Литмир - Электронная Библиотека

Алекс Ключевской (Лёха), О.Шеллина (shellina)

Александр. Том 2

Глава 1

Карету качнуло, и мне пришлось ухватиться за край сиденья, чтобы не свалиться на пол. Сидевший напротив меня пожилой мужчина не сдержался и выругался сквозь зубы. Но как более опытному путешественнику, привыкшему путешествовать именно в экипажах, держать равновесие в качающейся карете ему удавалось куда лучше, чем мне.

– Дороги – это вечный бич нашей необъятной страны, – проговорил я, выпрямляясь. – Но ради бога, не до такой же степени! Если дорога, соединяющая две столицы, находится в таком жутком состоянии, то что можно говорить о других?

– Почему вы спрашиваете это у меня, ваше величество? – Васильев, с которым я делил сейчас карету, подтащил к себе трость и опёрся на неё обеими руками, чтобы хоть так обрести равновесие в раскачивающемся экипаже.

– Потому что, Алексей Иванович, передо мной сидите вы, – любезно пояснил я, мерзко улыбнувшись. – Если бы я ехал в одной карете, ну, к примеру, с Макаровым, то спросил бы у него.

– Мне вообще не очень понятно, почему вы решили проехаться в карете, ваше величество, – он тяжело вздохнул и положил подбородок на лежащие на трости руки. – В вашем возрасте можно всю дорогу провести в седле. Погода стоит волшебная, тепло, солнышко на небе…

– Пыль и невозможность выяснить очень важные для меня вещи, – перебил я его. – Такие, как, например, плохое состояние дорог.

– Вот только я не смогу ответить вам на этот вопрос, ваше величество, – Васильев улыбнулся краешком губ. Он меня не боялся. Похоже, считал, что уже отбоялся своё. – Дороги никогда не входили в мои компетенции.

– Да, это точно, – я задумчиво посмотрел в окно кареты. Мы ехали мимо какого-то поля, засеянного то ли рожью, то ли пшеницей, я не слишком хорошо разбираюсь во всех этих злаковых. Нет, гречиху от кукурузы точно отличу, но вот эти колосья, да ещё проезжая мимо них в карете, ой, вряд ли. – Это рожь, или пшеница? – спросил я у Васильева, который никак не мог понять, что мне от него надо.

– Это рожь, ваше величество, – взглянув в окно, ответил бывший казначей, уволенный Павлом Петровичем с должности.

– Вы уверены? – я продолжал внимательно на него смотреть, и от этого ему было явно не по себе.

– Конечно, ваше величество, – он ответил мне удивлённым взглядом. – Смотрите, какие длинные волосины на колосе, а сам колосок изящный, словно девичий стан.

– Да вы ещё и поэт, Алексей Иванович, – я снова бросил взгляд в окно. – Почему вас уволили со всех должностей? Я не знаю деталей. Отец не делился со мной мотивами многих своих поступков, – я не стал добавлять, что часть этих поступков была, мягко говоря, странной, а часть и вовсе дурацкой.

– Мы не сошлись во мнениях с графом Кутайсовым, – довольно осторожно после почти минутного молчания ответил Васильев. – А Павел Петрович был скор на выводы.

– Понятно, – я смотрел в окно. Поле закончилось, и теперь мы ехали мимо довольно живописной берёзовой рощи. – Сколько на сегодняшний день у Российской империи долгов?

– Порядка пятидесяти пяти миллионов серебра, – практически сразу ответил Васильев. – Это только долг в иностранных банках, ваше величество. Сколько сейчас составляет долг государства, я не знаю. Он постоянно рос. Павел Петрович даже хотел пойти на безумный шаг и убрать из обращения ассигнации. Заменить их серебром и выплатить долги хотя бы иностранным банкам.

– Он не смог бы сделать это безболезненно, – довольно равнодушно заметил я, пытаясь осознать размер дыры в бюджете.

– Павел Петрович и не смог, – осторожно заметил бывший казначей. – Ассигнаций было в ходу на сто пятьдесят – сто шестьдесят миллионов рублей. Точно не скажу, но примерно вот так.

– У вас был план, как погасить хотя бы внешний долг? – резко спросил я, поворачиваясь к нему лицом.

– Если только всё серебро пускать на погашение, а недостаток компенсировать выпуском новых ассигнаций, – он развёл руками.

– Этого нельзя делать, – я покачал головой. – У нас практически нечем обеспечить стоимость наших ассигнаций.

Начинала болеть голова, а тряска вызывала только одно желание: вылезти уже наконец из кареты. Не знаю, есть ли сейчас уже понятие инфляции, и совершенно не помню, было ли нечто похожее в Российской империи в это время, но проводить такой эксперимент мне не хочется. – Вот что, приготовьте мне развёрнутый доклад о налоговом бремени, пошлинах, в общем, обо всём, что приносит доход казне. А также укажите все основные статьи расходов. Мне нужно понять, как обстоят дела, но никто не может дать мне чёткого ответа.

– Вы поэтому вызвали меня, ваше величество? Да ещё и позволили ехать в вашем поезде до Москвы? – спросил Васильев. Похоже, он действительно ничего уже не боится. И ссора с Кутайсовым это только подтверждает.

– А вы против такого положения дел, Алексей Иванович? – вообще-то я не разрешал ему ехать со мной, а приказал занять место в кортеже. Но если сам Васильев так ставит вопрос, то я не против, пускай будет высочайшее позволение.

– Нет, не против, – Васильев покачал головой. – Но мне непонятно, где сейчас находятся ваши близкие друзья? Почему-то никто так и не увидел Витьку Кочубея в вашей свите, – проворчал он.

– Они все заняты, – я натянуто улыбнулся. – Мы все России верные сыны и служим ей, где бы ни находились, – добавил патетично, только руку к сердцу не прижал.

Ну не буду же я ему объяснять, что ещё до казни особо отличившихся в заговоре я начал получать письма от тех самых дружков сердешных Сашкиных. Сперанский не знал, что с ними делать и приносил нераспечатанными, чтобы я сам уже решал. Было там и письмо от упомянутого Кочубея из Дрездена. В своё время Павел очень грамотно лишил старшего сына приятелей, отослав их, в основном, по заграницам. И теперь они все начали рваться на родину. Хоть соболезнования в самом начале вписать не забыли и то хлеб.

Я долго думал, что с ними делать, но так ничего и не решил. Всё равно все, кто сейчас за границей, к коронации обязаны будут вернуться. Там и посмотрим, может, среди этих товарищей кто-то умный затесался. Что-то понять о них по Сашкиному дневнику было невозможно. Он почти никогда не оценивал людей по каким-то профессиональным навыкам. Всё было на уровне понравился – не понравился. Ну, может, ещё возможно, у некоторых с ним совпадали взгляды. В любом случае, нужно хотя бы поговорить с ними, чтобы какое-то мнение составить.

Дорога тем временем стала ровнее, и нас уже не болтало в карете, как нечто малоаппетитное в проруби. Молчание затягивалось, и тогда Васильев, тяжело вздохнув, спросил: – Я буду восстановлен в своих должностях?

– Не во всех, – покачав головой, я резко стукнул в стену кареты кулаком. Кони сразу же начали замедлять шаг. – Пока только в качестве казначея. После коронации я вернусь к этим вопросам. Но доклад о текущих проблемах я жду в ближайшие дни.

– Но я могу сообщить, как обстояли дела только до моей отставки, – напомнил мне Васильев.

– Этого будет достаточно. Я не думаю, что за то время, пока вы были отстранены, что-то существенно изменилось. – Карета остановилась, качнувшись в последний раз, и дверь начала открываться.

– Разрешите задать ещё один вопрос, ваше величество? – Я уже начал подниматься, чтобы выйти, но всё же посмотрел на него и кивнул в знак согласия.

– Задавайте, Алексей Иванович.

– Казнённые господа во главе с Петром Паленом действительно виноваты в том, в чём их обвиняли? – он спросил это на редкость спокойно, словно об урожае свеклы интересовался.

– Да, – также спокойно ответил я. – Эти мерзавцы оказались продажными шкурами и продали родину. Надо сказать, сумма была приличная, они явно не продешевили.

– Я предоставлю вам доклад, ваше величество, как только мы прибудем в Москву, – Васильев сказал это, слегка улыбнувшись. Я так и не понял, зачем он вообще задал мне этот вопрос. Что на самом деле хотел увидеть и увидел ли?

1
{"b":"932141","o":1}