Наверно можно. Нет, не так. Нужно было Диане почувствовать себя еще хуже, чтобы разом затушить и загубить крохотный лучик надежды, когда она, наводя порядок в беседке, взяла в руки черную папку на столе и оттуда выпали листки, и, складывая все обратно, она заметила рисунок.

Нарисованный карандашом, резкими штрихами, Диана смотрела на миловидную девушку, с распахнутыми глазами, обрамленные изогнутыми ресницами, тонким носом, чуть усмехающимися пухлыми губами. Волосы наверно светлые, потому что автор лишь провел несколько волнистых прядей вокруг лица. И против воли, глядя на рисунок, хотелось улыбаться и любоваться девушкой. «Что наверняка и делает Роман Алексеевич!», вдруг поняла Диана, стараясь не сжать в руке листок, не помять его и не разорвать.

Диана собирала бумаги, также собирая самообладание, а бумага жгла пальцы, колыхалась на летнем ветерке, и она не могла не смотреть на рисунок девушки.

Поспешно собирая бумаги, Диана наткнулась еще на один листок, чуть торчащий край которого выглядывал из кипы. Нельзя копаться в чужих вещах! Это неприлично, она действительно воровка! Воровка чужих впечатлений и мыслей, чужого видения и чужих рисунков! Воровка чужих помад, чужой жизни и чужих ощущений, которые ей, Диане, никогда не принадлежали и принадлежать не будут!

Но пальцы, предательские и дрожащие, уже выцепили кончик бумаги и…

Сердце бьется просто сокрушающим гонгом, и кровь шумит в ушах, заглушая все вокруг, пока она смотрит и смотрит на листок со своим изображением. Диане вдруг захотелось подбежать к зеркалу и посмотреться на себя — неужели она действительно такая? Неужели у нее действительно такое хмурое лицо, сведенные брови и напряженные губы?! Неужели она настолько отталкивающе-неприятная?!

И в зеркало смотреться не надо — она действительно такая. Ведь сейчас, глядя на этот рисунок, она словно смотрится в зеркало. И как точно Роман изобразил ее душу, которая мелькает в глазах, темницу, сковывающую ее, ключи от которой Диана давно потеряла!

Сдержать слезы, жгущие глаза, дрожащие руки, которые запихивают листки обратно, судорожно и быстро, чтобы никто, никто не стал свидетелем ее позора! И тем более тот, кто повинен в нем.

— Диана! — послышался голос матери. Диана вздрогнула. Всем телом, душой и скачущим сердцем, которое кажется готово остановиться.

— Да, мам.

Навыки актерского мастерства у нее есть, чтобы там ни говорила Тамара Александровна.

— Что ты там копошишься? Идем уже, все за столом!

— Иду, иду. Только посуду уберу.

Диана села за стол, на свое место, рядом с Романом. Села прямая и непреклонная, плотнее и крепче запирая, заколачивая ту дверь, которая вроде только приоткрылась, но захлопнута обратно безжалостной рукой моряка, который, оказалось, так хорошо рисует.

Зло ухмыльнулась. Для него это все игра, так ведь? Он играет свою роль. Каждый долбанный раз он играет заинтересованного мужчину, которому, на самом деле, плевать на нее! Играет и отыгрывает просто замечательно, что тут скажешь. Вон как она испереживалась, извелась за те дни и ночи, после того самого поцелуя. Поцелуй?! Захотелось рассмеяться громко и безудержно-истерично. Господи, какая же она ду-у-ура-а-а!

— Диана, — услышала она голос Романа и посмотрела на него.

«Неси лицо, Асланова. Лицо! Его надо носить! А не влачить, как тряпку по полу!»

— Что, Роман Алексеевич? Не понравилось жаркое? — прошептала Диана, чуть склоняясь к нему. Теперь она даже если чувствует его запах, ей плевать! А если не плевать, то уж один урок Тамары Александровны она уяснила — нести лицо.

— Жаркое? — переспросил Рома, глядя в горящие непонятным светом глаза Дианы. Черты ее лица заострились, и кожа стала бледной, словно мрамор. — Все в порядке?

— За-ме-ча-тель-но, — выговорила по слогам и улыбнулась. Так, как она умеет. Язвительно и тонко. — А у вас такое лицо, будто живот прихватило. Может, мезима дать?

— На хер мне твой мезим не сдался, — процедил Роман, буквально осязая волны ненависти от Дианы. А разве не этого он добивался?! — Прекрати паясничать, тебе не к лицу.

— О-о-о да-а-а, мне много что не к лицу, Роман Алексеевич, — ухмыльнулась она и поправила упавшую на лицо прядь. — Как вам наверно стыдно знакомить меня со своей семьей. Как вы потом оправдывались перед Вероникой Степановной за меня? М?

— Сбавь тон, — спокойно и как-то ровно проговорил Роман, и привычная дрожь прошлась по позвоночнику Дианы. Но она уже неслась вперед, как паровоз, набирающий скорость и идущий по рельсам, конец которому — обрыв.

— Вы мне ни отец, ни друг, ни брат. Никто! Так что не смейте мне больше приказывать!

А она еще побежала нанимать бригаду, слушая его! Дура!

Резко отвернулась и увидела сидящего рядом Алексея, который приехал с Антоном Ивановичем. С русыми взлохмаченными волосами, очками в тонкой оправе и мелкими чертами лица, так сильно он отличался от сидящего по другую руку мужчины, что Диана словно сделала глоток свежего воздуха.

— Как вам жаркое, Алексей? — спросила она вежливо.

— Признаться честно, — прошептал тот, — я бы от мезима не отказался.

Диана округлила глаза, приоткрыла рот… Потом выдохнула, сбрасывая напряжение, когда увидела смешинки в светло-голубых глазах Алексея. Как же много он услышал из-за того, что она, как глупая курица, не смогла удержать своей ярости и слишком много сказала.

Алексей шепнул:

— Не переживайте, я молчок, — сделал жест пальцами, будто застегивает замок на губах и выкидывает ключик.

Диана помотала головой.

— Это просто…

— Понимаю, бывает. Мы с моей девушкой ругаемся так, что соседи стучат во все стены. Хотя ругается она, а я просто цепляю наушники и включаю музыку на полную мощь. Может, поэтому она еще сильнее бесится? — пожал он плечом, и Диана улыбнулась в ответ на его подбадривающую понимающую улыбку.

— Спасибо. Да…такое бывает. Так что вам положить, Алексей?

— Ой нет, я сам, — парень перехватил ее тарелку. — Но сперва вам. Что будете?

— Салат, пожалуйста.

— Только не говорите, что сидите на диете. А то я уже наслышан о сушках и подкожно-жировых покровах.

— О нет, Алексей, у меня просто нет аппетита.

— А у меня он пропадет, если вы еще раз назовете меня Алексеем. Меня даже в паспорте записали Лёшиком, а Алексей — это так, для работы.

Диана прыснула от смеха и прижала пальцы к губам. Она признавала, что ей приятно ненавязчивое ухаживание Леши, его подбадривающие улыбки, анекдоты, которыми он сыпал весь обед, так, что она пару раз чуть не поперхнулась компотом.

— Если я задохнусь и откину коньки, все будут знать, что это вы виноваты, — строго сказала Диана, на что Леша невозмутимо отбил.

— Тогда составьте прямо сейчас завещание, и оставьте мне свои коньки. Так хоть буду знать, что не зря стараюсь.

Очередной еле сдерживаемый смех и смешинки в голубых глазах окончательно подняли настроение Дианы. А это было приятно — свободно и легко говорить с мужчиной. Пусть с таким простым и угловатым парнем, как Лёша, но все же, оказывается, Диана умеет смеяться над шутками мужчин, отвечать тем же, и не язвительным подначиванием, а лёгкими подколками с налетом флирта.

— Знаете, кажется, мне правда нужен мезим, — прошептал Леша. — Где у вас тут уборная?

Диана указала дорогу, и даже когда он встал с места, ощущала его легкую ауру. Конечно, своим внезапным перенастроем она обязана Роману. За ту шоковую терапию, что он ей устроил. Вспомнила на миг холодный взгляд Романа… Наброски… Тут же отмела мысль. Больше ни на сантиметр ближе, ни на миллиметр. Только игра, только хардкор.

Роме казалось, что ему в тарелку наложили горящих углей, и он разжёвывает их сводящими зубами и проглатывает огромными кусками.

— Наши технологии выходят на новый уровень, — вещал Антон Иванович, поправляя косматую бороду и усы, с двумя жёлтыми полосками под носом, которые выдавали заядлого курильщика. — По новостям такого не скажут, но обнадёживают последние испытания…