Баба Люба вскинулась, собираясь что-то сказать, но внезапно передумала. Сжав губы, она нервно потерла руки.

Отлично. Надо дожимать.

– Вероятно, вам неинтересно, но на всякий случай скажу: беженцы они. Война – жуткая вещь. Близких людей, жилье потеряли. Ничего на родине не осталось. Надеялись в столице новую жизнь начать, а на вокзале их обокрали: все сбережения и документы стащили. Я обещала помочь. Они поначалу не поверили. Чужие, мол, люди, зачем, говорят, вам наши проблемы? Объяснила, что русские своих в беде не бросают. А вы… – расстроенно махнула рукой и принялась рассматривать потолок, словно сдерживая слезы.

– Из Чечни, поди, удрали, – пробормотала соседка.

Вот и замечательно. Толпа моих «гостей» удачно легализована. Любовь Степановна остальное сама додумает и за истину соседям выдаст.

Кстати, а как там князь?

Украдкой глянула на Гоева: тот вместе с зомби так же стоял на лестнице. Он, конечно же, слышал весь разговор. Надеюсь, понял все правильно и подыграет.

– Али, что же вы задерживаетесь? – позвала с мягким укором. – Ваши уже в квартире.

Баба Люба КГБ круто развернулась и бесцеремонно уставилась на горца. Тот моментально потупился, изображая смущение.

Пряча усмешку, я указала на нужную дверь, тоном гостеприимной хозяйки пригласила:

– Вы не стесняйтесь, проходите, пожалуйста, – и повторила фразу наставницы: – В тесноте да не в обиде.

Князь похлопал длинными пушистыми ресницами, улыбнулся Любови Степановне. А после потрепал пса по загривку и заявил:

– Вы безгранично добрый человек, Ольга. И я, и мои братья искренне благодарны вам за то, что не прошли мимо, протянули руку помощи. Но будет правильнее, если мы с парнями переночуем на улице, – Гоев нахмурился. – Четырнадцать человек в одной квартире – это чересчур. А нас еще и восемь взрослых мужчин. Ваша репутация не должна пострадать. Даже самый чистый душой человек может подумать про вас плохо.

Смутно догадываясь, что затеял этот безумец, я с возмущением произнесла:

– Али, ну о чем вы?! Мы же не в глухой деревушке! В большом городе нравы совсем другие.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Пребывание в вашем доме посторонних мужчин вызовет кривотолки среди соседей. Вы согласны со мной, уважаемая?..

– Любовь Степановна, – величаво представилась моя соседушка.

– Али Павлович Гоев. Рад знакомству, – стоящий на ступеньке князь с непередаваемой грацией поклонился.

– Взаимно, – пожилая кокетка заправила прядку волос за ухо, стрельнула в красавца глазками. – Я прекрасно понимаю, о чем вы, – заявила важно. – А вот ваша юная спасительница… – она неодобрительно цокнула языком и с пафосом воскликнула: – Оля, о чем ты только думаешь?! Не бездомных ведь котят подобрала! Девочка ты добрая, но злые языки же без костей: коль болтать начнут, не остановишь! И горцы-то все как на подбор – высокие, плечистые. Того и гляди наши доброхоты тебя падшей обзовут!

– Вот поэтому, Ольга, я не могу принять ваше щедрое предложение, – вставил Али, поправляя на плече лямку сумки. – Я – мужчина, и в первую очередь обязан заботиться не о своем комфорте, а о вашей репутации.

Бабулька довольно кивнула, а я не сдержала огорченного вздоха. Али разыгрывает свою партию, и придется ему помогать.

– Во-первых, на улице холодно, а во-вторых, вас милиция арестует, – я скрестила руки на груди. – Мало того что в вонючей тюрьме просидите суток пятнадцать, так еще и женщин ваших туда же заберут. Своим благородством лишь хуже сделаете близким. А без моей помощи и паспорта сто лет восстанавливать будете. – Гоев непреклонно покачал головой. – Любовь Степановна, ну хоть вы скажите этому упрямцу! Без денег, без документов, еще и в чужом городе жить на улице, и все из-за пресловутых правил приличия!

– Оба вы неправы. По-другому действовать надо, – величественно вынесла вердикт баба Люба. – Али, вы ступайте с Олькой к ней домой. А я схожу к соседке и вернусь, – она загадочно улыбнулась и с деловитым видом пошла наверх.

Я посмотрела на Али, постучала себя по лбу и развела руками. В ответ горец озорно подмигнул, приложил указательный палец к губам. Затем взял меня под локоток и увлек в квартиру. Зомби скользнул внутрь следом.

Я закрыла дверь и шагнула в крохотный коридорчик. Тут же споткнулась об один из многочисленных баулов, но князь не дал упасть, ловко меня поймал. На мгновение прижал к груди.

– Вспомни лучик – вот и солнышко, – шепнул едва слышно, отстранился и ровным тоном произнес: – Скорее всего, эта деятельная дама побежала договариваться о постое для нас, красивых, – он усмехнулся, – с одинокой старушкой. Не сердись. Нам действительно будет тесно. О том, где дальше жить, подумаем позже. А пока не пришли соседки, пойдем, расскажем легенду о беженцах из Чечни. Заодно и обсудим важные детали.

***

Прижавшись плечом к косяку «большой» комнаты, я задумчиво смотрела на мужчин, которые, сняв куртки, молча сидели на черных баулах и явно старались не делать лишних движений. Из второй, гораздо меньшей комнатушки доносились тихие голоса женщин и хныканье проснувшегося малыша.

Князь прав: здесь нам и правда тесно. Но как жить у соседей? Одна неосторожная фраза – и проблемы обеспечены.

Информацию о том, что в Чечне идет война, и они бежали из Грозного, а их документы украли на вокзале, иномирные гости восприняли с философским спокойствием. Все понимали, что эта легенда шита белыми нитками, однако никто не сказал ни слова против.

К сожалению, ничего другого я предложить не могла: фантазия иссякла. Честно признаться, надеялась на удачу и общеизвестный факт, что горцы – народ суровый, неразговорчивый. Надеюсь, особо любопытные соседушки пару раз наткнутся на стену молчания и не станут дальше пытать.

С женщинами-«беженками» посложнее. Бабульки вполне способны устроить им допрос с пристрастием. Впрочем, уклониться от неудобных вопросов реально: мол, об ужасах войны даже вспоминать жутко. Да и женская часть «переселенцев» в полном составе останется в этой квартире. Уж пять-то женщин как-нибудь разместятся на одной площади.

Чувствуя, насколько тяжелый воздух в помещении, поморщилась. «Ароматы» те еще: в небольшой комнате толпа взрослых мужиков. Надо бы проветрить, что ли.

А где, собственно, баба Люба запропала? Как-то уж слишком долго она с соседками общается. Али ошибся, и у вредной бабки иные планы на моих «беженцев»? Что если гадость замышляет? С нее станется. Ну да посмотрим. А пока нужно делами заниматься – как-то обустраиваться, народ кормить. Вопрос: чем?

Для себя готовить всегда не любила. А еще и три дня дома не была, в командировку ездила. Из продуктов есть лишь соль и зачерствевший хлеб.

Так, хватит изображать истукана. Разберусь.

– Откройте форточку, пожалуйста, – обратилась к сидящему ближе всех к окну мужчине. Тот встал, и через мгновение свежий ветерок всколыхнул занавеску. – Спасибо, – я благодарно кивнула вновь усевшемуся на сумку воину и, за пяток шагов преодолев коридор, вошла в кухню.

Сразу же увидела Кису: зомби застыл статуей рядом с допотопным холодильником. По старой памяти решил расположиться поближе к вкусняшкам? Боюсь, там пусто. Разве что всем известная мышь заглянула и повесилась от тоски.

Погладив пса, с усилием распахнула дверцу холодильника. Усмехнулась. Ни на одной полке мышь не обнаружилась. Значит, мяса не предвидится. А из единственной луковицы даже Луша ничего не сможет приготовить.

Захлопнув дверцу, потянулась к навесному шкафчику. Отодвинув пустые стеклянные банки, достала металлическую коробку. Сняла крышку и облегченно выдохнула: заначка на месте. Я хранила эти деньги на самый-самый черный день. Кто бы знал, что он будет таким?

Вытряхнула сбережения на клеенчатую скатерть. Четыре тысячи пятьсот тридцать рублей. Только вот какие сейчас цены? Сколько стоит хлеб? Рублей десять? А яйца? Средняя зарплата вроде тысячи полторы. Для одного человека накопления неплохие, для четырнадцати – негусто. Завтра еще деньги будут, но надолго ли их хватит? К тому же одним днем жить нельзя. Необходимо срочно делать ребятам документы, адаптировать их в этом мире.