Услышав просьбу, Мадлен составила себе окончательное представление о том, что такое благосклонность повесы.

– Вы ждете, что я разденусь? Прямо здесь?

Он положил ей на плечи теплые ладони.

– А какую обстановку предпочитаете вы? Гостиную? Бальный зал? Чулан? Мне доводилось развлекаться там с горничными.

Несмотря на душевное смятение, Мадлен не утратила здравого смысла:

– Сначала прочтите письмо, месье.

Маркиз недовольно нахмурился, но кивнул:

– Хорошо, давайте его сюда. Поскорее покончим с письмом и перейдем к более приятным делам.

Он потянулся за письмом, и Мадлен с трудом заставила себя застыть неподвижно. Маркиз не стал развязывать ленту, а тыльной стороной ладони задел округлость ее левой груди, подхватывая письмо. Мадлен полагала, что так мужчины обращаются лишь с женщинами известного сорта. Ей это не понравилось, но пришлось смириться – ведь ей предстояло стать таковой, и не без помощи маркиза.

Себастьян поддел пальцем запечатанный воском край свернутого листа, еще свисающего с шеи Мадлен, и развернул его. Чтобы пробежать записку глазами, ему потребовалось всего несколько секунд.

– Значит, вас послали заменить мою прежнюю кухарку?

– Да, месье.

Маркиз негромко рассмеялся и намеренно задержал ладонь на ее правой груди.

– А вы уверены, что вы кухарка, а не лакомое блюдо?

Сердце Мадлен ушло в пятки, она потупилась. Как легко оказалось завладеть вниманием этого мужчины! Чересчур легко!

– Я оскорбил вас? – Хотя Мадлен не поднимала глаз, она почувствовала, что вопрос был искренним. – Какая досада! Прошу меня простить.

Но извинение показалось ей проникнутым иронией. Мадлен робко подняла голову.

– Месье, вы разрешите мне остаться у вас?

– Разумеется – по крайней мере на некоторое время. – Маркиз развязал бант и снял ленту с шеи Мадлен. – Где вы предпочитаете остаться?

Мадлен не скрыла удивления:

– Само собой, на кухне, месье.

– На кухне? Значит, маскарад продолжается? – Он пожал плечами. – Отлично. Дворецкий проводит вас на кухню. Насколько я помню, она где-то неподалеку.

Мадлен наклонилась за своим багажом, но маркиз остановил ее, взяв за запястье.

– Не беспокойтесь, вашими вещами займется Хорас. – Он огляделся, но не заметил никакого багажа, кроме дорожной сумки и сетки у ног Мадлен. – А где же остальное?

– Это все, месье.

Обдумывая ее ответ, Себастьян хозяйским жестом обнял Мадлен за плечи.

– Полагаю, вы ждете от меня подарка – одного-двух платьев. Вы совершенно правы.

Он взял ее за подбородок и пристально вгляделся в лицо, а другой рукой развязал ленты шляпки и снял ее.

Мадлен затаила дыхание, чувствуя, как взгляд маркиза скользит по ее стриженым кудрям.

– Вы не в моем стиле, но это не важно.

Отложив шляпку Мадлен в сторону, он нежно погладил ладонью ее щеку и поправил смявшиеся под шляпкой локоны.

– Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.

Мадлен не сдержала недовольства:

– Месье, мне трудно вас понять.

– О, не беспокойтесь, мадемуазель. – Взглядом опытного сердцееда он за несколько секунд успел раздеть ее донага. – Уверен, когда дело дойдет до языка любви, мы прекрасно поймем друг друга.

Мадлен вспыхнула:

– По-моему, месье, вы ошибаетесь на мой счет.

– Отнюдь, – возразил он, приближая губы к ее ушку. Мадлен попятилась, и Себастьян крепко удержал ее за руку. – В письме ясно сказано, что вам предстоит удовлетворить любые мои аппетиты.

Эта ложь ошеломила Мадлен. Она вывернулась из объятий маркиза.

– Не может быть! Я вам не верю!

– Вот как? – В синих глазах блеснули опасные искры. – Поскольку письмо адресовано не вам, надеюсь, вы не осмелились прочесть его? – Мадлен с трудом удержалась, чтобы не выпалить, что письмо написала она сама. – Значит, остается поверить мне на слово, а я повторяю, что в письме определен круг ваших услуг. Вернее, сказано, что определить его – мое право.

Мадлен впервые посетила мысль о том, что исход ее затеи может оказаться совсем не таким, как она задумала. Маркиз оказался сущим дьяволом!

– Я опытная кухарка, месье. Разве вы не хотите хотя бы испытать меня?

– Именно это я и намерен сделать, милочка. – Он привлек ее к себе и склонился к ее губам.

Поцелуй оказался на удивление нежным, дружеским и успокаивающим, его опустошающую страсть Мадлен ощутила не сразу.

– Первая проба снята. – Он улыбнулся, поблескивая глазами. – Вы действительно уверены, что предпочитаете возню с кастрюлями и сковородами более приятным занятиям?

– Да. – Мадлен удивилась, услышав собственный ответ.

– Прекрасно. – Себастьян отпустил ее, решив поддержать игру, ибо он был весьма доволен неожиданным развлечением, единственным после невыносимо скучной недели. Отправитель письма не поставил свою подпись – впрочем, в столь деликатных вопросах подобная скрытность в порядке вещей. Попав не в те руки, письмо грозило катастрофой. Но ни один мужчина не прислал бы красавицу приятелю только для того, чтобы она обливалась потом, ворочая кастрюли в душной кухне. Себастьян не сомневался, что после пяти минут этого каторжного труда гостья откажется от игры.

– Так вы и вправду согласны готовить для меня еду? – спросил он, напирая на слово «готовить» и не скрывая иронии.

– Да, месье.

– Значит, вы осведомлены о моей эксцентричности в том, что касается кулинарии?

– О чем, месье?

– О моих привычках, капризах и пристрастиях.

– Нет, месье, – уверенно отозвалась Мадлен, – но я буду рада узнать о них.

– Отлично. – Маркиз отодвинул стул от стола, стоящего у окна, и предложил гостье присесть. – Вам придется делать записи.

Мадлен настороженно взглянула на него:

– Неужели у вас так много капризов?

– Это зависит от того, насколько хороша ваша память. Итак, начнем. Если вы пожелаете что-нибудь записать, остановите меня. – Он сложил руки за спиной и принялся размеренно вышагивать по библиотеке. – Прежде всего я никогда не ем мяса по вторникам и четвергам. Я ем его лишь по воскресеньям и субботам. По понедельникам, средам и пятницам я предпочитаю пищу, начинающуюся с букв П и С соответственно. – Он сделал паузу. – Успеваете запоминать?

– Да.

– Умница. Тогда продолжим. – Он направился в дальний конец комнаты, объясняя на ходу: – Я не люблю молоко и сыр, но ем и то и другое вместе. Моя еда должна быть пикантной, но без примеси репчатого лука, шнитт-лука или лука-порея.

Значит, остаются чеснок и лук-шалот, быстро заключила Мадлен.

– Это все, месье?

Он круто обернулся.

– Это лишь начало. – Он вновь указал на стул у письменного стола, но Мадлен покачала головой. – Я предпочитаю толченый, а не молотый перец, и соль мелкую, как пыль. Хлеб должен быть мягким, но с хрустящей корочкой. Никаких тостов и гренок! Я питаю особую любовь к дарам моря, но ем лишь те, которые попали ко мне на стол не позже чем через час после того, как были выловлены. Я не ем риса, капусты и горошка. Ненавижу домашнюю птицу, пудинги, сливочные соусы, колбасы, ветчину, запеканки, огородные овощи зеленого и желтого цвета и куриные яйца. – Он вопросительно приподнял бровь. – Я не слишком утомил вас?

Мадлен решительно покачала головой. Правда, она не думала, что мужчина со столь широкими вкусами в других сферах пожелает ограничивать себя в сфере гастрономии. Мадлен пришла к заключению, что она еще слишком неопытна.

– Я хочу, чтобы кофе, а не чай мне подавали горячим и таким сладким, чтобы к нему слетались осы. Я принимаю пищу в десять утра, в два часа дня и в восемь вечера, а чай пью в половине пятого, а не в четыре. Ужин должен состоять из по меньшей мере пяти перемен, не считая десерта. И зарубите себе на носу: я ненавижу ваниль, перечную мяту, корицу и самое главное – шоколад.

– Шоколад? – эхом повторила Мадлен.

– Да, а что?

– Ничего, месье, – ответила Мадлен. В гостях у ее тетушек маркиз заявил, что обожает шоколад. Значит, сейчас он солгал! Ладно, она постарается исполнить его приказания, а он пусть пеняет на себя. – Это все?