До сих пор мне было легко

Уходить, не прощаясь.

Одиночество – это такое

Странное счастье.

Да, именно этот текст Крис сочинила совсем недавно, разъезжая в автобусе между домом и институтом. Он немного печальный. Зато про Питер, что и требуется комиссии. Что поделать, если все тексты про Петербург немного печальные.

Может, это не нужно,

Но когда тебе грустно,

Иногда вспоминай меня…

«Вот хотя бы сегодня», – добавила Маша в текстовом сообщении.

Дело в том, что эту песню они придумывали прямо в чате. И репетировали тоже. Они еще ни разу не играли ее вживую.

«Про кого эта песня? – спросил Макс, когда услышал. – Кто главный герой?»

«Там нет героя, – сказала Крис. – Хочешь, ты будешь?»

Ее брат повторил про себя несколько строчек.

«Хочу», – сказал он.

И вот сейчас серьезные мужчины в шестом ряду перешептываются. Возможно, их волнует тот же вопрос. Кто герой?

Последний припев Маша повторяет дважды: в минусовке записано два лишних квадрата про запас. Последние строчки она поет, опустив голову. Это похоже на слепое прослушивание на «Голосе», когда к певцу не обернулся никто из жюри, и он уже готов впасть в отчаяние – и так до самой последней секунды, когда кто-то может еще хлопнуть ладошкой по красной кнопке!

Но по виду членов комиссии нельзя понять ровным счетом ничего.

Номер близится к финалу, когда голубоглазый аккордеонист вдруг выступает вперед и жмет на свои клавиши. И откуда что взялось? Пронзительная тема как будто украдена из старого французского фильма, только такого фильма, который никто никогда не снимал. Этот парень доигрывает мелодию примерно до середины и вдруг замирает на субдоминанте. Словно пугается собственной смелости.

Песня кончилась. И мечта кончилась. Ему тоже ничего не светит. Ни одной, даже самой крохотной звездочки.

Но Машка и Крис оглядываются на него и улыбаются. Крис тянет большой палец вверх. Это «лайк».

Как мало надо музыканту для счастья!

Но в шестом ряду трое серьезных мужчин поднимаются со своих мест. Стоят с каменными лицами. Пехтерев смотрит на часы. «Молодость» давно превысила регламент.

Машка снимает маску и роняет на пол. Ей тяжело дышать.

– Спасибо, – говорит она в микрофон. – Извините. Мы, наверно, пойдем.

Господин Пехтерев видит ее лицо. Его брови ползут наверх. Двое других косятся на него и все еще не понимают.

И тут он не спеша начинает аплодировать: хлоп, хлоп, хлоп. В пустом зале эти хлопки отдаются звонким эхом, как в пещере.

– Вынужден вас поздравить, – говорит он. – Программа в целом принята. Можете исполнять на концертах. Хотите в масках, хотите без. Детали внешности мы не обсуждаем.

Филипп Филиппыч подходит ближе. На ходу он вытирает пот белым платочком.

– Кроме последней авторской композиции, – говорит Пехтерев. – Она не нужна. Давайте договоримся, что мы ее больше не услышим.

– Почему?

– Вы правда не понимаете?

Фил приглаживает волосы.

– Н-ну… по-моему, это по-своему неплохо. Свежо. Талантливо.

– Вот именно поэтому. Из-за этих свежих талантов мы с вами когда-нибудь останемся без работы. Но вы – раньше, чем я. Надеюсь, я донес до вас свою мысль?

– В полном объеме.

– Вот и славно. Вечером обсудим нюансы. А пока что отпускайте ребят по домам. Пусть отдыхают. Валенки штопают. Поплясать еще придется, и не раз. Кстати, – говорит он тише, – напомните, как зовут ту рыженькую?

– Крис. Кристина Кляйн.

– Интересно. В смысле, гитара интересно звучит. И эта, вторая… замаскированная… тоже ничего. Одолжите на корпоративчик в Репино?

Фил молчит.

– Да шучу я, шучу, Филипп Филиппович, успокойтесь, – тихо смеется его собеседник. – Какое там Репино. Какие девочки. Вот лет двадцать назад – это да… Помните опен-эйры на фортах? Как со спонсорами эффективно работали? Туборги-хренуборги… помните?

Фил прозрачно улыбается.

– Вот и правильно, что забыли. Теперь нам с вами о других вещах надо думать. Как вот эти юные таланты поддержать. И удержать. Чтоб они… лыжи не навострили куда не надо. Согласны со мной?

– Это важнейшая задача, – кивает Филипп Филиппович.

Господин Пехтерев мягко берет его за локоть:

– Вот и решайте.

За сценой бедный Серега догоняет Машу и Крис. Аккордеон он кое-как закинул за спину.

– Девчонки, не уходите, – зовет он. – Меня подождите.

Солистки оборачиваются.

– Не уходите, – повторяет он. – Я ведь знаю, вы все равно когда-нибудь сбежите… из нашего цирка. Но я чего хочу сказать? Если вы уйдете, то я с вами.

Крис неожиданно смеется.

– Слышал сказку про Бременских музыкантов? Там все звери один за другим просились к Трубадуру в группу. Ну, или что-то вроде.

– К трубадурищам, – поправляет Маша. Под маской не видно, смеется она или нет.

Крис пихает ее в бок:

– Сама такая.

Серега улыбается тоже. Поправляет ремень. Его «Вельтмайстер» должен знать немецкие сказки.

Инструмент негромко вздыхает. Кажется, он не против.

– Может, я и осел, конечно, – говорит Серега. – Ну, или кто там. Мне все равно. Я хочу с вами играть.

Его красная шелковая рубаха под мышками промокла от пота. Ну да, аккордеон тяжелый. Гитара в кейсе – тоже. Они почти что братья по оружию.

Крис медленно проводит пальцем по его мокрой груди в разрезе рубашки. Серега похож на поэта Есенина, прямо один в один.

– Сережка, – говорит Крис. – Ну вот куда тебе к нам? Ты не понял, что комиссия сказала? Наши с Машкой песни нельзя исполнять. Можно только «Валенки».

– Значит, я все же осел. Но я только ваши и хочу исполнять. Если там все такие, как эта сегодняшняя. Если надо, я могу даже на улице играть… Зимой – в теплой трубе у Гостинки… ну, в подземном переходе, знаете?

– А иначе язычки отмерзают?

Серега краснеет. Ну почему же я такой дурак, думает он. Один раз скажешь глупость, всю жизнь будут вспоминать.

– Не обижайся, – успокаивает его Крис. – Ты на самом деле умную вещь сказал. Давайте и правда как-нибудь замутим уличный концерт? Возьмем на точке комбик. Максу купим кахон, чтоб ритм был. Потренируемся вживую играть. Многие начинали на улицах, даже в Европе. Annen-May-Kantereit, слышали про таких? Потом стадионы собирали.

– А чего, я хоть завтра готов, – говорит Серега.

– Я слышала, в Питере для этого разрешение нужно, – говорит Маша.

Крис усмехается. Откидывает челку.

– Спорим, мы его получим, – цедит она сквозь зубы. – Мне понадобится только телефон… господина Пехтерева.

Играть решили у «Черной речки». Перед станцией метро довольно широкая площадка, вымощенная плиткой, павильон с кофе и пирожками, подземный переход и автобусная остановка. Иногда грохочут трамваи, скатываясь с моста, но это только добавляет мистики, особенно если потом слушать запись в наушниках.

Полиция здесь не самая злая. Она еще больше добреет, когда ей покажешь бумагу от Комитета по культуре в прозрачном файлике.

На заднем плане – розовый особняк с башнями. В старом фильме про Шерлока Холмса он выглядел жутко и угрожающе. А сейчас в нем торговый центр и какая-то пекарня.

Аппаратуру привезли на такси. Взяли два комбика и тяжелый аккумулятор к ним, стойки с микрофонами, деревянный ящик-кахон и табуретку для аккордеониста.

Расставили все это в сторонке от метро, но так, чтобы не сильно выпадать из трафика. Когда пешеходам приходится обходить музыкантов, они злятся и не донатят. Но когда стоишь слишком далеко, никто к тебе и не подойдет. Поэтому лучше разместиться посерединке, на открытом месте, чтобы всем было видно, и чтобы не мешало эхо от соседних зданий.

К комбику прилепили стикер с названием группы: