– По-моему, ты – именно тот шанс, которого я ждал, Миньон.

– Понятно. – Мадлен умело прятала свои чувства. – Каким же образом вы намерены научить меня независимости?

– Ты наверняка сочтешь мои методы неортодоксальными. Возможно, мои уроки пойдут вразрез с тем, чему тебя учили в монастыре, некоторые меры покажутся жестокими или безнравственными, но мной руководит не собственный каприз и не стремление к корыстным целям. Великие мыслители, такие, как твой соотечественник Вольтер, уверены, что для продолжения прогресса миру необходим новый этический кодекс.

– «Девичье целомудрие – не что иное, как предрассудок», – процитировала Мадлен.

Себастьян вытаращил глаза:

– Где ты об этом узнала?

– В вашей библиотеке, месье. Каждое утро я прихожу туда почитать в ожидании, когда поднимется тесто. – Изумление Себастьяна не поддавалось описанию. – Неужели я допустила оплошность?

– Вовсе нет! Но почему тебе запомнилась именно эта цитата, Миньон?

– Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей? – Мадлен кивнула себе в ответ, лицо ее оставалось совершенно бесстрастным. – Я согласна.

– Согласна… – пробормотал Себастьян, до которого вдруг дошло: он упустил нечто важное. – Ты хочешь стать моей любовницей?

– Да. В обмен на известные знаки внимания с вашей стороны я не подпущу к себе ни одного другого мужчину. Насколько я понимаю, обычно к этим знакам внимания относятся жилье, меблировка и новые наряды. Так вот, вместо них я хочу получать небольшое содержание.

– Содержание? – Себастьян с удивлением заметил, что нить беседы перешла от него к серьезной молодой женщине. – Но почему?

– Это мое дело.

Себастьян мгновенно вскипел:

– Нет, черт побери, мое! Я обязан знать, зачем тебе мои деньги!

Мадлен вдруг поняла, что допустила ошибку, призвав на помощь откровенность. Несмотря на события предыдущей ночи, она не услышала от Себастьяна утром ни единого доброго слова, а ее доводы он встретил негодованием. Чистая случайность помогла Мадлен ответить холодно и бесстрастно:

– В вашей библиотеке я нашла еще кое-что, месье. – Она указала на стопку бумаги в руках у Себастьяна. – Вот эту рукопись – кажется, принадлежащую вашему перу. В ней автор говорит, что независимая женщина не позволяет ни одному мужчине вторгаться в ее личную жизнь. Она соглашается с некоторыми его условиями и отвергает остальные. Цитирую: «Мужчине непозволительно монополизировать внимание женщины, ибо это порождает даже в лучших из мужчин склонность к тирании. В своем выборе женщина должна руководствоваться не меркантильными соображениями, а принципами». Разве не вы писали эти строки, месье?

На миг Себастьян лишился дара речи. Чопорным, как у дочери священника, тоном Мадлен бросила ему в лицо собственные обличающие слова.

– Я. Ну и что? – наконец выговорил он.

– Я всего лишь следую вашим наставлениям. Вам позволительно делить со мной ложе, но вторгаться в мою личную жизнь вы не имеете права, месье.

Каким бы утонченным аристократом ни был Себастьян, в данный момент он почувствовал себя неотесанным мужланом. Мадлен одержала верх в тупиковый момент спора и повернула его так, что Себастьян увидел изъян в своих доводах. Она читала его рукопись! Почему он сам не догадался предложить это ей?

– Ты умышленно избрала меня в наставники? – Задать этот вопрос Себастьяна побудило тщеславие, в котором не было ни грана альтруизма.

Мадлен поняла, что робеть и отступать уже слишком поздно. Под пристальным взглядом Себастьяна она произнесла то, чего он никак не ожидал:

– Я заметила, месье, что вы обладаете вкусом, умом, полезными привычками и многими другими привлекательными физическими качествами. – Она вскинула голову, вдруг ощутив боль в груди. Почему он даже не попытался приласкать ее? Она так ждала этого! – Месье Вольтер разочаровался бы во мне. Но я уверена, вы быстро избавите меня от плачевного невежества.

Себастьян ошеломленно воззрился на нее:

– Полагаю, мне должно льстить то, что я удовлетворяю твоим требованиям… – В его синих глазах вдруг блеснуло коварство. – Но почему ты уверена, что совершила разумный выбор?

Мадлен старательно обдумала вопрос.

– Вчера ночью вы были чрезвычайно добры ко мне, месье. А не заметила я ваши промахи только потому, что мне было не с чем сравнивать.

– К чему стремился – то и получил, – пробормотал Себастьян себе под нос и отошел от стола. – Поговорим начистоту. Я намерен стать твоим наставником не только в постели. Подобные вопросы заботят меня меньше всего. – «Лжец!» – мысленно упрекнул он себя, но правила игры требовали от него хотя бы толики беспристрастности. – Ты можешь сегодня же отправиться в Лондон и предложить себя любому джентльмену. Ты сама убедишься, что за одну ночь успела набраться опыта в общении с мужчиной, и пожелаешь обогатить его. – Он намеренно не обращал внимания на боль в глазах Мадлен, задетой такой черствостью. Угрызения совести раньше не были свойственны Себастьяну. – Если же ты останешься со мной, я потребую от тебя безграничной преданности в обучении радикально новому и неслыханному искусству.

Он отеческим жестом обнял Мадлен за плечи. Впрочем, сравнение оказалось неудачным: едва Себастьян взглянул в ее темные глаза, сегодня утром оттенком напоминавшие синие сливы, в нем пробудилась страсть. Властное и стремительное, порывистое, как поток талых вод, желание изумило его. Маленькая девственница выбрала в наставники не кого-нибудь, а именно его! Себастьян не разочарует ее!

– Ты согласна, Миньон?

Она подняла голову.

– Да, месье.

Себастьян убрал руку, боясь, что дружеское объятие само собой перейдет в ласку.

– В таком случае я должен сделать одно предостережение. – Он устремил суровый взгляд в глаза Мадлен. – Не вздумай влюбиться в меня.

Несколько секунд его слова висели в тишине комнаты. В них звучала и угроза, и вызов, и оба собеседника знали об этом.

– Я ничем не лучше мужланов, защищаться от которых хочу тебя научить, – продолжал он рассудительным тоном. – В сущности, я даже хуже их, поскольку предлагаю тебе защиту и помощь, но требую стать моей любовницей. Обычно девушка влюбляется в своего первого мужчину. Поэтому я обязан предупредить: я не способен на чувство, которое люди называют любовью. Ты поняла?

Несмотря на глубокое разочарование, на лице Мадлен сияло внутреннее воодушевление, о причинах которого Себастьян не догадывался. Уже слишком поздно: она влюблена в него. Однако объясняться Себастьяну в любви она не собиралась.

– Я пока не совсем поняла вас, месье.

Себастьян с вожделением смотрел на нее, представляя, как эта женщина отдастся кому-нибудь другому. Он понимал, как опасно представлять себе подобное будущее, но, поскольку судьба Мадлен была ему далеко не безразлична, он был готов научить ее защищаться от мужчин, подобных себе. Мадлен суждено стать известнейшей куртизанкой Лондона!

– У тебя есть выбор. Тебе незачем ложиться со мной в постель – до тех пор, пока ты не захочешь сделать это не из любопытства, а потому, что в тебе возникло желание.

В душе Себастьян вел яростную борьбу с примитивными инстинктами, побуждающими подхватить Мадлен на руки и немедленно отнести в постель. Он дрожал от желания глубоко погрузиться в нее и услышать ответный трепет ее тела, а потом, когда они оба будут лежать рядом, пресыщенные и обессиленные, попросить ее забыть обо всем, что он говорил. Себастьян знал, что ни за какие блага мира не отдаст Мадлен другому. Может, стоит просто поцеловать ее?

Мадлен не подозревала о душевных муках Себастьяна. Глядя в его лицо, она видела лишь отражение досады и непривычную скованность. Какими бы ни были его желания, Мадлен знала, что он воздержится от поцелуя. В ярко-синих глазах Себастьяна мелькнуло сомнение. В ком он сомневался – в ней или в себе самом?

– Прекрасно, месье, – заговорила она, осторожно выбирая слова. – Я бы не хотела показаться невежливой, но согласны ли вы платить мне содержание?