– На короля Георга покушались? – Лиза прижала руку ко рту. – Это ужасно!

– Да, почти в то же время, как моего отца хватил удар, только год назад, – я задумчиво посмотрел на неё. – И бывают же такие совпадения!

– Это чудовищно на самом деле, – Лиза встала, набросила на обнажённые плечи шёлковую шаль и прошлась по комнате.

– Да, чудовищно, – я быстро подошёл к ней и поднёс её руки к губам. – Лизонька, мне срочно нужно уйти. Соболезнования Георгу это действительно очень важно.

Не дожидаясь ответа, я вышел из гостиной. Сидевший в приёмной Сперанский вскочил на ноги, как только меня заметил.

– За мной, – на ходу кивнул я ему, направляясь в комнату, заменившую мне кабинет. Сперанский схватил со стола свою, ставшую уже неизменной, папку и поспешил следом. Как только мы оказались в кабинете, я повернулся к нему. – Что ты слышал и знаешь о короле Георге?

– Эм, – Сперанский явно растерялся.

– Миша, мне нужно сравнить наши знания, чтобы подумать о своих дальнейших действиях, – терпеливо заметил я.

– Он болен, – осторожно произнёс Сперанский. – Король безумен, но его безумие пытаются скрыть.

– А ещё в него стреляли в театре. Я задумчиво потёр подбородок: – Что за мания у убийц стрелять в театрах?

– О чём вы говорите, ваше величество? – переспросил Сперанский.

– Так, ни о чём, просто мысли вслух. Я снова задумался, а потом задал очередной вопрос:. – В короля Георга стреляли в результате заговора?

– Нет, насколько всем известно, нет, – покачал головой Сперанский. – Какой-то сошедший с ума солдат, возомнивший себя новым мессией.

– Как удобно, – я подошёл к окну, глядя на дождь. – Только наши идиоты сами бросаются под пули, ну, или в императорские спальни. Варвары, что с нас взять. В цивилизованных странах всегда найдётся сумасшедший, слышащий голоса, нашёптывающие ему всякое. И что, принц Уэльский совсем ни при чём?

– Нет, ваше величество, – Сперанский позволил себе улыбнуться. – Принц Георг очень переживает за отца.

– Он хороший сын, – я кивнул и направился к столу. – Я так и напишу его величеству, что рад за него. У него такой заботливый сын, который никогда не воспользовался бы безумцем, чтобы освободить себе дорогу к трону. Это будет после соболезнований насчёт гибели лорда Уитворта. И напоследок пожелаю больше уделять внимание безопасности. В жизни-то всякое может произойти. Цезаря вон, в Сенате убили.

– Зачем вам это письмо, ваше величество? – нахмурился Сперанский.

– Скоро осень, – ответил я ему и улыбнулся. – И правительство возглавляет Аддингтон, а не Питт. Таким случаем грех не воспользоваться, просто грех. Я себе никогда этого не прощу, если сейчас не… не посочувствую королю Георгу. Надеюсь, Наполеон тоже воспользуется случаем, иначе я начну плохо о нём думать, – добавил я задумчиво.

– Корсиканец никогда не победит Англию, – уверенно ответил мне Сперанский, хотя я его ни о чём подобном не спрашивал. – Я не понимаю, при чём здесь осень, и каким случаем должен воспользоваться Бонапарт? Но он не победит Георга. Особенно в море.

– Конечно не победит, – я пожал плечами. – Но они могут очень серьёзно ослабить друг друга. Всё ведь зависит от точки зрения, с какой стороны смотреть на их грызню.

– И какова же ваша точка зрения? – Сперанский потёр лоб. Я его ставил иной раз в тупик, зато он быстро излечивался от своих излишне либеральных взглядов. Скоро можно будет его усаживать за проекты кое-каких реформ. Но пока рано.

– А я здесь при чём? – посмотрев на него удивлённо, я принялся доставать письменные принадлежности. Писать нужно будет по-французски. И писать королю я обязан исключительно собственноручно. Это вопрос статуса и этикета. Достав ножик, принялся затачивать перо. – Я всего лишь пришлю письмо с соболезнованиями моему царственному собрату. Лорд Уитворт… – я покачал головой. – Это такая потеря для всех нас! Да, сообщи Ольге Александровне Жеребцовой о трагической гибели её любовника, – добавил я довольно небрежно. – Можешь идти.

Сперанский ничего не сказал, только наклонил голову в поклоне и вышел из кабинета. Я же придвинул к себе лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Главное не переборщить. Скоро осень, плюс хронический стресс… Работа короля не такая уж и лёгкая, как кажется. Лёгкая паранойя немного обострится, а там и новое покушение может произойти. Мало ли по улицам Лондона бродит сумасшедших! Лорда Уитворта, вон, как свинью прирезали. Ужас просто! Никто даже не удивится, если крыша у его величества на фоне таких потрясений снова протечёт.

Вот только сейчас у его паранойи будет вполне понятный ориентир – его старший сын, герцог Уэльский. А возглавляющий правительство Аддингтон никогда не пропустит билль о признании короля недееспособным. Потому что это будет означать конец его политической карьере. Эх, жаль, попкорн пока не придумали. Я с удовольствием понаблюдаю за этим небольшим междоусобчиком. Главное – найти сейчас правильные слова, чтобы убедить Георга в том, что сын хочет его убить.

Я поставил точку и посыпал письмо песком, когда дверь приоткрылась. Вошёл Сперанский, хмуро поглядывающий на моё письмо. Он не понимал, что это всё значит, но ему и не надо. Если уже Сперанский чего-то не понимает, то до остальных точно не дойдёт. Михаил ждал, когда я запечатаю письмо и приложу к сургучу печать.

– Можешь отослать, – я протянул ему письмо. Сперанский забрал его, но уходить не спешил. – Что у тебя, Миша?

– Вы распорядились найти и доставить к вам Гурьева Семёна Емельяновича, ваше величество, – сразу же ответил секретарь. – Он прибыл в Тверь, и я позволил себе назначить ему встречу. Всё равно идёт дождь, и…

– Гурьев, Гурьев… – проговорил я, пытаясь вспомнить, на кой ляд я требовал себе какого-то Гурьева. – А, вспомнил! Когда должен явиться наш уважаемый губернатор со своим не менее уважаемым замом?

– Через два часа, ваше величество, – спокойно ответил Сперанский.

– Очень хорошо, давай тогда поговорим с господином Гурьевым, раз он нагнал нас здесь, в Твери. Сперанский наклонил голову и уже собирался выйти, но я остановил его: – Миша, найди мне русского врача, если это вообще возможно сделать.

– Хорошо, ваше величество, я постараюсь сделать это в кратчайшие сроки, – он замялся. – Я распоряжусь приготовить вам перекусить?

– Зачем? – теперь я удивлённо смотрел на него.

– Вы очень мало едите, ваше величество. Мы все начинаем беспокоиться. И это ваше поручение насчёт врача…

– Миша, я здоров, – перебил я Сперанского. – И ем я достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо.

– Вам уже перешили все ваши мундиры, ваше величество, – выпалил Сперанский. Я же медленно окинул его пристальным взглядом, и он заткнулся. На себя бы посмотрел. Да, я похудел, и мне это нравится. Лицо слегка вытянулось, появились подбородок и скулы, и я перестал быть похожим на жертву фастфуда. Вот только мой теперешний облик с канонами красоты перестал совпадать. Дамы если и бросали на меня томные взгляды, то потому, что я император, а не потому, что такой весь из себя красавец. Ну так меня потенциальные любовницы пока не интересуют, у меня жена – весьма горячая штучка.

– Миша, иди уже выполняй поручение. И зови Гурьева.

Сперанский вышел, поджав губы. Даже его прямая спина выражала неодобрение. Ничего, привыкнет. А этому телу даже привыкать не пришлось. Жрал Сашка, похоже, гораздо больше, чем ему было необходимо. И только верховая езда да и вообще довольно высокая физическая активность не дали ему растолстеть. Но его круглое лицо мне всё равно не нравилось. И мне было плевать, что за столом все присутствующие на меня косятся, а повар рвёт на голове последние волосы. Я не буду есть и даже пробовать блюда, которые не хочу.

Открывшаяся дверь прервала мои рассуждения. В кабинет вошёл высокий мужчина, ещё не старый, но с большими залысинами на голове. А ещё он заметно нервничал.

– Семён Емельянович, не нужно так волноваться. Проходите, присаживайтесь. Я всего-то задам вам пару вопросов и не отдам Макарову, чтобы тот утащил вас в Петропавловскую крепость. Тем более что Александра Семёновича здесь нет.