– Не надо, ничего не говори, – сказал Рустам со слезами на глазах, пытаясь руками остановить кровь, текущую из ран друга. – Сейчас… сейчас, подожди! Я перевяжу тебя, а потом догоню егерей. Держись, старый. И не из таких переделок выходили.
– Нет… командир… – прошептал Жано, на глазах слабея. – Это конец… я чувствую…
– Мм… – замычал Рустам от невыносимой боли. – Я убью их. Убью! Даже если придется для этого переплыть реку и заново начать эту чертову войну! Я убью их, я тебе обещаю…
– Нет… – прошептал старик, хватая его за руку. – Зарубки… зарубки… – сказал он, дергая себя за рукав. – Их девятнадцать… командир… девятнадцать… Одна лишняя… для меня…
– Нет! Не умирай! – прокричал Рустам в отчаянии, он не хотел больше терять друзей.
Но Жано, в последний раз выдохнув:
– Не надо… – вздрогнул и умер.
Рустам провел ладонью по его лицу, закрывая распахнутые глаза, и вскочил на ноги.
Во взгляде его была смерть. Безумная, жестокая смерть.
Все оружие – копья и его меч – эльфийские подростки забрали с собой. Но Рустама это не остановило. За последние месяцы он стал настоящей машиной для убийства, и боевого ножа на поясе ему хватит, хватит с лихвой. Он бросился по оставленному эльфятами следу. Подобно бешеному волку, он думал только об убийстве и ни о чем больше. Он готов был переплыть реку и драться с каждым, кто встанет у него на пути.
Эту реку было несложно переплыть, но один из эльфят не умел плавать. И они задержались, чтобы связать маленький плот. Когда Рустам выскочил из береговых зарослей, мальчишки схватились за копья.
– Элинор, беги! – крикнул один из них девчонке и пошел навстречу Рустаму с отчаянной смелостью в глазах.
Что можно сделать с копьем против самой смерти? Ничего. Рустам прыгнул, как некогда показывал ему Гарт, и, ударив одной ногой по древку копья, другой пнул эльфенка в грудь. Тот закашлялся и, выронив копье, упал навзничь. Рустам на мгновение присел. Резкий взмах рукой – и фонтан горячей алой крови из перерезанного горла забрызгал его одежду. В глазах второго мальчишки заплескался ужас, он стал пятиться, выставив перед собой копье. Рустам шагнул ему навстречу, вырвал копье у него из рук и с силой ударил им эльфенка в грудь. Удар был таким сильным, что копье пробило худое мальчишеское тело насквозь. Царапая пальцами древко и хрипя, эльфенок упал на землю.
Девочка не убежала. Ей приказали бежать, но она осталась. Обнажив меч, она закричала и бросилась на Рустама. Он легко выбил меч из ее ладоней и, схватив за горло, поднял вверх на вытянутых руках. Девчонка захрипела и забилась. Ее лицо стало отекать, она посинела и тщетно старалась разжать стальные тиски, сомкнувшиеся у нее на горле.
На Рустама со смертельной мукой смотрели ее широко распахнутые зеленые глаза. А он смотрел и видел перед собой другие глаза, серые. Сколько было той девчонке, которую он чуть было не спас, тоже четырнадцать?
– А-а-а-а! – дико закричал Рустам и бросил девочку на землю.
Она откатилась в сторону, держась за горло и с жадностью дыша. А Рустам смотрел на свои руки, испачканные свежей мальчишеской кровью, и кричал. Девочка, пошатываясь, поднялась на ноги. Рустам перевел на нее безумные глаза и, дрожа от разрывавшего его напряжения, махнул в сторону реки.
– Уходи!.. – прорычал он.
Эльфийская девочка кивнула и бросилась в воду. Она плыла и плакала, плакала и плыла. А позади нее кричал человек из другого мира. Он катался по траве. Царапал землю, ломая ногти, и рычал как зверь. Когда она выбралась на эльфийский берег и обернулась, то увидела, что человека рвало. Выворачивало наизнанку от того, что он только что сотворил собственными же руками. И она побежала что было сил, стараясь скрыться от возобновившегося безумного воя, летевшего над водой.
В придорожном трактире было шумно. Сюда часто наведывались возчики, доставлявшие товары из Эдвитании в Глинглок. Пока шла война, эдвитанские возчики сидели без работы, перебиваясь случайными заработками. Но война, слава богу, закончилась. Дорога оживилась пуще прежнего, и взбодрившиеся вернувшимся заработком возчики с удовольствием просаживали монету-другую в приютившемся вблизи от глинглокской границы трактире.
Помимо возчиков в расположенный в удобном месте трактир не брезговали заглядывать и купцы, путешественники и прочий дорожный люд. Разбитной бывалый эдвитанский трактирщик повидал на своем веку всякого. Но даже его удивлял молодой глинглокский рыцарь, пришедший в трактир три дня назад и все эти три дня напивавшийся без отдыху и передышки.
Вот и сейчас, разбив очередной кувшин о грубый деревянный пол, рыцарь выразительно смотрит на трактирщика мутным взглядом. Кому-либо другому столь регулярно бить посуду трактирщик не позволил бы. Но рыцарь платил щедро и не глядя. Такому можно позволить многое.
Трактирщик, взяв в каждую руку по кувшину, подошел к столу и поставил их перед рыцарем. Рыцарь окинул кувшины мрачным взглядом и хмуро буркнул:
– Плохое у тебя пойло… не цепляет.
– Есть и покрепче, – подобострастно заметил трактирщик. – Но оно дороже.
– Деньги… брызги, – выдавил из себя рыцарь и махнул рукой. – Неси.
Трактирщик убрал кувшины и принес другие.
– Это, – сказал он, показывая на темный пузатый кувшин, – гномий брабадар, сильная вещь.
– Гномий? – прищурился рыцарь. – Не-а, гномьего нам не надо… даже даром.
– Хорошо, господин, – не стал спорить с ним трактирщик и похвалил себя за предусмотрительность. – Тогда вот, – он поставил на стол другой кувшин, длинный и узкий, – это гоблинский тургибат. Даже посильней брабадара будет, ну и уж конечно получше.
– Гоблинский это хорошо, – качнул головой рыцарь, думая о чем-то своем. – Неси сразу пять… нет, десять кувшинов.
– У тургибата только один недостаток, господин, – осторожно заметил трактирщик. – Он очень дорогой.
Рыцарь двинул пальцами, и по столу заскользила золотая монета. Глаза трактирщика округлились, и он сноровисто ее подхватил, не дав ей упасть на пол.
– Вот… – буркнул рыцарь, откупоривая первый кувшин с тургибатом, – свистнешь, когда закончатся.
Рустам не помнил, как он здесь оказался. Не понимал, зачем он здесь. И не хотел знать, что будет завтра. Он похоронил Жано, похоронил убитых им эльфийских мальчишек и пошел куда глаза глядят. Ему было больно, так больно, как никогда в жизни. Больно и пусто. У него осталось только прошлое, прошлое, о котором он не хотел вспоминать. И он даже не представлял, как может существовать еще и будущее, когда в прошлом и настоящем так много боли и крови. Он пил дерущий горло тургибат, не чувствуя вкуса и с радостью ныряя в серый туман алкогольного небытия. Когда он из него выныривал, его разрывало тоской и болью, и он поспешно нырял туда снова.
Когда его организм в очередной раз переработал чудовищную порцию алкоголя и Рустам снова вынырнул, он с удивлением обнаружил, что не один. Рядом с ним за столиком сидел немолодой уже мужчина со спокойными черными глазами и длинными вьющимися волосами, перевязанными узорчатой ленточкой.
– Ронин… – выдохнул Рустам и пошарил рукой, пытаясь нащупать то ли меч, то ли очередной кувшин.
– Да, это я, причем собственной персоной, – криво усмехнулся Ронин.
Рустам наконец нащупал меч, но не смог выдернуть его из ножен.
– Черт! – пьяно выругался он, смотря на Ронина плывущим взглядом.
Ронин многозначительно хмыкнул, небрежно прочитал заклинание и щелкнул перед лицом Рустама пальцами. В то же мгновение в шею ему уперлось острое лезвие меча.
– Зря ты это сделал, – проговорил протрезвевший Рустам. – Лучше бы ты меня оставил пьяным.
– Для кого лучше? – поинтересовался Ронин, словно не чувствуя, как меч опасно натягивает кожу на шее.
– Для обоих, – хмыкнул Рустам.
– Да брось. – Ронин пренебрежительно махнул рукой. – Хочешь меня убить? Давай убивай.
Рустам задумался.
– Раньше хотел, – произнес он наконец и убрал меч, – а теперь мне все по фигу. Зачем приперся? – спросил он, открывая стоявший на столе кувшин.