Себастьян нахмурился, застыв с протянутой рукой.

– И передайте ему: за малейшую непочтительность он у меня поплатится!

Мадлен отвернулась, чтобы скрыть улыбку: вечер удался.

– Последнее вино – «Пино нуар», или «Черная гроздь», из Бургундии. Оно лучше предпоследнего, но еще не созрело.

Мадлен плеснула немного вина в седьмой и последний из хрустальных бокалов, выстроившихся на обеденном столе перед Себастьяном.

– Через год-другой оно станет совершенством.

«Миньон, совершенство – это ты», – мысленно возразил Себастьян, потянувшись за бокалом и радуясь тому, что отослал лакеев спать, лишь бы остаться наедине с гостьей.

Он не спешил, наблюдая за ней поверх края бокала. Его переполняло странное возбуждение, размышлять о причинах которого не хотелось. Когда Мадлен подняла голову, Себастьяна окатила теплая волна нежности.

Ее урок дегустации вин был трогателен, старание Мадлен вызывало у Себастьяна умиление. На миг она превратилась в наставницу рядом с учеником. По напряженно застывшему лицу кухарки Себастьян понял, что она старается сдержать улыбку, довольная ситуацией не меньше его самого.

– Попробуйте, месье, – предложила она.

– Непременно, – пообещал Себастьян, заинтересованный нежными очертаниями губ Мадлен гораздо больше, чем вкусом вина.

Смышленая девчонка эта маленькая странница, которую судьба занесла в его дом. О винах рассуждает с уверенностью дочери винодела из Бургундии. Как могло случиться, что она стала призом в нелепом пари, заключенном в «Уайтсе»? Впрочем, это Себастьяна не интересовало. Он не сомневался в одном: столь ценного подарка он еще никогда не получал.

Подождав минуту, Мадлен вопросительно уставилась на Себастьяна.

– Ну, что скажете, месье?

Он послушно пригубил вино. Вкус его ничем не уступал насыщенному багровому оттенку. Себастьян подержал вино во рту, силясь уловить оттенки и нюансы букета, но чуть не поперхнулся от незрелой терпкости и кислоты. Мадлен оказалась права: кислота должна улетучиться через год, а точнее – через два, как она и предсказывала. Вино обещало быть превосходным.

Сдержанным тоном, под стать серьезному выражению на лице Мадлен, он согласился с ее мнением.

Мадлен кивнула.

– А теперь я вновь попрошу вас попробовать вино из первой бутылки.

Он любовался игрой света и тени на изящном профиле девушки, пока она тянулась за бутылкой. В очертаниях ее скул есть нечто экзотическое, решил он. Вероятно, среди ее предков значились мавры. Он беспокойно перебирал пальцами ножку бокала. Сдержанность стоила Себастьяну немалых усилий: каждую секунду он был готов схватить Мадлен в объятия и усадить к себе на колени.

Она подала ему тарелку с тонкими ломтиками хлеба и огурца, чтобы очистить нёбо перед дегустацией. Себастьян подцепил кружок огурца, чувствуя, как от вина у него начинает играть кровь. Мадлен налила в его бокал всего одну чайную ложку вина. К сожалению, сама она не выпила и трех глотков.

Себастьян смело взял предложенный бокал, сделал глоток и тут же сплюнул вино обратно, скорчив гримасу отвращения. От грубого кислого вкуса у него защипало язык.

– Похоже, его процедили сквозь нестиранные крестьянские штаны!

– Скорее всего вино было сделано из венгерского токая в неурожайный год. Подгнивший и незрелый виноград собирали после обильных дождей. – Скрестив руки на груди, Мадлен многозначительно покачала головой. – И этим вы запивали мои тонкие блюда!

Себастьян не нашелся с ответом: доказательства Мадлен были неопровержимы. Но гораздо больше его интересовала упругость ее грудей в гнезде скрещенных рук. Кто бы мог поверить, что у такой тоненькой девушки окажутся столь пышные формы? Себастьян мечтал о том, чтобы расстегнуть лиф ее платья и прильнуть к сладким холмам.

Он отставил бокал.

– Почему же прежде я не замечал разницы?

– Вас ловко обманывали, месье. – Она указала на две бутылки. – Вы видели, как были откупорены две бутылки. Они абсолютно одинаковы. – Она сунула руку в карман передника и вытащила две пробки. – Но если рассмотреть их, вы сразу увидите, насколько пробка, вынутая мной, отличается от той, что я нашла на столе. – Теперь понимаете?

– Не совсем, – пробормотал он. – Подойдите поближе.

Мадлен склонилась над ним, и Себастьян вдохнул запах ее кожи, неожиданно уловив в нем оттенок лимона. Аромат смешивался с еще одним, более тонким, который Себастьян счел соблазнительным запахом тела Мадлен.

Он взял ее за руки, делая вид, что изучает пробки, но на самом деле разглядывая тонкие гибкие пальцы и представляя себе их прикосновение к коже. Наконец он поднял голову и окинул нежным взглядом ее лицо.

Мадлен улыбнулась в ответ.

– Справа – новая пробка, – объяснила она. – Пятно от вина въелось в нее не так глубоко, как на той, что слева. Сначала вам подали хорошее вино. А после нескольких бокалов подметить замену способен разве что обладатель опытного носа.

– Опытного носа… – с улыбкой повторил Себастьян странное выражение, мысленно представляя себе такой нос. Он знал немало опытных женщин, но в число их талантов не входило утонченное обоняние. Он и сам был не прочь поучить Мадлен кое-чему, развить в ней таланты искушенной возлюбленной.

Он неторопливо провел пальцами по нежной коже запястьев Мадлен, ощущая ее пульс. Биение ее сердца было невозможно сравнить с лихорадочными, сбивающимися ударами в груди Себастьяна.

– Кто же обучал вас, Миньон?

– Мадам Селина, бывшая герцогиня д’Экслижи.

Себастьян резко вскинул голову.

– Из рода виноделов д’Экслижи?

– А вы знакомы с ними, месье?

– Да, с одним из них. Мы с наследником герцога провели несколько приятных часов в Париже летом 1790 года. – Многозначительным взглядом Себастьян намекнул, чем он занимался в эти часы, но Мадлен пропустила намек. Наследник герцога д’Экслижи погиб год назад от рук парижской черни вместе с еще несколькими друзьями Себастьяна, но эти воспоминания он решил приберечь на потом. – Вы служили в их доме?

– Нет, месье. С 1791 по 1795 год мадам Селина жила в монастыре, где я воспитывалась. Она привезла с собой лучшее содержимое своего винного погреба, объяснив, что ей невыносима мысль о том, что всякий сброд будет поднимать за смерть ее близких друзей бокалы, наполненные ее собственным вином. Она предпочла бы, чтобы в нем купались обитатели монастыря.

Упоминание о монастыре не ускользнуло от внимания Себастьяна, но расспросить о нем подробнее он решил позднее.

– И вы купались в нем?

Взгляд Себастьяна из-под полуопущенных век скользнул по фигуре Мадлен, прежде чем вновь остановиться на лице.

– Значит, в ваших туфлях скрываются пальчики, запачканные вином?

– Нет, месье, – со смехом покачала головой Мадлен.

«Месье»… Какое уважительное обращение… Несомненно, она громко запротестует, едва он попробует посадить ее к себе на колени.

Но Мадлен не стала бы возмущаться. Втайне она радовалась тому, что сумела прогнать гнев хозяина. Но теперь, когда он смотрел на нее, как сегодня утром в лаборатории, Мадлен вдруг оробела. Ей хотелось угодить ему, увлечь его, стать его любовницей, но она не знала, сумеет ли пережить такое потрясение.

Она мечтала отвести со лба каштановый локон, бросающий тень на идеально очерченное лицо Себастьяна. Глядя на него, Мадлен забыла о своих планах и уловках и видела перед собой только обаятельного мужчину с чуть смущенной улыбкой. Она испытывала необъяснимое желание прикоснуться к нему и с трудом отгоняла преступные помыслы.

– Урок закончен, месье. Я доказала, что кто-то в этом доме хранит пустые бутылки, а затем наполняет их дешевым вином.

Себастьян вновь коснулся большим пальцем бьющейся жилки на ее запястье.

– Но как вы об этом догадались?

– Я уже видела подобный фокус. С помощью него мадам Селина сберегла хорошее вино. Его перелили в дешевые фляги с ярлыками, свидетельствующими о том, что это кислое молодое вино. Когда фляги осматривали сначала республиканцы, а затем солдаты армии Наполеона, они признали, что вино сгодится разве что для причастия.