– Будь любима всеми жаждущими, – сорвалось с губ Дотта воспитанное традициями пожелание. Девушка приняла кудал, и он, оглядевшись, заметил: – Темнеет… Поспеши домой.

ХынСаа кивнула, и юноша спросил с надеждой:

– А завтра придёшь?

Она снова искренне улыбнулась и, выждав несколько мгновений, вновь закивала.

– Передавай приветствие родителям, – попросил Дотт.

– Здоровья твоему отцу, – отозвалась ХынСаа и легкой поступью поспешила по холму наверх, в сторону селения.

Сложенные из камня дома с примыкавшими к ним пристройками, в которых ночевала скотина, были окутаны уплотнявшимися тенями. Вечер стремительно перетекал в ночь, селяне зажигали вделанные в стены факелы, пламя которых разгоняло сумерки. Шумела листва в кронах боярышника, белела в темноте тропинка. Заметив стройные силуэты лошадей возле коновязи у дома вождя, ХынСаа подбежала ближе и нахмурилась: сбруя, украшенная серебром и орлиными перьями, подсказала, что к Нийсхо приехали гости из соседнего клана, охранявшего самую границу ламарских земель. Девушка поспешила в дом, понимая, что нужна принимавшей послов матери.

Оставив кудал в хозяйственной комнате, ХынСаа неслышно вошла в комнату, заполненную запахами печеных лепешек из ячменя и вареного мяса.

– Прости, что задержалась, уни, – опустив голову, извинилась девушка и тотчас взялась разливать по глиняным чашкам бульон, зачерпывая из висевшего в очаге котелка.

Тханана лишь кивнула в ответ, занятая лепешками. Гости – немолодые мужчины с обветренными лицами, в кожаных безрукавках поверх рубах из тонкой льняной ткани и плотных штанах, заправленных в кожаные сапоги на плоской подошве, – сидели за низким деревянным столом здесь же. Было тихо: ламарцы не говорили, принимая трапезу; лишь потрескивал огонь в очаге и со стуком опускались на столешницу глиняные чашки и тарелки.

ХынСаа ходила вокруг бесшумной тенью, предупреждая желания гостей и не замечаемая ими, подливала бульона, подкладывала лепешки в тарелки. Незаметно поставила в середину стола наспех приготовленный Тхананой кодар – смесь измельчённого творога, яйца и топлённого масла, – и ловко примостила рядом с каждой тарелкой маленькую чашку с чаем из луговых трав, приправленным тимьяном, что в изобилии рос на холмах вокруг. Довольно скоро гости насытились, и прибиравшая посуду вместе с матерью девушка прислушалась к завязавшемуся разговору. В последние луны нападения прекратились, но на ярмарках в соседних селениях всё чаще распространялись слухи об угрозе, идущей с противоположного склона окружавших их гор.

– Торговцы пришли с Сиккама, – негромко проговорил один из мужчин. ХынСаа рассудила, что среди гостей он главный. – Говорят, город у подножия Цайлома стремительно растёт.

– У племени Лакх многочисленные воины, если они придут сюда, мы можем и не справиться с ними, – глухо добавил сидевший рядом с ним.

– Они не знают наших гор, Годе, – рассудительно заметил Нийсхо. – Если мы не защитим селения на плоскости, уйдём в горы, как двести солнц назад, когда к нам пришли гярахи с севера.

Замерев с тарелкой в руках, ХынСаа насторожилась: если угроза от лакхов сравнима с нападением разбойников, которых ламарцы называли гярахами, то это значило, что племя Ламар может потерять многих воинов. Сердце девушки сжалось, но, справившись с эмоциями, она продолжила внимать гостям.

– Я слышал, люди говорят, что у лакхов хитрый правитель, Эйза, – помолчав, начал Нийсхо.

– Лакхи многие земли захватили обманом и вероломством, – проговорил Эйза, мрачнея, – но они одерживают победу за победой не только из-за своей сильной армии.

Гости со значением закивали в ответ, соглашаясь, Нийсхо задумчиво прищурился, а ХынСаа переглянулась с матерью, которая знаками велела ей продолжать слушать.

– Говорят, в горе Цайлом сотни сотен лун обитает злой дух. Саа Мелар, – промолвил Годе. – Племя Лакх каждое солнце приносит ему в жертву людей, оттого и побеждает в сражениях.

Нийсхо медленно поправил ножны висевшего на поясе кинжала, затем, помолчав, заметил:

– Я думаю, нам стоит попросить помощи у союзных племен. Мы должны защитить женщин и детей.

– Мы не знаем, когда лакхи нападут, – заметил Эйза.

– Отправим на границу воинов, чтобы следили за дорогой на Сиккам, – ответил Нийсхо. – Лакхи могут прийти только оттуда, другие тропы знает лишь наше племя.

Эйза не стал долго раздумывать и спросил:

– К каким племенам отправим послов?

– Племя Сетт, племя Хоро, – тотчас откликнулся вождь ламарцев. – И начнём готовить наших воинов. Напасть лакхи могут неожиданно, но они не должны застать нас врасплох.

Мужчины встали сразу после его слов: привычка действовать, едва приняв решение, отличала почти всех в племени. Закончив прибираться, ХынСаа вышла вслед за матерью, чтобы проводить гостей, и, улучив мгновение, тихонько обратилась к отцу:

– Мы можем поговорить, когда они уедут, даа?

– Я еду с ними, вернусь утром, – лаконично обронил Нийсхо и принял поводья у Тхананы, выведшей его осёдланного коня из конюшни.

– Счастливой дороги вам! – пожелала вслед уезжавшим Тханана.

– Каждому путнику! – почти хором ответили всадники по традиции и поскакали прочь.

Скрывая волнение, ХынСаа посмотрела на мать и попросила:

– Уни, давай попьём чай? Я заварю.

Проводив глазами всадников, Тханана кивнула и тяжело зашагала в дом вслед на дочерью.

– Хочешь, чтобы я рассказала о Саа Меларе? – проницательно спросила она, устроившись за столом.

ХынСаа присела напротив со своей чашкой и подняла на мать ясный взгляд, и Тханана снова поразилась сиянию её глаз. Жена вождя, Мать племени, жрица Ламар хорошо знала людей, ведала о законах жизни и природы, встречала и простых землепашцев, и воинов, и рабов, и правителей. И прекрасно понимала, что глаза ХынСаа светятся удивительной для девушки её лет мудростью. «Ты станешь хорошей Матерью племени», – подумала Тханана.

– Я уже знаю, что это демон, пьющий души людей, – неторопливо ответила ХынСаа. Она вспоминала долгие вечера у очага, когда её бабушка, ныне покойная, рассказывала ей старинные предания ламарцев. – И что он обитает в пещерах и ловит заблудившихся путников.

Тханана отпила чая из трав и печально начала:

– Чёрный демон с красными глазами… Уни моей уни рассказывала о том, что сотни сотен лун он заточён в гору Цайлом и оттуда правит теми, кто приносит ему в жертву своих сыновей и дочерей. Саа Мелар жадный и ненасытный, поэтому люди никогда не могут утолить его жажду. Но он помогает им в войнах, оттого те, кто заключил с ним договор, считают себя правителями этих гор.

– Племя Лакх? – подавшись вперёд, уточнила ХынСаа.

– Они не единственные, кто служил злому духу Цайлома, – покачала головой Тханана. – Раньше ему подчинялись аргантали – народ, который исчез много лет назад.

Девушка отставила чашку на стол, боясь, что уронит её, – рассказ матери поглощал всё её внимание.

– Ты рассказывала, что аргантали не похожи на людей, уни, – вспомнила она.

Тханана сделала глоток и помолчала, вспоминая, затем кивнула несколько раз.

– Так и есть. Говорят, у них были жёлтые, как у горного льва, глаза и чёрные губы. Они понимали диких обитателей леса и говорили на их языках. Племя Лакх победило и убило их всех до единого одной страшной ночью, – тяжело добавила жрица, – а после сожгло их селения и долго преследовало тех, кто смог спастись. Ныне в этих землях не осталось ни одного арганталя.

– Уни, – поразмыслив, подалась вперёд ХынСаа, – я подумала… Ведь если раньше Саа Мелару служили аргантали, а потом его новые слуги их убили, – это значит, что они предали Владыку Цайлома?

– Хочешь сказать, это было его местью? – Тханана улыбнулась.

– Или наказанием, – у ХынСаа заблестели глаза: она любила размышлять над природой поступков.

– Вполне возможно, – согласилась мать и снова нахмурилась.

Девушка догадалась, что Тханана вспоминает вести, которые принесли гости. Угроза нападения и ей внушала сильную тревогу. Племя Ламар могло себя защитить, но всякий раз после битв оно теряло воинов, а сейчас будущее грозило куда большими потерями.