Все обнялись на прощание, и Иржи опять заплакал.

– Может, возьмете меня с собой? – неожиданно предложил он, вытирая рукавом слезы. Володя обнял старика.

– Не дури…

Отведя художника в сторону, он вернулся, зачем-то перекрестился и выдохнул:

– Ну, с богом!

Потом с силой оттолкнул лодку. Привязанная на передней лавочке Элен качнулась, и я схватился за весла. Все! Меньше, чем через час нас поглотит Мгла – что ждет там – не знает никто. Когда лодка была уже метрах в двадцати от берега, я услышал крик морячка.

– Если все получится, пришли мне весточку!

Я ничего не ответил, все мои мысли были уже впереди – там, где стояла серая плотная стена Мглы.

Я поправил очки-консервы, найденные когда-то в мертвом городе, раздвинул тряпку, которой было замотано лицо, и поймал почти горячее горлышко фляжки сухими губами. Набрав воды в рот, я едва удержался, чтобы не начать глотать. Воды было совсем мало, а до ближайшей рощи джиги еще ехать и ехать, поэтому я долго держал во рту теплую воду, прежде чем разрешил себе проглотить. Сделав еще два таких же замедленных глотка, закрутил пробку и потряс фляжку. С сожалением констатировал, что в емкости осталось меньше трети, и сунул флягу в рюкзак.

Сегодня мне надо обязательно добраться до Оазиса, иначе этот переход станет последним. Я поднял из песка шагунга: животное зарычало, дохнуло огнем, но, почувствовав уверенную руку, смирилось. Я одним движением взлетел в седло и направил «дракона» в пустыню, оставляя солнце справа, по ходу движения. Когда-то я знал и другие направления, на север, на юг, – лениво думал я, качаясь в такт шагов иноходца, – а не только на солнце или на звезды. Вдали что-то мелькнуло, я поднял к глазам бинокль – на бархане стоял зонг. Его длинное тело напоминало земного крокодила, но длинные, как у собаки, ноги с кожистыми перепонками между когтей придавали рептилии несуразный вид. Носился этот крокодил с завидной скоростью, а внушительный набор зубов в длинной пасти заставлял относиться к нему с уважением. Но для меня сейчас он был не страшен – за спиной висела лазерная винтовка, в кармане лежал обмотанный тряпкой, чтобы не забивало песком, пистолет Макарова, а на поясе кривой Азальский кинжал с затейливой резьбой по всей рукояти, ну и, кроме этого, мой шагунг сам кого хочешь сожрет.

Вот в тот раз, когда полз от моря, я легко бы стал добычей этого крокодила на собачьих ногах.

Дракон-шагунг по имени Шершенх, которого я называл Змей Горыныч или чаще просто Змей, сам знал дорогу. Я отпустил поводья и, расслабившись, мерно покачивался в высоком седле. Солнце палило нещадно, но остановиться и переждать было негде – кругом, насколько хватал глаз, искрила кристалликами стеклянного песка Великая Пустыня. Впрочем, жара доставляла неудобство только мне, пришельцу в этот мир. И шагунг, и другая живность, иногда появлявшаяся на гребнях дюн, чувствовали себя прекрасно.

Я почти дремал и вспоминал все, что произошло с ним до этого, начиная с того самого момента, когда девушка в обтягивающих джинсах попросила меня помочь выкатить из подъезда велосипед.

Ничего не подозревая, я сразу согласился помочь привлекательной девчонке и шагнул в темноту подъезда.

Все – после этого недоучившийся студент Александр Владимирович Порошин превратился сначала в Сашку-новенького, потом в Саньку-поисковика, а теперь в Шашу – воина племени Азалов. Иногда я думал, что, может, в действительности я пациент психиатрической клиники и лежу сейчас привязанный к койке, а все происходящее вокруг происходит только в моей голове.

Когда за мной захлопнулась дверь, подъезд окутала темнота, настолько плотная, что казалась осязаемой. В это время девчонка исчезла. Я не испугался, но меня насторожило полное безмолвие, царившее вокруг: исчезли все звуки – не шумела за дверью улица, не хлопали наверху двери, и даже шагов не стало слышно. Черт! Оглох что ли? Я позвал девушку:

– Эй, красавица, ты где?

Не узнав свой голос, я опять чертыхнулся, нашел наощупь дверь и толкнул.

Что за хрень? Только что я шагнул сюда с улицы, залитой веселым летним солнцем, сейчас же небо было полностью затянуто серой ровной пеленой. Я огляделся и чуть не присел от неожиданности – вышел я совсем не в тот двор, с которого входил в подъезд. То есть, двор был обычный, как две капли похожий на множество старых дворов по всей России, с облупленными скамейками у подъезда и выбитым асфальтом на дорожке вдоль дома, но это был чужой двор и чужой дом.

В соседнем подъезде хлопнула дверь, на улицу вышла старушка в странной одежде, словно из фильма пятидесятых годов прошлого века, и живо засеменила куда-то. Бабушка уже почти миновала подъезд, у дверей которого стоял я, но вдруг, заметив меня, она резко остановилась, долго, почти минуту, разглядывала, а потом заголосила на весь двор:

– Люди-и-и! Новенький!

Так я попал в Город.

Город – самое лучшее в моей жизни было связано с ним. Элен – та, которую я любил до безумия, пришла в мою жизнь именно там, в непонятном, намешанном из осколков других городов Городе. Из-за неё я и бросил тот Город, хотя жизнь там была вполне устроена и даже в какой-то степени комфортна. Не то, что здесь – дикая первобытная жизнь племени азалов.

Когда в день прорыва Элен попала под удар хлыста Ангела и на глазах стала превращаться в «серого», я понял, что моя жизнь кончилась. Но тут, как в сказке, возник шериф из американского куска Города и неожиданно подарил надежду; наслушавшись его рассказов о том, что есть возможность вылечить Ленку, я и оказался здесь, хотя планировал быть совсем в другом месте. Но, как известно, все планы человека – это только его планы, жизнь всегда поворачивает по-своему. Теперь у меня нет ни Ленки, ни приличного жилья, вообще ничего из того, к чему я привык. Обо всей прошлой жизни напоминала лишь Макаров – пистолет оказался в кармане куртки, когда меня нашли кочевники.

Как оказался в этой пустыне, я не помнил. Когда лодка с заснувшей на передней банке Элен приблизилась к стене Мглы, оказалось, что она совсем не такая плотная, как виделось с берега: серая, местами даже почти черная, она клубилась словно дым от гигантского пожара. Несмотря на гуляющий над водой ветерок, стена непонятного тумана хотя и покачивалась, но не сдвигалась с места. Зрелище было фантастическое – через весь океан, вздымаясь ввысь и переходя в серую пелену неба, стояла туманная стена.

Я невольно перестал грести – душа никак не хотела идти в эту клубящуюся серость, казалось, дышать там нечем. Но я знал, что это не так; были известны случаи, когда люди заплывали во Мглу и благополучно возвращались. Я посидел немного, в голову прокралась предательская мысль – может вернуться, жизнь в Городе бесконечная, найду еще способ вылечить Ленку. Однако взглянув на девушку – во сне она опять напоминала прежнюю Элен – я выругался и схватил весла.

Мгла сопротивлялась, нос лодки как будто рвал невидимые нити, с трудом погружаясь в призрачную стену. А вдруг она станет еще тверже, – испугала меня шальная мысль, – и мы не сможем продраться сквозь нее. Тогда все напрасно. От этого я начал грести еще быстрее, даже взмок. Но я зря переживал, как только ялик полностью оказался во Мгле, лодка пошла быстрее, почти так же, как в открытом море. Почему-то я не сомневался, что стена окажется неширокой. Я помнил, что рассказал американец – через Мглу можно пройти, поэтому и считал её просто стеной, какой-то границей, отделявшей их мир, пусть и большой, но стеной. Хотя в Городе ходили совсем другие слухи о Мгле – считалось, что она бесконечна. Однако если думать так, то вся затея становилась бессмысленной, поэтому я отбросил все мысли и просто греб, пытаясь как можно скорее проплыть мрачное место.

Появилось то чувство, о котором рассказывали все побывавшие здесь – ощущение чужого мира. Человек не должен находиться здесь, сердце то рвалось из груди, то почти останавливалось, в голове билась отчаянная мысль – уходи отсюда! Здесь смерть!