С Ярым они дружили сколько себя помнит. Жили в соседних подъездах. Родной райончик считался в те времена одним из самых криминализированных – примыкал к вокзалу и, пацанва, обитавшая там, гордо именовала его «Портом». У обоих схожая судьба. Неблагополучные неполные семьи. Отца своего Гриня почти не помнил. Когда ему исполнилось четыре года, батю посадили за кражи и тунеядство, с тех пор он не вернулся – сгинул на зоне. Мать работала санитаркой в больнице, вечерами подрабатывала уборщицей в магазине. От тяжелой неустроенной жизни выпивала, и со злости дубасила нерадивого ребенка. Заниматься воспитанием было некогда, а когда Гришка подрос, то совсем справится не могла, играла бешеная кровь папаши.

У Ярого схожая ситуация, только отца не знал. В их семье росло двое. Если младший брат был спокойным, рассудительным, то Ярый являлся полной противоположностью и оправдывал свою кличку с самого раннего возраста. Матери тоже было не до детей, сутками напролет вкалывала на заводе. Дай бог одеть и накормить пацанов. Так вот они и взрослели, предоставленные сами себе. Годам к шести, Ярый с Гриней уже собирали по подъездам бычки, курили, алкоголь тоже распробовали рано. Иногда водку удавалось стащить из дома, иногда отжать у бича, валяющегося в собственной моче в кустах с недопитой бутылкой. Промышляли мелким воровством, дрались с пацанами из других дворов, отстаивая свою территорию и получая одобрение от старших «серьезных» воров-пересидок.

Когда друзьям стукнуло по тринадцать, произошло событие, навсегда определившее их дальнейшую судьбу. Пацаны обычно проводили все свое время на улице: лазили по заброшенным пустырям, недостроенным зданиям, колодцам. Однажды наткнулись на грязного дряхлого оборванца, скитавшегося возле теплотрассы. От него разило смрадом на несколько метров – до рези в глазах, а раздутая красная рожа не вызывала ничего, кроме отвращения. Гриня с Ярым видели бомжару несколько раз: собирал бутылки, рылся в помойках. Был мирным, никого не трогал, никому не доставлял беспокойства. Гриня уже и не помнил, у кого именно тогда возникла идея убить попрошайку. Без всякой причины, просто так, из любопытства.Захотелось попробовать, как это… убить другого человека.

Он до сих пор ясно помнил, как накинули петлю на шею, сделанную из пояса халата матери, как поочередно наносили удары ножом, как в лихорадочном возбуждении бежали оттуда. Отныне с Ярым были повязаны не только дружбой, но и кровью. И вот теперь, спустя много лет, Ярый закончил жизнь точно также, как этот бомж. Кто бы мог тогда подумать…Неужели за все придется ответить?

- Гриня, - оторвал от воспоминаний Гончаренко другой осужденный, по кличке Сиплый.

- Чего тебе?

- Вот скажи, Митяй утверждает, что каждый человек рождается со способностями. Кто-то может сочинять поэмы, кто-то лабать на фортепьяне. Вот он уродился с талантом преступника, и в какой среде бы рос, какая кошерная семья его не воспитывала, все равно стал бы вором.

Авторитет Грини базировался не только на воровских понятиях. Он был начитан и красиво рассуждал, поэтому к нему обращались не только рассудить споры на зоне, но и за советами. Жил он по понятиям. Принимая решения в разборках между заключенными, несправедливости не допускал. Многие любили просто поговорить, почти как с наставником.

-Митяй, ты втираешь, что родись с золотой ложкой во рту, имея батю профессора, настоящего только, а не нашего, – ухмыльнулся Гриня, кивнув головой в сторону зэка, игравшего в шахматы, - и все ништяк по жизни, все равно пошел воровать? Зачем, если все есть?

- Ну… – начал Митя, держа в руках книгу, - тут написано, все дело в генах. Все в нас природой заложено, каждый несет свой крест. Если отец, там или дед был вором, то и тебя тянуть будет. При таком раскладе получается, ты не виноват.

- Определись, за что трешь: за гены, талант или окружение. Гена воровства нет, про что базар идет?

Сиплый замолчал, туго переваривая мысль, чем наследственность отличается от приобретенных способностей и образа жизни. Гриня продолжал:

- Писать что угодно можно. На заборах видал? А это просто забор. Маркс вот тоже писал, что «бытие определяет сознание», вроде как где живешь, тем и становишься. Тебя в пионеры принимали, что коммунистом не стал?

- У Сиплого, отец простой работяга, мать учительница, дед в деревне пахал, потом на войне погиб. А Сиплый здесь чалит, - включился в разговор Профессор. – Какие у него гены?

- Ну тут все понятно, соседские, - начал подтрунивать над сокамерником Митяй.

- Гриня, а ты думаешь твоя жизнь тоже сложилась бы по-другому, родись ты в другой семье и в другом месте? - добавил Сиплый.

- Меня не спросили. Где родился, там и сгодился.

- Тогда скажи, почему одним все достается с пеленок, а другие последний хрен с хлебом доедают? – спросил Митяй.

- Тема лютая. По понятиям японцев, человек на земле живет не один раз. Каждый раз перерождается заново. Так вот, если в прошлой жизни сильно нагрешил, то в следующей родишься уродом. За это в Японии калеки не в фаворе, - продолжал Гриня и помолчав с секунду ехидно добавил, посмотрев на Митяя, татарина по национальности:

- А не потому злые косоглазки не любят некрасивых.

- Э-э, братан, зачем обижаешь? Я добрый! – хохотнул товарищ, слегка усилив акцент и сощурив и без того свои маленькие глазки. Товарищи, зная свирепый нрав Митяя, дружно грохнули от смеха, а его желтовато-смуглая хитрая морда довольно расплылась в улыбке от удачной шутки.

- И симпатичный! – Митяй, словив кураж, стал корчить рожи на разные лады.

- Ну все, разбушлатился. Полегче, - с легким давлением проговорил Гриня, не поддавшись общему настроению.

- Я кем в прошлой жизни тогда был, что в этой мне так фартит? Гитлером что ли? – Сипач встал размять ноги.

- Ты, походу, Синей бородой был, – продолжали ржать сокамерники, намекая на статью за убийство жены.

- Ага, мало мне сейчас счастья, так ещё и в будущем привалит? Чет гнилая идеология. Не, я на зоне все грехи с верхом отработал, – замотал головой Сиплый.

Как и всем преступникам, Грине была присуща одна особенность. Он очень хорошо и верно умел рассуждать о смысле жизни, достойном и низком, говоря правильные глубокомысленные вещи. Учил молодняк на зоне правилам «что такое хорошо, и что такое плохо». Его суждения во многих смыслах не сильно отличались от общих моральных норм и поведения: не воровать у своих, не стучать, не крысятничать, и так далее, в общем, не быть падлой. Если не знать все его деяния, а слушать одни слова, то Гриню можно полюбить за «чистую» многострадальную душу. Однако, все не так просто. Временами убежденность в правоте переплеталась с банальной хитростью. Ведь на зоне, как и в обычной жизни, нужны правила. Это как вдоволь награбившие в свое время люди в верхах. По мере обретения власти, начинают принимать законы против воров и грабителей, чтобы теперь уже защитить и обезопасить себя.

Особенно хорошо у Грини получалось видеть недостатки людей, причем для тех же самых недостатков у себя находились оправдания. Он шел по самому легкому пути: не боролся со своей черной стороной души, а просто находил людей хуже себя. Становится правильным казалось слишком поздно. Он просто не умел жить по-другому. Когда осуждаешь других, замечаешь чужие грехи, сам себе на их фоне уже не кажешься таким говном. И здесь присутствовала тоже хитрая, может, не вполне осознанная уловка: «ложное признание». Вслух окружающим говорится, что «я плохой человек и у меня страшные мысли в голове», но на самом деле убежден, что даже несмотря все это, ты лучше многих присутствующих.

При всех отягчающих обстоятельствах, хороших и плохих поступках, считать Гриню абсолютным злом было неверно: беспределом не занимался, паскудных вещей не творил. С нормальными, по его мнению, мужиками, общался по-человечески. Имел много друзей и товарищей, которые часто обращались к нему за помощью, зная, если будет возможность помочь – не откажет. Как мог заботился о жене и любил сына, мечтал обеспечить семье светлое будущее. Стараясь как можно дольше отгородить от влияния улицы, с малых лет отдал ребенка в спорт, предполагая, что если физическими данными пойдет в него, достигнет многого. В лучшие времена Гриня вдвоем с Ярым легко могли отбиться от пятерых, вооруженных ножами и кастетами.