Сколько женщин сидело на коленях Себастьяна до нее, наслаждаясь его искусными поцелуями и ласками? Неужели слуги уже привыкли к постоянной смене женщин в жизни их хозяина?
Понимая, какой оборот приняли мысли Мадлен, Себастьян взял ее за подбородок.
– Ты считаешь, что я способен намеренно причинить тебе боль?
Заглянув в глаза Себастьяна, Мадлен узрела в синих глубинах не только желание, но и поразительную откровенность. Она верила, что Себастьян попытается защитить ее, но не знала, справится ли он с этой задачей. Чего еще она могла ожидать? Любовнице не пристало капризничать.
– Я хочу быть с вами, ме… Себастьян, – если вы, конечно, не против.
– Об этом я мечтаю больше всего на свете, – искренне прошептал он и крепко поцеловал ее.
Удовлетворившись ответами Мадлен на его поцелуи, Себастьян поднял ее с колен и встал.
– Пойдем, милая. Мы удалимся туда, где сможем отгородиться от остального мира.
* * *
– Ты позволишь раздеть тебя? Или разденешься сама?
Мадлен повернулась к Себастьяну, стоя на пороге жарко натопленной спальни. До сих пор ей хватало смелости. Доверчиво подав Себастьяну руку, она вошла за ним в спальню и даже подождала, когда он повернет ключ в замке. Но предстоящее событие, заключенное в словах «ты позволишь раздеть тебя?», до смерти перепугало ее.
– Хочешь бренди? – мягко спросил Себастьян, успев обманчиво-беспечным взглядом уловить выражение на лице Мадлен. Внизу, в столовой, она не ощущала страха. Значит, следовало напомнить ей об этом.
Себастьян направился к столику со стоящим на нем хрустальным графином.
– Может, составишь мне компанию? Обычно я пью бренди перед сном. – Он увидел, как глаза Мадлен испуганно раскрылись, метнувшись в сторону кровати, и мысленно упрекнул себя. Мадлен явно не привыкла к подобному обращению. Ему не терпелось узнать, сколько мужчин у нее было, но в нынешних обстоятельствах вопрос оказался бы чудовищно бестактным. Впрочем, о многом Себастьян догадывался и без лишних расспросов. Скорее всего у Мадлен был единственный, но чрезмерно придирчивый любовник – по меркам Себастьяна, это было хуже, нежели девственность. И все-таки кто прислал ее? Элиотт? Тревор? Какой-нибудь заносчивый денди, который однажды проиграл Себастьяну в карты, о чем сам Себастьян давным-давно забыл?
Он плеснул немного бренди в бокал и предложил его Мадлен:
– Выпей, согреешься.
Мадлен покачала головой, но даже этот незначительный жест выдал ее испуг. Ее глаза казались огромными на застывшем лице, в их темных глубинах отражалось пляшущее в камине пламя. Мадлен сжала руки на груди, вцепившись в свое платье, словно в бесценную реликвию.
Боясь окончательно перепугать кухарку, Себастьян не решился приблизиться к ней. Взглянув на постель, он пришел к выводу, что ложиться пока рано, и присел в кресло у камина.
Он видел, как Мадлен обводит взглядом спальню: просторную комнату с украшенными лепниной стенами, росписью на потолке и камином из черного мрамора с белыми прожилками. Большую часть спальни занимала кровать с балдахином из дамасского шелка цвета потускневшего золота. Это грандиозное сооружение воздвигли более двух веков назад, в ожидании так и не состоявшегося приезда королевы-девственницы.[20] С тех пор в эту постель не попало ни единой девственницы – ни королевских, ни иных кровей. Себастьян подозревал, что Мадлен можно почти с полным правом назвать девственницей.
– Приятная комната, верно?
Мадлен попятилась, будто Себастьян бросился к ней. Но он не двинулся с места. Удобно расположившись в кресле, он ослабил шейный платок и вытянул длинные мускулистые ноги.
– Что вы сказали, месье?
Она вновь прибегла к церемонному обращению. Плохое предзнаменование.
Себастьян отставил нетронутый бокал и поманил ее к себе:
– Подойди сюда, Миньон.
Мадлен заставила себя сделать несколько шагов к камину, с трудом преодолевая грохот в ушах, подобный океанскому прибою. Со мной ничего не случится, убеждала она себя. Через это проходит почти каждая женщина. Ей вспомнилась Оделия и тетушки. Мадлен не могла заставить себя думать о матери – теперь, незадолго до ее собственного грехопадения, эти мысли казались кощунством.
Она остановилась в двух шагах от Себастьяна.
– Вы будете добры ко мне, ме… Себастьян?
Ее испуг тронул Себастьяна. Неужели он выглядит грубым мужланом? Или она считает, что у нее нет выбора?
– Я буду ласков, Миньон. Ты ни о чем не пожалеешь… если доверишься мне.
Он не приблизился к ней ни на дюйм, сдержав желание схватить ее за запястье. Вместо этого он протянул Мадлен повернутую ладонью вверх руку.
– Так ты доверишься мне?
Мадлен подала ему руку и подошла поближе. Себастьян бережно поставил ее перед собой, обнял за талию и посадил на колено.
Себастьяна переполнило чувство благодарности. Он положил голову Мадлен к себе на плечо и обнял девушку обеими руками, словно оберегая от ее опасений и своих желаний. Вместе с тем он понимал: долго так продолжаться не может. Он ощущал вес легонькой Мадлен, ее запах дразнил ноздри, в нем смешивались аромат лимона, исходящий от волос, и другой, более теплый запах тела. Себастьяну не терпелось осыпать кухарку ласками, но сначала требовалось завоевать ее доверие.
– Знаешь, что я делаю, когда остаюсь один в спальне? Когда невыносимая усталость мешает мне уснуть?
– Нет, – робко отозвалась она.
– Курю сигары. Ты никогда не пробовала курить, Миньон?
Она покачала головой, касаясь его плеча.
Себастьян опустил руку чуть ниже, положил ее на бедро Мадлен и прижал ее к своим чреслам.
– Не хочешь ли попробовать?
Мадлен резко вскинула голову.
– Попробовать сигару? – переспросила она, удивленно раскрыв темные глаза.
– Нет, пожалуй, не стоит. – Себастьян дружески усмехнулся. – Но бренди тебе может понравиться. – Он взял со столика бокал и поднес его к губам девушки.
Едва Мадлен успела сделать глоток, Себастьян убрал бокал и прижался к ее губам, не давая времени сглотнуть. Дразня ее губы языком, он чувствовал острый привкус бренди. Постепенно Мадлен расслабилась, отдаваясь его страстным и пылким поцелуям, подчиняясь опаляющему желанию.
Внезапно Мадлен почувствовала какую-то перемену в самой себе: прежде пугающие, поцелуи Себастьяна стали для нее желанными. При каждом прикосновении его губ ее тело отзывалось новыми ощущениями. Она не понимала, что происходит, но радовалась.
Когда Себастьян наконец поднял голову, Мадлен ответила ему улыбкой.
– Теперь твоя очередь, – заявил он и пригубил бренди. Задержав терпкую жидкость во рту, он вновь принялся целовать Мадлен. Она с воодушевлением отвечала на поцелуи. Постепенно она постигла ритм ласк, которым терпеливо обучал ее Себастьян, и принялась поглаживать его волосы в такт движениям языка. И наконец, принимая условия игры, она начала наносить удары языком и прятать его, заставляя Себастьяна с силой сжимать ее талию. Ниже, в средоточии ее существа, возникла тянущая, но приятная боль. Невольно Мадлен задвигалась на коленях Себастьяна.
Себастьян понял причину этого беспокойства и склонился ниже, осторожно покусывая напрягшуюся шею Мадлен. Он положил ладонь ей на затылок, будто впитывая нежность кожи, на скулах и висках кажущейся необыкновенно тонкой. Он обвел пальцем контуры изящных скул, обнаружил бьющуюся жилку под подбородком и спустился к впадинке у основания шеи. Затем его ладони заскользили ниже и наконец остановились на груди Мадлен.
Она негромко ахнула, когда пальцы Себастьяна сжали ее.
– Тебе нравятся мои прикосновения?
Она не ответила, но придвинулась ближе, бессознательно прижимаясь грудью к его ладоням и потираясь о них сосками сквозь ткань платья. «Разумеется, милая! – мысленно ответил сам себе Себастьян. – Но подожди, я знаю уйму других способов доставить тебе наслаждение».
Обняв Мадлен, он отвлек ее внимание поцелуями, а сам начал с поразительным проворством расстегивать пуговицы ее платья на спине и спускать ткань с плеч.