– К сожалению, наша встреча будет короткой, наставник, – почтительно склонив голову, признался наследник, когда они опустились на стулья друг напротив друга.

– Этот поход будет твоим последним, – вымолвил Хэжар в ответ. – Он принесёт тебе и радость и горе. Ты приобретёшь столько, сколько потеряешь.

Прорицатель подтянул к себе один из лежавших на правом краю пустых свитков и, развернув пергамент, обмакнул тонкую кисть в пузырёк с чернилами. Курхо подался вперёд и вгляделся в знаки, которые тонким чёрным узором полукружий и зигзагов начали ложиться на бледно-коричневое полотно.

– Временные линии твоего пути смыкаются в двух местах, – проронил Хэжар. Рука его, казалось, наносила символы безо всяких приказов сознания. – Тебе дважды придётся сделать выбор, – пояснил прорицатель и надолго замолчал.

– Какой выбор? – спросил наследник, когда безмолвие затянулось.

– Между сражением и отступлением, между гордыней и мудростью, – задумчиво, делая паузы между словами, промолвил Хэжар. – Послушай, Курхо, то, что я говорил тебе перед каждым походом: не поступай в приступе гнева. Позволь мыслям вернуть ясность и лишь тогда принимай решение.

Курхо кивнул:

– Я помню ваш завет, наставник.

Проступивший на пергаменте рисунок напоминал ряд знакомых наследнику символов, связанных между собой изящным геометрическим орнаментом: ступней, означавших шаги, крыльев, напоминавших о победе, изображенного контуром песочных часов времени и вписанных друг в друга кругов, символизировавших смерть. Курхо нахмурился. За время обучения у прорицателя он немного научился читать эти знаки.

– Поход продлится много лун, – не то спрашивая, не то утверждая, протянул он. – Мы сделаем тысячи шагов, но наша дорога увенчается победой. Однако… Отчего этот символ стоит в отдалении от других? – поинтересовался он, указав на круг, лёгким штрихом нанесённый отдельно от других.

– Смерти на вашей тропе, – подтвердил его догадку Хэжар. – И одна из них будет гибелью пленника. Случайной гибелью, – всматриваясь в знаки, добавил он.

Курхо кивнул: знак смерти пленника был изображён небрежно, едва ли не прерывающейся линией.

– Я думаю… – в глубокой задумчивости начал наследник.

– И ты прав, – не дал ему договорить прорицатель, словно услышал его мысли. – Эту смерть можно будет избежать. И вот, погляди, – он провёл указательным пальцем по линии, которая вела от этого знака к группе похожих, – она повлечёт за собой другие. Смерти твоих воинов, – уточнил он.

– Как же не допустить этой смерти? – Курхо скрыл волнение.

– Выбор, Курхо, – усмехнулся Хэжар. – Я говорил тебе о выборе. В конечном итоге только твоё решение позволит либо сохранить либо потерять жизни тех, кто служит тебе верой и правдой.

После этих слов наследник ещё недолго посидел с другом, не прерывая взаимного молчания. Каждый думал о своём, но у мыслей было слишком много веса, и оба не желали их озвучивать. Наконец Курхо встал. Уходить он не хотел, однако времени у него было немного.

– Счастлив твой поход, – пожелал прорицатель, прощаясь.

– Мира и знаний! – вернул пожеланием наследник и уверенным шагом устремился к тяжёлых дубовым дверям, ведшим в коридор.

С вершины холма, на который с лёгкостью серны взбежала ХынСаа, открывался прекрасный вид на раскинувшиеся в подножии гор луга. Хрустальной лентой серебрилась в зелени долины пересекавшая её река, седыми пятнами коснулся полотна равнин молодой ковыль, и стекал с гор густыми потоками туман. Девушка вдохнула свежий горный воздух полной грудью и почувствовала острый укол в сердце, вспомнив, что племя уже много недель готовится к нападению лакхов. Она понимала нежелание горцев уходить из этих земель, их возмущение и стремление отбросить войска чужаков при первом же нападении: она чувствовала ту же любовь к горам, что жила в сердце каждого ламарца. Эти места были их колыбелью.

ХынСаа удобнее перехватила суму с ячменными лепешками и сыром и продолжила свой путь к ущелью, где пас многочисленный табун её старший брат БийсХа, почти не возвращавшийся в селение и днями и ночами пропадавший в горах вместе с конями. Если бы не вездесущие ребятишки, бегавшие по склонам и долам, как когда-то в детстве сама ХынСаа, девушка и не знала бы, где искать юношу.

С лёгкостью сбегая по выступу утёса к берегу притока Хий, несшему свои воды с гор в Таргам, ХынСаа заметила коня, который стремительной тенью отделился от табуна и помчался в её сторону. Девушка счастливо улыбнулась при виде любимого питомца: сильный, быстрый и неукротимый, Дикий был грациозным скакуном, не подпускавшим к себе никого, кроме неё. С умными чёрными глазами, лоснившейся шерстью цвета эбенового дерева и белыми носочками на ногах, конь отличался упрямым характером, отпугнувшим от него всех, кроме ХынСаа, и удивительно преданностью, которая обращала его в защитника. Нийсхо не раз замечал, что дочери не нужен иной страж, раз у неё есть такой друг.

– Дикий, Дикий, хороший мой! – заворковала ХынСаа, когда, обежав её несколько раз, конь подбежал и чуть боднул её головой в плечо. – Ты же мой сильный, ты же мой быстрый, – ласково прошептала девушка, обняв Дикого за шею.

– А-а, сайре, счастлив твой приход! – донёсся до неё обрадованный возглас брата.

– Да будет благим твой день, ийре, – улыбнулась ХынСаа, отвлекшись от питомца.

БийсХа спешился, ловко соскользнув с гнедого коня, и, схватив сестру в охапку, закружил под её испуганно-радостное:

– Ай, отпусти, ийре! Пусти, я же боюсь!

– Даа не возвращался? – как ни в чём не бывало спросил брат, опуская её на землю.

Девушка скрыла печаль, вызванную воспоминаниями, и беззаботно ответила:

– Ещё нет. Думаешь, племя Сетт пришлёт своих воинов, чтобы они помогли нам? – с трудом скрывая волнение, подаренное отсутствием новостей, спросила она у юноши.

Занятый содержимым сумы, протянутой ею, БийсХа пожал плечами:

– Мы и сами сможем отразить любую атаку этих гярахов. Не переживай, сайре, – ободряюще улыбнулся он, подняв голову и заметив блеск испуга в глазах сестры, – ты же знаешь, какие смелые у нас мужчины: каждый один против десятка будет сражаться, а не отступит.

– А вдруг их будет слишком много? – прошептала ХынСаа, рассеянно пробегая пальцами по голове стоявшего рядом скакуна.

Её пугали становившаяся всё более осязаемой угроза и страшная мысль, что грядущие битвы могут отнять у неё отца и брата.

– Тогда уйдёте в горы и воспитаете младших воинами, – невозмутимо ответил БийсХа, откусив от лепешки.

Опомнившись, что не угостила брата, как надлежит, девушка поспешно постелила на лужайке близ берега покрывало и разложила на льняной салфетке лепешки, сыр, полоски вяленого мяса и шарики диких яблок. Сбегала к реке и набрала воды в кожаный бурдюк БийсХа, висевший на луке седла. С тёплой улыбкой, забыв о недавних переживаниях, залюбовалась тем, с каким удовольствием брат принялся за трапезу, и присела на валун неподалёку.

– Ийре-е, – с едва заметным лукавством в голосе позвала она, понаблюдав за ним недолго.

БийсХа вскинул голову: этот тон сестры он хорошо знал.

– Не проси меня, сайре, – строго ответил он, проглотив кусок лепешки с сыром. – Даа запретил.

– Ийре-е, – повторила ХынСаа. – Ты же ему не скажешь, ийре? Я недолго, – склонив голову к плечу, попросила она. – Хороший мой, ийре, – ласково добавила девушка.

Брат сокрушенно вздохнул, сдавшись её мягкой настойчивости, – противостоять её просьбам он не мог с тех пор, как она родилась, – и твёрдо потребовал:

– Не смей подниматься на холмы!

– Ты же мой хороший, ийре! – обрадовалась ХынСаа и, вскочив, с лёгкостью и грацией кошки подбежала к Дикому.

Верный скакун склонился, согнув одну ногу в колене и помогая тем не отличавшейся высоким ростом ХынСаа сесть в седло. Девушка посмотрела на брата с нескрываемой радостью и, одними губами прошептав обещание не совершать безрассудных поступков, с силой ударила пятками в бока коня. Дикий с места взял в галоп, вспугнув пасшихся неподалёку кобылиц; наклонив стан к луке, ХынСаа забыла о тревогах и волнениях последних дней, захваченная самым большим удовольствием в своей скромной жизни: эйфории мчаться по Таргаму на быстроногом коне, столь же бесстрашном, как и она.