– Только не я! Не хватало мне еще английского купца!

– Тогда вам придется продать свои драгоценности. – Внезапно глаза де Вальми стали ледяными, хотя голос по-прежнему звучал любезно. – Кстати, как насчет вашей племянницы? Насколько я понимаю, она собирается навестить вас. Если она действительно дочь одной из сестер Фокан, она должна быть изумительной красавицей.

– Малышка Мадлен? Она еще дитя, месье, совсем ребенок, в которого монахини вселили панический страх перед огромным миром. – Анриетта театрально вздохнула. – Я ужаснулась, узнав из ее последнего письма, что монахини отговаривают ее от поездки. Верно, Жюстина?

– Да, – неуверенным тоном подтвердила сестра.

Анриетта взяла инициативу в свои руки:

– Боюсь, мы навсегда потеряли нашу дорогую племянницу, месье. Со дня на день она готовится постричься в монахини.

Месье де Вальми встретил эту новость легкой многозначительной улыбкой.

– Бессмысленный поступок, не правда ли?

Неожиданно он встал.

– Мне нужны деньги, чтобы заплатить людям, способным узнать что-нибудь о вашей сестре. Меня не интересует, где вы их достанете. Если вы не в состоянии взять деньги в долг или добыть другим путем, ступайте на панель. – Последние слова хлестнули обеих сестер наотмашь, как удар хлыста. – Или, как я уже предупреждал, Ундина погибнет. Всего хорошего.

– Хуже, чем теперь, нам уже не будет, – изрекла Анриетта, когда де Вальми ушел. – Бывало, и наши предки оказывались в бедственном положении. Но его совет омерзителен! Подумать только, продавать себя пастухам и рудокопам, чтобы прокормиться!

– Продавать себя? – потрясенно пробормотала Жюстина и разразилась рыданиями.

Анриетта раздраженно взглянула на сестру, не пытаясь утешить ее. Жюстина даже не сознавала, насколько опасен де Вальми. От внимания Анриетты не укрылся интерес гостя к их племяннице. Очевидно, судьба матери Мадлен в его руках.

Внезапно в больших серых глазах Анриетты вспыхнули дерзкие огоньки. Некогда она питала пристрастие к азартным играм, но так и не научилась мириться с проигрышами. На этот раз она приберегла туза в рукаве, и этим тузом была Мадлен. Де Вальми в конце концов узнает, что насчет Мадлен они солгали. Значит, необходимо как можно скорее обеспечить малышке покровительство лорда д’Арси, деньги которого разрешат все затруднения сестер Фокан.

– Куда же я спрятала бренди? А, вспомнила! – Она вынула несколько книг с полки, пошарила на ней и вытащила запыленную бутылку толстого темного стекла. – Вот она! То, что надо, чтобы воспрянуть духом.

Жюстина пододвинула чайные чашки, Анриетта плеснула в каждую по глотку бренди. Сестры долго сидели в полутьме, с блаженством потягивая крепкую жидкость – напоминание о былой жизни.

Анриетта уже засыпала, когда в ее радужные мечты вкралось единственное опасение. Если д’Арси возьмет Мадлен под покровительство, все будут спасены. А до тех пор нельзя допустить, чтобы Мадлен узнала, где находится ее мать, и предприняла попытку вернуться за ней во Францию.

Она сказала, что ее зовут Дора и что ей шестнадцать лет. Явившись ко мне по приказу хозяина, она молча помогала мне раздеваться.

По правде говоря, я не строил никаких планов насчет этой девушки. Совершенно обессиленный – или так мне казалось – после приема в поместье, я мечтал отдохнуть. Но у Доры, этой резвой плутовки с блестящими глазами-бусинками и пикантной улыбкой, были совсем иные замыслы.

Ее пальчики быстро избавили меня от сюртука, жилета и галстука, а затем перешли к двойному ряду пуговиц на панталонах. Она справилась с ними в мгновение ока. Легкое шевеление моего близкого друга заставило меня по-новому взглянуть на девушку.

С негромким возгласом удивления она смело взялась за меня обеими руками.

– О, милорд, какая прелесть! Какой ровный и гладкий, не то что эти багровые чудовища, переплетенные венами!

Женская похвала впечатлила моего друга, и он надменно вздыбился, обнажив голову.

– Как приятно видеть его таким! Он любит лесть, не правда ли, милорд?

Я невесело улыбнулся, глядя на нее, и вспомнил высказывание Попа[10] о том, что каждая женщина в душе распутна. Но несмотря на поведение моего друга, желание во мне еще не пробудилось.

– Ты когда-нибудь спала с мужчинами, Доркас?

Она зарумянилась, впервые выдав свою молодость и неопытность.

– Если хотите, я могу лечь с вами, милорд.

Дерзкий малый грустно поник. Дефлорация девственниц не в моем вкусе.

– Ладно, забудь об этом, детка. Иди спать.

Но вместо того, чтобы отпустить моего приятеля, она продолжала поглаживать его с выражением благодарности и облегчения на лице.

– Но ведь вам больно, милорд. Если вам угодно, я сумею облегчить эту боль. Присядьте на край постели.

Завороженный и охваченный любопытством, я подчинился. Улыбаясь, она встала на колени передо мной.

– Он такой красавец! Он заслуживает поцелуя, милорд.

Всегда готовое откликнуться на женские ласки, мое изнуренное копье мгновенно пробудилось к жизни от прикосновения ее губ. Ободренная таким началом, Доркас принялась с воодушевлением ублажать меня.

Вывод: в Англии принято называть подобные услуги «французской любовью». Однако, поскольку очаровательное создание, стоящее на коленях меж моих раздвинутых ног, было родом из Нортумберленда, ее энтузиазм позволил мне прийти к заключению, что в название подобных утех необходимо внести географическую поправку. Вероятно, их следует именовать «вселенской любовью».

Пробили часы. Себастьян отложил перо и с довольной улыбкой промокнул только что написанную страницу. К сожалению, неотложные дела вынуждали его на время прервать приятные воспоминания.

Поход Себастьяна в Британский музей имел две цели: прежде всего ему не терпелось осмотреть уникальный экспонат, Розеттский камень,[11] привезенный вместе с прочими трофеями из Александрии после победы английских войск над армией Бонапарта в сражении на Ниле два года назад. Кроме того, Себастьяну предстояло представить отчет генералу Лесли Армстронгу.

При посредничестве Армстронга конногвардейский полк время от времени пользовался результатами научных исследований Себастьяна; в последний раз это случилось в Каире, в 1801 году. Он подозревал, что и на этот раз армии потребуется его помощь в пресечении попыток Наполеона Бонапарта расширить границы своей империи.

Себастьян с порога заметил красный мундир генерала, расшитый золотом и украшенный крупными пуговицами. В облике этого человека, который некогда считался одним из самых многообещающих офицеров колониальной армии ее величества, было нечто монументальное. Армстронг был приятелем Симона д’Арси и выступал секундантом во время дуэли, стоившей последнему жизни.

– Генерал, – холодно поприветствовал Себастьян.

Старый вояка окинул бесстрастным взглядом бутылочно-зеленый сюртук молодого человека, его канареечно-желтый жилет, панталоны, чулки и туфли. Прослужив всю жизнь в армии, Армстронг не признавал штатскую одежду. Юноша, с которым он не виделся без малого три года, казался ему незнакомцем.

– Д’Арси? Черт побери, так и есть! А вы изменились. Лопни мои глаза, вы стали настоящим денди!

– Пожалуй, да, – спокойно отозвался Себастьян. – Как там на войне, генерал?

При упоминании о войне Армстронг склонил убеленную сединой голову.

– Давайте пройдемся, д’Арси, я кое-что расскажу вам.

Четверть часа они бродили по длинным залам, заполненным древними экспонатами, на которые не удосужились взглянуть. Эта экскурсия была чистейшей формальностью: им требовалось обсудить наедине главную причину встречи. О серьезности положения Себастьян догадался не столько по словам генерала, сколько по его приглушенному тону, сменившему обычный командный голос.