Хрен вам всем! Сжав зубы, я упрямо греб. Помрем так помрем, все равно – это не жизнь! Была у меня такая черточка в характере – со мной можно было решить все дела, если общаться мягко и по-доброму. Но если я встречал недоброжелательность, угрозы, то становился злым и упрямым. Чем больше противодействие, тем сильнее я рвался в бой, непонятно кому, доказывая, что настоящий мужик. Из-за этого частенько ходил в синяках.
Элен, до этого заснувшая под размеренное качание лодки, как только вошли во Мглу, открыла глаза и начала проявлять беспокойство: она дергалась, пытаясь освободиться от веревки, и даже начала произносить какие-то звуки. Я давно не слышал её голоса, с того самого момента, когда хлыст Ангела отрубил девушке пальцы, и теперь чуть не заплакал.
– Твари! – закричал я. – Я до вас доберусь!
Крик завяз в окружавшем полумраке, но привлек внимание Элен; та уставилась на меня безумным взглядом, глаза её наливались яростью. Ну, вот и все, – я бросил весла. – Припадок. Было ясно, что я с ней не справлюсь – стоит ей разорвать веревку и все, конец нам обоим. Понятно, что стрелять в неё я не буду, даже если она начнет рвать меня на куски – у серых в момент припадка силы, как у медведя – я скорее попытаюсь вместе с ней прыгнуть за борт, лучше утонуть вместе, чем видеть мертвую Ленку.
– Леночка, это я, – позвал я, в глубине души надеясь на чудо. Но все напрасно: Элен зарычала и, оскалившись, потянулась ко мне. Даже не верилось, что горло девушки может издавать такие звуки. Я встал – что тянуть, надо завязывать с этим делом. Я знал, что веревка не удержит её и решил не ждать, когда она вырвется на свободу. Я сунул руку в карман, чтобы достать нож – освобожу и в воду, она обязательно кинется за мной – но вдруг все вокруг меня закружилось, и я завалился на дно лодки. Сознание я не потерял, но ослабел и с трудом перевернулся так, чтобы шпангоут не врезался в спину. Элен тоже перестала рычать, звуки, которые она сейчас издавала, больше походили на писк, и тоже улеглась на бок. Я через силу приподнимал отяжелевшие веки, пытаясь разглядеть, что с ней: девушка совсем успокоилась, закрыла глаза и, похоже, уснула. Я еще поборолся, пытаясь взять под контроль тело, внезапно ставшее чужим, но не смог и тоже провалился в сон-забытье.
Все дальнейшее я помнил урывками. Я несколько раз просыпался, хотя, скорее, приходил в сознание, еле-еле разлеплял веки и искал глазами Ленку. Глазные яблоки тоже стали чужими и слушались с запозданием, как «дохлый» компьютер. Элен лежала все в той же неудобной позе, завалившись набок на борт лодки. Надо бы перевернуть, отлежала, наверное, все… – тяжело думал я и опять забывался в темном омуте сна-беспамятства. Мне казалось, что так продолжалось не один день. Просыпаясь, я чувствовал, что горло сводит сухостью, очень хотелось пить, но сил не было – все вытянула клубящаяся вокруг серость.
Однажды я очнулся и, еще не открывая глаз, понял, что что-то изменилось. Воздух! Теперь это был не мертвый стерильный воздух Мглы, это был настоящий, насыщенный влагой воздух моря. И ветер – лодку ощутимо качало. Я разлепил глаза и сначала подумал, что ослеп, но тут же понял, что ошибся, просто вокруг была ночь. Я поднял голову: Звезды! Большие и маленькие они усыпали небо и даже, казалось, освещали лодку. Шершавым языком я лизнул повлажневшие губы – соленые! Снова попытался пошевелиться, и в этот раз это удалось.
Поднявшись на колени, я вгляделся в темноту и чуть не закричал: в призрачном свете звезд было видно, что лодка пуста, на передней банке никого не было!
– Элен, Ленка, – бормотал я, на четвереньках пробираясь на нос ялика. Надежда на то, что Элен просто освободилась и лежит сейчас на дне лодки, исчезла почти сразу – немного продвинувшись в качавшейся лодке, я опять приподнялся; то, что в темноте можно было принять за лежавшую худенькую фигурку, оказалось рюкзаком. Я отодвинул находку и дополз до передней скамьи, где когда-то сидела Элен, и, держась за борта – лодку раскачивало все сильнее – вгляделся в океан. Темно. Можно было уверенно говорить о том, что находится в пяти метрах от лодки, но дальше, в свете звезд, ничего нельзя было разглядеть. Я вернулся за рюкзаком, достал флягу и напился. Потом опять уставился в темноту – ни мыслей, ни движения.
Неизвестно, сколько я так просидел. Море начало успокаиваться и вокруг посерело, ночь была теплая и душная, гораздо теплее, чем в Городе, а предстоящий день грозил настоящей жарой. На заалевшем с одной стороны небе – ни облачка. Я безучастно наблюдал за восходом солнца. Когда-то в Городе я мечтал хоть краем глаза увидеть солнце, но сейчас вся божественная красота рождения светила из моря, оставила меня равнодушным. Только теперь, потеряв Элен, я понял, какое место она занимала в его жизни. Я всегда знал, что люблю её и люблю сильно, но сейчас стало ясно, что она и была моей жизнью.
Океан совсем утихомирился, даже малейший ветерок не касался лица. Мелкая зыбь ломала льющееся с небес солнце на мириады блесток. Желтый шар еще только немного приподнялся над горизонтом, а вокруг все уже дышало жарой. Я скинул куртку, оставшись в клетчатой рубашке, достал из рюкзака полотенце и обмотал им голову. Я боялся закрыть глаза и лечь – все время казалось, что упущу плывущую Ленку. Я так явно представлял себе поднимавшуюся над водой черноволосую головку, что пару раз мне казалось, что я действительно увидел Элен. Палящая жара загнала меня в состояние полубезумия: иногда я видел землю, людей, бегущих ко мне прямо по воде, но очнувшись, видел вокруг все то же расплавленное море. Наконец, зной победил, и я упал без сознания на дно лодки.
Вновь я очнулся только ночью. Я не сразу понял, что изменилось, но наконец, до меня дошло – лодка не качалась. Я вскочил и тут же скривился от боли, затекшие мышцы отказывались работать. Я неловко повернулся и вывалился за борт. Рефлекторно глотнул воздух, ожидая погружения в воду, но вода только хлюпнула перед носом; лодка стояла, упершись в берег. Еще не веря себе, я быстро пополз на сушу – это было реально, я ощутил, как руки проваливаются в песок.
Несмотря на все свои потери и горести, я обрадовался, что добрался до какой-то земли, но, как оказалось, напрасно. Песок даже ночью исходил теплом, а уже приближался новый рассвет. Фляга была пуста, похоже, еще днем я очнулся и выпил остатки воды, однако я об этом не помнил.
Все случилось, как я и предполагал – с восходом солнца песок раскалился, а сверху, с неба, лился поток расплавленной лавы. Я заползал в воду, что приносило некоторое облегчение, и засыпал. Лишь когда опять стемнело, я начал немного соображать. Еще один такой день, и я навсегда останусь здесь, моя засохшая мумия вечно будет лежать в лодке из Города.
Я заставил себя подняться; тело было легким, словно я совсем потерял вес. Накинув за спину почему-то потяжелевший рюкзак – лишь потом я понял, что просто ослабел – я еще раз поглядел на уходящее во тьму море и двинулся вдоль берега. Уходить от моря я не решился, еще утром разглядел, что пляж не кончается, похоже, дальше от моря он просто превращается в пустыню.
Я брел по песку, а в голове билась одна мысль – вода! Она стояла у меня перед глазами в стаканах, бутылках, ведрах, стекала с гор серебристыми водопадами и разливалась прохладой горных озер. Иногда я забредал в набегающую волну, хватал руками теплую морскую воду и мыл лицо. Я пробовал языком губы – нет, чуда не произошло, вода все так же горько-соленая. Я понимал, что хватит меня ненадолго, еще немного и жажда, жара и голод сделают свое дело. Шел я теперь только на злости, но и она постепенно выветривалась, оставляя лишь монотонный автоматизм. Так и случилось, часов через пять я свалился и впал в забытье. На короткое время приходя в себя, я пробовал ползти к морю, но обезвоженный организм совсем ослаб, и я только загребал руками песок.
В очередной раз я очнулся, оттого что пил; кто-то крепко держал мою голову руками, а в открытый рот лилась прохладная жидкость. Боясь спугнуть этот сон, я глотал и глотал что-то жидкое – шершавый язык не чувствовал вкуса. Наконец я разорвал обожженные солнцем веки и, сфокусировал взгляд. В свете разгорающегося утра разглядел склонившееся надо мной татуированное лицо. Лохматые длинные космы свисали с головы, закрывая обзор. Я все-таки исхитрился, скосил глаза и разглядел то, что заставило в очередной раз думать о смерти – в стороне, метрах в десяти, дергаясь и фыркая, стоял «дракон». Все, вот она смерть, это охотники. Мысль не напугала, а наоборот, даже обрадовала – наконец кончатся все мучения.
