводник, отталкивая от себя руки собеседника.

– Откуда, откуда… из-под ванной!

– Что ты несёшь? Из-под какой ванной?

Смеркалось. Снова настала гробовая тишина. Была слышна лишь тяжёлая поступь партизанской обуви по только что выпавшему снегу, укрывшему белой пористой накидкой обломки домов и остывающих мертвецов. И тихие разговоры. Большое количество партизан собралось на улице Комсомольской, и уже оттуда они пошли прочёсывать город, искать новые проблемы. Где-то в черте города гусеницы партизанских танков жевали землю и попадающую под них закоченевшую и обезжизненную пехоту.

Токарев продолжал:

– Тогда объясни мне, почему я видел тебя в конце улицы… и в следующий миг ты уже шёл рядом со мной? Как ты это делаешь?

– О, парень! – Ответил Джазмен с видом доктора, ставящего смертельный диагноз. – Ты точно хочешь, чтоб я тебе ответил?

– Да, в чём секрет? – Токарев сказал это, потерянными, и даже одержимыми, глазами разглядывая всё вокруг.

– Секрет прост! – Ответил проводник. – Ты спятил, приятель! У тебя шарики за ролики заехали. Ну, конечно, немудрено. Не всякая психика выдержит такое. Когда ежедневно получаешь такую дозу разврата и смертей, трудно остаться в своём уме. Хотя на моей памяти ты первый такой слабенький. В общем, ты теперь у нас сумасшедший! А сумасшедшим жить легко, так что будь счастлив! – Проводник подвёл итог, оскалился ясной и искренней улыбкой и похлопал Токарева по плечу.

Константин тоже рассеянно улыбнулся и ничего не ответил.

– Ну, сумасшествие – это ещё не конец. – Продолжил Джазмен. – Я, конечно, не психиатр, но, возможно, это просто спутанность сознания от перенапряжения – видишь, как глазёнки-то бегают. Это больше может и не повториться. В общем, надо бы нам с тобой нахерачиться как положено.

Когда они дошли до конца улицы, Токарев пришёл в своё обычное состояние. Где-то в Манежном тупике взорвался снаряд… и снова – тишина.

Партизаны опять разделились. С Токаревым и Джазменом осталось около двадцати человек. Они шли напрямик, по выжженным оврагам, руинам, и воронкам и так дошли до улицы Горького. Они беспрепятственно прошли почти через всю улицу, свернули во дворы, и так же беспрепятственно пересекли улицу Белоконской. Партизаны уже расслабились, но в какой-то момент из дома девяносто пять, от которого осталось только два этажа, разразился пулемётный огонь. (Причём, изо всех возможных дыр обоих этажей). Партизаны нырнули в глубокие воронки, оставленные минами, и кто-то из них пальнул в здание из гранатомёта – ему сразу отстрелили руку.

– Это бывшее здание Горводоканала. – Сказал Джазмен, как всегда, с лицом, выражающим полную апатию относительно происходящего и презрение к смерти.

– Ты лучше скажи, что делать будем? – Спросил кто-то из партизан.

– Да ничего! – Ответил проводник и расслабленно закурил. – Ждать, пока нас спасут. – Он взглянул на Токарева. – А я под ванну сейчас полезу. Где тут ванна? – Джазмен засмеялся в полный голос. – Давайте лучше анекдоты травить! – Проводник начал рассказывать какой-то анекдот, надвинув на глаза свою чёрную шляпу, защищаясь от летящего сверху песка.

У других партизан нервы были сделаны не из титана, так что им было не до шуток – они матерились, и изредка высовывались из убежища, чтоб дать ответ пулемётному огню.

Джазмен закончил анекдот и сам над ним посмеялся, потом молниеносно, не сказав ни слова, высунулся из укрытия и перекатился другую воронку… и начал рассказывать анекдоты там. Через пару минут он заметил канализационный люк, разрытый прямым попаданием снаряда. Он находился на расстоянии около шести метров от воронки, где сидел Джазмен. Проводник оповестил всех о находке и сказал:

– Залезайте, только быстро и по одному! А я с остальными буду прикрывать. А там по говну дойдём куда-нибудь. – Он несколько секунд подумал. – Есть у кого-нибудь граната? Я последним пойду. Кого убьют – я не виноват! Погнали!..

И партизаны по одному стали падать в канализацию, оказываясь по шею в дерьме. Тем, кому не повезло, пули отрывали конечности, пробивали грудь и вылетали через спину. Большинству не повезло: из двадцати человек осталось только шестеро. Джазмен метнул гранату наугад и, дождавшись взрыва, бросился в яму. Из пулемёта в него не попали, зато он сильно разодрал себе левое плечо. Когда проводник падал, он зацеплялся им о заострённые кирпичи колодца. Проводник вынырнул из омута фекалий и брезгливо выплюнул изо рта смешанное с мочой и талой водой дерьмо. Повсюду было темно и скверно пахло. Лишь бледный круг от тусклого света пасмурного дня падал в то место, где из канализации можно было видеть небо.

Вскоре партизанское кольцо – танки и пехота – сузилось до центра. К тому времени, когда Джазмен и Токарев выбрались наружу где-то на улице Токарева (так она и называлась), бои прекратились… город был взят. По неисправной канализации парни прошли добрый десяток километров. Тысячи оставшихся в живых партизан – ликовали, палили вверх и плясали на безжизненных телах своих врагов. Тем, кто только что выбрался из коллектора, было не до веселья.

Проводник брезгливо соскабливал ножом холодное склизкое дерьмо со своей одежды:

– А теперь это всё ещё и замёрзнет! – Возмущался он. – Будь оно всё проклято! Лучше бы сидел в воронке и анекдоты рассказывал. Всё равно бы наши потом пришли.

Токарев, морщась, глядел то на себя, то на Джазмена.

– Нам бы сейчас помыться где-нибудь! – Заметил он.

– Да, иди! Тут баня недалеко была… наверно, и сейчас работает. – Злобно шутил Джазмен.

«Минус войны в зимнее время, – промелькнуло в голове у Константина, – негде отмыться от фекалий».