– А вы можете отдать такой приказ, ваше величество? – Гурьев сел на краешек стула напротив моего.

– Есть за что? – соединил кончики пальцев, разглядывая его.

– Вроде бы не замечал за собой ничего такого, что могло бы привлечь внимание Александра Семёновича, – он криво усмехнулся. – В масонских ложах не состою, в заговорах не участвую.

– А хотелось бы? – я продолжал разглядывать его.

– Так не предлагали, ваше величество, – он развёл руками. – Наверное, слишком маленькая я сошка, чтобы и масоны, и заговорщики на меня внимание обратили. Правда, вы вот, ваше величество, обратили, но я не понимаю почему. Я всего лишь преподаватель математики, – добавил он и замолчал.

– Не только, Семён Емельянович. Вы ещё и механик, а также разбираетесь в строительстве дорог и сводов, – я смотрел на него в упор. В кабинет проскользнул Сперанский и сел чуть сбоку. Понятно, Илья пришёл, и Михаил смог оставить приёмную, чтобы присутствовать при этом разговоре. Я же смотрел только на Гурьева, давая ему понять, что в данный момент только он интересует меня в качестве собеседника.

– Да, но я не думаю…

– Граф Воронцов сделал мне неоценимый подарок: он прислал сюда, в Тверь бумажную машину и её создателя, а ещё он упомянул вас в своём письме. Просто коротко обозначил, что вы изучали в Англии гидравлику и свойства пара. И что вы учились вместе с Ричардом Тревитиком. Тем самым, что самоходную паровую повозку не так давно запустил и пару патентов получил.

– А почему граф Воронцов писал вам про меня и Тревитика? – настороженно спросил Гурьев.

– Честно? Я просил его потихоньку узнать, можно ли инженера Тревитика подкупить, чтобы он вместе со своими патентами переехал в Петербург. Но чуда не произошло, Ричард оказался патриотом. Такое тоже среди людей встречается, – я улыбнулся, увидев ошарашенный взгляд Гурьева.

– Вас интересуют паровые машины? – спросил наконец сидящий передо мной учёный.

– Да, интересуют. Но больше меня интересуют дороги. Я по городу не смог пройти, чтобы ноги не замочить. И это при том, что я был в сапогах. Но паровые машины меня тоже очень интересуют.

– Я не изучал паровых машин, – покачал головой Гурьев. – Тревитик пытался разобраться с ними сам. У него получилось, можно сказать, что он гений.

– Вы были в хороших отношениях? То есть, вы можете ему написать и попросить совета, потому что в своих изысканиях зашли в тупик? – спросил я деловито.

– Я могу ему написать, но я не уверен, что он мне ответит…

– Пишите, – я придвинул ему лист бумаги и чернильницу с пером. – Побольше лести и восхищения его гением. Я не знаю ни одного учёного, которому это было бы неприятно.

– А что потом? – Гурьев взял в руки перо и вертел его, глядя на меня.

– Потом мы увезём письмо, у нас как раз оказия случилась, и будем ждать. А пока мы будем ждать, вы поможете Кулибину модернизировать бумажную машину и поможете губернатору и его заместителю сделать дороги хотя бы в городе. Ну а дальше всё будет зависеть от ответа Тревитика. Миша, проследи, чтобы всё было оформлено, как полагается.

Я встал из-за стола и направился к выходу из кабинета.

– Ваше величество, когда прибудут господа Мертенс и Ушаков, мне оставить их ждать в приёмной? – спросил Сперанский, поднимаясь. Гурьев уже давно вскочил, когда заметил, что я ухожу.

– Нет, пригласи их в гостиную, – ответил я, выходя из кабинета. Надеюсь, скоро этот проклятый дождь закончится, и мы сможем уже поехать дальше.

Я стремительно вошёл в приёмную. При моём появлении вскочили Сперанский и несчастный Мертенс. Заметив, что сегодня он был без Ушакова, я только усмехнулся. Не глядя на осунувшегося губернатора, я прошёл ко входу в кабинет, кивнув на ходу Сперанскому. Михаил тут же сорвался за мной, а Мертенс сел с обречённым видом на место, приготовившись ждать столько, сколько потребуется.

– Сегодня уже второй день, как нет дождя, ваше величество, – сказал Сперанский, остановившись перед столом, хотя я не собирался пока за него садиться.

– Где Скворцов? – спросил я, пройдя по кабинету и поворачиваясь лицом к Михаилу.

– Готовит вам кофе, ваше величество, – невозмутимо ответил Сперанский. – Вам он нужен немедленно?

– Нет, я просто уточнил. Да, если сегодня погода простоит без дождя, то завтра с утра выдвигаемся, – сказал я и подошёл к окну. Мне на лицо упал солнечный лучик, который сразу начал немного припекать, падая на кожу через стекло.

– Пригласить Василия Фёдоровича? Он уже час и двадцать две минуты ожидает, когда ваше величество его примет.

– Объясни мне, Миша, в чём смысл прийти сюда ни свет ни заря и долго ждать в приёмной, если всем давно известно, что с восьми до девяти утра у меня завтрак с семьёй? – Я потёр переносицу. Где этот Скворцов с кофе? Я ничего не соображаю с утра, да ещё и настроение ни к чёрту.

– Людей порой бывает очень сложно понять, ваше величество, – ответил Сперанский. – Лично мне не жалко, пускай в приёмной ожидают, стулья, поди, не просидят. Но когда их много, это начинает создавать определённые неудобства.

– Кто сегодня ещё должен прийти? – довольно резко спросил я.

– Так Ермолов Алексей Петрович как ошпаренный прискакал, – развёл руками Сперанский.

– И почему он так долго до меня добирался аж из самой Костромы?! – так, Саша, возьми себя в руки. Если ты продолжишь кидаться на людей, то ничего хорошего из этого точно не выйдет.

– Я уже послал запрос Костромскому губернатору, – сразу же ответил Сперанский. – Как удалось выяснить, приказ о помиловании Алексея Петровича не сразу передали ему. Долгое время его передавали из рук в руки в канцелярии при губернаторе. И только когда пакет попал к Кочетову Николю Ивановичу, его передали уже Ермолову.

– Почему мне не доложили? – я продолжал смотреть в окно.

– Я выяснял подробности длительного отсутствия Алексея Петровича и не стал вас беспокоить заранее.

– Миша, что за бардак творится у Кочетова? – я развернулся к нему, пристально глядя в глаза.

– Разрешите говорить начистоту, ваше величество? – Сперанский спокойно выдержал мой взгляд.

– Я тебя на эту должность назначил и за твою прямолинейность в том числе, – ответил я. – Так что с Кочетовым?

– Он не годится для этой должности, – прямо ответил Сперанский. – За него хлопотала Дашкова Екатерина Романовна перед вашей августейшей бабкой. Дашкова являлась двоюродной сестрой жены Кочетова поэтому и составила протекцию. Вот только у Николая Ивановича нет порядка ни в семейной жизни, ни в губернии. В то время, как его законная жена с детьми прозябает на правах бедной родственницы у тех же Дашковых, он в открытую живёт с женой городничего и уже прижил от неё сына.

– Как же мне надоел уже этот вертеп, кто бы знал! – я закрыл глаза и с силой потёр переносицу. – Готовь приказ от отстранения Кочетова от должности. И в личном письме посоветуй ему наладить отношения с семьёй, или же я сам буду настаивать на его разводе с женой и хлопотать за отчуждение в её пользу половины его имущества.

– Слушаюсь, ваше величество, – Сперанский склонил голову. – И ещё. Я передал документы, подтверждающие халатность Костромского губернатора Александру Семёновичу. Теперь пускай Макаров разбирается, что это, действительно простая халатность или злой умысел. Полагаю, когда появятся результаты, Александр Семёнович доложит вашему величеству о них.

Ну что же, он всё сделал правильно. Если я начну вникать в каждое движение своих подчинённых, то скоро свихнусь. Так что разумную инициативу можно было и поддержать.

– Что с врачом? Ты нашёл врача? – я открыл глаза. Моё настроение было связано ещё и с тем, что Лизе с утра было нехорошо. Но не только моя жена жаловалась на колики в животе и горечь во рту. Екатерина и даже моя матушка тоже выглядели немного бледными и сказали, что им дурно. Я приказал проверить всю еду, но вроде бы никаких ядов не обнаружили. Вот только полноценно проверить на яд все продукты было невозможно, и мне оставалось только зубами скрипеть.