Не сразу она ощутила на своём плече руку Фийхи, с трудом расслышала её слова:
– ХынСаа! ХынСаа, подними голову.
Девушка усилием воли успокоила бушевавшие в сердце горечь и отчаяние и медленно села, осторожно выпустив мать из объятий. Лицо сидевшего перед ней Дийнала светилось сдержанным участием и печалью, он вгляделся в глаза ХынСаа и обратился к ней внушавшим доверие, спокойным тоном:
– Попрощайся с матерью, ХынСаа. Я отвезу её тело в могильник.
Сглотнув ком в горле, ХынСаа провела дрожащими пальцами по устам и беспомощно оглядела мать. Традиции требовали похоронить её в одном из могильников, которые изредка встречались на склонах вблизи селений, ныне пустовавших. Погрузившись в пучину боли, девушка и забыла об этом.
– Спасибо, Дийнал, – сорвалось с её губ глухое.
Она понимала, что сама не сможет сделать того для Тхананы, и помощь воина была неожиданным подарком. Девушка мягко провела ладонью по щеке матери и, склонившись, поцеловала в закрытые глаза. Большего она себе не позволила и, поразмыслив, сняла с шеи Тхананы серебряную подвеску. Не так, не так она думала получить от матери медальон, который передавался новой Матери в день её принятия племенем. Повесив кулон на грудь и спрятав её под ворот, ХынСаа помогла воину поднять тёплое ещё тело Тхананы на руки. Конь Дийнала после короткого приказа опустился на землю, и мужчина сел в седло, держа покойную в объятиях. Схватив одной рукой поводья, он кивнул на полный боли и сожалений взгляд ХынСаа; конь поднялся на ноги и поскакал прочь, унося с собой последнего родного человека девушки и спокойствие, которое ей дарила мысль, что мать рядом.
Воспитанная горами и их строгими законами сдержанность не дала ХынСаа времени на долгое прощание; отвернувшись от вида лугов, едва в ночи растворился силуэт всадника, девушка окинула взором Фийху и стоявших вокруг воинов, молча подобрала с травы полные воды фляги и направилась обратно к пленникам. Она не заметила уважения и восхищения, которое в некоторых воинах вызвали её вмиг повзрослевший взгляд и прямая спина.
– ХынСаа, – тихо окликнула её Фийха, когда они устроились на траве подле остальных женщин.
Никто из взрослых не спал, бодрствовали, несмотря на усталость, и несколько мальчиков, которых от юности отделяло лишь два или три солнца. Девушка понимала, что они ждут её слов, но говорить сейчас ей было особенно сложно. Тем не менее, совладав и с этой слабостью, она негромко поведала:
– Уни завещала мне… помогать племени так, как это делала она. Я обещала ей, обещаю и вам, что не забуду ничего из того, чему она успела меня научить, и буду помогать племени всем, что в моих силах и разумении. Принимаете ли вы меня как Мать племени? – задала она традиционный вопрос.
Никто уже не вспомнил бы, кто первым произнёс эти слова, но предания гласили о Первой Матери, пришедшей с другой стороны гор. О той, что бескорыстно помогала каждому ламарцу. О той, которую племя впервые назвало Матерью.
– Принимаем, – раздалось со всех сторон.
ХынСаа слабо улыбнулась, различив в нестройном хоре ответов и звонкие голоса мальчиков. Фийха взяла её за руку и сжала в молчаливой поддержке; девушка подарила ей полный признательности взгляд и посмотрела в сторону близкой подруги Тхананы, Кахин, весомо промолвившей:
– Битва унесла жизни твоих отца, брата и будущего мужа, несправедливость воина лишила тебя матери, ХынСаа.
ХынСаа сглотнула, понимая, что услышит, ещё до того, как женщина неумолимо добавила:
– Не нарушай закон крови, ХынСаа. Ты теперь Мать племени, твоя честь – наша честь.
В воцарившемся после этих слов молчании все терпеливо ждали ответа девушки, не желая торопить её с принятием столь сложного решения. ХынСаа, потянувшись, поправила свою накидку на крепко спавшем Замиге, провела ладонью по его светлой головке и, подняв на горянок строгий, сиявший решимостью взгляд, тихо и сдержанно произнесла:
– Я знаю, Кахин. Кровь моей семьи не останется пролитой безнаказанно, даю слово себе и племени.
Пленники ответили молчаливыми кивками; ХынСаа хорошо знала, что каждый будет хранить молчание и ничем не выдаст ни её намерений, ни её действий. Как ей поступить, девушка поняла ещё до того, как Кахин напомнила о законе крови – единственном, из-за чего число ламарцев оставалось столь низким, ведь пролитую кровь не прощали поколениями.
Следующее утро встретило девушку холодом и спазмами в груди. ХынСаа понимала, что потеря ещё долго будет терзать её напоминаниями. Но, отвлекшись на нужды и просьбы женщин и детей своего племени, она ненадолго забыла о боли.
Дорога была такой же длинной, как и накануне. Отряд во главе с Курхо – так воины называли мужчину, возглавлявшего их группу, – шёл медленно; среди всадников встречались пешие, как пленники, стражи. Ламарцы шли в середине, кинжалы у них отняли, несмотря на слово, данное Тхананой. Никто из них не жаловался на неудобства или усталость, даже дети; изредка перебрасывались короткими репликами только воины Эскара.
Поздним вечером Курхо решил вновь остановиться на привал; воины проворно поставили для него и его приближённых соратников большую палатку и развели костры. Пойманную охотниками ещё днём серну быстро разделали двое мужчин, и ХынСаа вместе с несколькими женщинами вызвалась принести воды для котелков, в которых было решено сварить мясо.
– Не нужно их сопровождать, не сбегут, – запретил Дийнал, завидя направившихся вслед за пленницами мужчин.
Девушка сдержала порыв подарить воину благодарный взгляд: как никогда ранее, сейчас ей были не нужны зоркие глаза стражников. К полноводной Шолж, в которую свои воды несла быстрая Хий, горянки спустились легко и грациозно, без труда сохраняя равновесие на осыпавшихся камнях и замечая все коварные кочки. Оставив женщин набирать в котелки воду, девушка оглянулась и, поняв, что за ними никто не следит, поспешно приблизилась к высоким зелёным стеблям нависавшего над рекой растения, почти не заметного в колючих зарослях облепихи и боярышника.
Его яркие лиловые и голубовато-сиреневые цветки, поникшими головками глядевшие в воду, она приметила ещё ранее, когда Курхо только велел отряду остановиться. Тханана много рассказывала дочери о травах, росших в этих горах, учила лечить с их помощью, предостерегала от яда иных. ХынСаа хорошо знала, как опасно это красивое растение, таившее мучительную смерть в каждой своей части. Вновь оглянувшись, она присела на корточки и, выудив из складок платья спрятанный в них подкинжальный нож, принялась выкапывать клубни корней. Справилась она со своей задачей быстро, и, спрятав ядовитые корни под мышку, плотнее закуталась в материнскую шаль.
Осторожность её была излишней: воины не подозревали ни о чём. Произошедшее накануне отделило их от пленников стеной отчуждённости, и стражники, понимавшие, что и без того матери не покинут своих детей и не увлекут их в опасное путешествие побега от неизбежной погони, особенного рвения в охране не проявляли.
– Позови меня после того, как вы отправите угощение Курхо и его соратникам, – попросила ХынСаа у Фийхи, прежде чем зашагать к группе женщин, кормивших детей оставшимися запасами.
Фийха, которой вместе с несколькими горянками было велено приготовить ужин для воинов, в ответ на слова подруги только кивнула. К близким друзьям Курхо, неизменно трапезничавших с ним, относился и Дийнал, и женщина понимала желание девушки оградить от опасности того, кто похоронил её мать.
К тому времени, как её позвала Фийха, ХынСаа успела измельчить корень и завернуть в ткань получившиеся кусочки. На девушку, которая подбежала, чтобы помочь другим женщинам разлить по чашкам сваренные с травами куски мяса, в потемках никто из Эскара не обратил внимания: сидевшие вокруг костров на поваленных деревьях мужчины были заняты беседой. Горянки знали о намерениях ХынСаа и не выдали её ни жестом ни взглядом; вываливая измельчённый корень в бульон небольшими горстями, девушка постепенно всыпала отравы во все котелки, незаметно переходя от одного к другому. Спрятав ткань в карман, она сполоснула руки водой из фляги и тотчас взялась помогать Фийхе разливать бульон по чашкам, удивляясь спокойствию в душе, которое позволило ей исполнить данное обещание, не привлекая к себе внимания воинов, которые подходили к котелкам один за другим и возвращались к кострам со своей частью угощения.
