– Незадолго до отъезда из Лондона я получил письмо от леди Лэнгли. Она писала, что родные согласились принять ее под свою защиту.

– Похоже, ты прославился.

Себастьян промолчал. Он поддался лести леди Лэнгли не оттого, что испытывал к ней страсть, а всего-навсего от скуки. Но в ночь первого свидания, едва раздев ее, Себастьян обнаружил такое множество синяков и ссадин, что объяснить их одним случаем избиения было немыслимо. Несмотря на свое суровое детство, Себастьян был в шоке и предался любви с леди Лэнгли так нежно, как только мог, а позднее вызвал на дуэль ее обидчика. Так какое же чувство управляло им – альтруизм или отвращение? Прошло два года, а он по-прежнему не знал ответа.

– Вернемся к Шервуду, – спустя минуту напомнил Эверли. – Само собой, я буду твоим секундантом. Выбор оружия за тобой, только не вздумай выбрать саблю – не забывай, ведь он драгун. Пистолеты тоже не годятся. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из вас погиб. Нет, только не пистолеты. Ненадежное оружие – оставляет дыры. Грязная работа. Когда-то ты фехтовал на рапирах, – с надеждой подсказал он.

– Я сторонник итальянской школы фехтования – на рапирах и кинжалах. Прошлой весной учился этому искусству в Неаполе.

– Вот и хорошо. Такой поединок требует не только отваги и силы. Только имей в виду: погибнуть тебе нельзя. И убить его – тоже, – поспешно добавил он.

Себастьян пристально взглянул на кузена:

– Благодарю за заботу, но у меня нет ни малейшего желания драться с Шервудом.

Эверли встревожился:

– Так нельзя, Себастьян. Задета честь Шервуда. Если ты откажешься драться с ним на дуэли, он потребует извинений.

– Не представляю себе человека, способного заставить меня извиняться, – беспечно отозвался Себастьян. – Кроме того, где доказательства, что именно я виновен в оскорблении драгуна. – Он перевел взгляд на графин и стакан на столике у постели. – Не желаешь глоток коньяка? Французского, разумеется. Сделай любезность, наполни стаканы.

Лицо Эверли оживилось. Он терпеть не мог подолгу вести серьезные беседы.

– С удовольствием!

Пока Эверли разливал коньяк, Себастьян перебирал залитые чернилами бумаги.

– Ты когда-нибудь видел полеты?

Неожиданная смена темы сбила Эверли с толку.

– А, полеты на воздушных шарах! Кажется, нет… Нет, не видел. Слышал как-то, что в «Ковент-Гарден» выступают воздухоплаватели, но так и не удосужился сходить взглянуть на них.

– Познавательное зрелище. – Себастьян закрыл глаза, наслаждаясь изысканным букетом. – Знаешь, а я возносился сам.

Брови Эверли взлетели до самых волос:

– Не может быть!

– Первый полет я совершил в 1797 году, в Лурде. Второй – в 1799 году в Ирландии. Хотел перелететь через Ирландское море, но ветер помешал. Бесподобные ощущения! Правда, я чуть не отморозил себе два пальца на ноге.

Эверли нахмурился в раздумье:

– Не знаю, разумно ли это – покидать землю. Тем более без крыльев…

Себастьян улыбнулся отсутствию логики в словах друга.

– Без мужской отваги не было бы прогресса.

– Что это за прогресс, если мужчины поднимаются в небо на пузыре с горячим воздухом?

– Полеты позволяют без труда составить точные карты местности, а после того, как будет изобретен механизм управления воздушными шарами, мы сможем преодолевать огромные расстояния с неслыханной скоростью.

– Дай-ка мне повозку, четверку лошадей, и посмотрим, кто достигнет финиша быстрее. Ради такой победы я готов сломать хлыст.

– Я имел в виду перевозку громоздких, тяжелых грузов. Когда-нибудь у каждого крестьянина будет свой воздушный шар, чтобы возить сено, картофель и даже скот на базар.

– Значит, и свиньи будут летать?

Эверли разразился хохотом, а Себастьян продолжал развивать собственную мысль:

– Кроме того, воздушные шары можно использовать и в военных целях.

Выражение лица Эверли мгновенно изменилось.

– Я слышал, Бони[14] намерен напасть на нас с воздуха. Тебе что-нибудь известно об этом?

– Ровным счетом ничего, – солгал Себастьян.

Эверли пренебрежительно фыркнул:

– Лягушатники[15] не признают никаких правил. Мне рассказывали, что этот выскочка-корсиканец раздает чины за военные заслуги! Простолюдины и аристократы имеют одинаковый чин, довольствие, сидят за одним столом. Вопиющая нелепость!

– Многие считают, что Наполеон командует самой дисциплинированной армией в мире.

Эверли старательно обдумал это заявление, перевел взгляд на свой бокал с коньяком и наконец произнес:

– И все-таки как ты намерен поступить с Шервудом?

– Никак.

– Но его секунданты…

– …беседовали с тобой, а не со мной. – Себастьян устремил на кузена взгляд ярко-синих глаз. – Я ни на что не соглашался. Завтра утром я уезжаю в Кент. Надеюсь, больше наши с лейтенантом пути не пересекутся.

В этом Эверли явно сомневался.

– На карту поставлена честь семьи. Ты обязан остаться и смириться с неизбежным. Мы оба знаем, как мужчины, отказывающиеся от дуэли, становились жертвами наемных убийц. Еще один способ навлечь позор – смола и перья. А в прошлом году какого-то бедолагу выхолостили. – Он помедлил, припоминая подробности. – Разумеется, несчастный не был дворянином, вроде служил секретарем у аристократа и соблазнил его жену.

– Нашел чем развлекать гостя!

Эверли пустил в ход новую тактику:

– Неужели тебе не скучно сидеть в деревне, разыгрывая ученого? Ненавижу математику. Считаю только десятками, чтобы не ломать зря голову. – Так и не дождавшись ответа, он испробовал еще одну уловку: – Состязание по боксу в следующем месяце обещает быть грандиозным зрелищем! Дерутся чемпион в тяжелом весе Джим Белчер и Цыпленок Пирс. Останься, дождись боя!

– Нет, благодарю.

Эверли нахмурился и заглянул в свой стакан, гадая, чем бы еще соблазнить друга. Внезапно он вскинул голову:

– У мадам Борделез новая девчонка. На трапеции творит такое…

– Я уже познакомился с ней, – невозмутимо перебил Себастьян. – Удивительное изобретение эта трапеция.

Эверли не отставал:

– Может, ты припас для себя в деревне какой-нибудь лакомый кусочек? И теперь спешишь в уединенный приют любви?

– Жаль разочаровывать тебя, Брам, но я никогда не вожу женщин в Кент. Садясь за работу, я забочусь прежде всего о том, чтобы меня ничто не отвлекало.

– А Элиотт иного мнения. – Эверли лукаво прищурился. – Он заявляет, что именно женщины являются предметом твоих экспериментов.

Себастьян вздохнул:

– Судя по всему, Элиотт не умеет держать язык за зубами.

– Значит, это правда? Элиотт божится, что со времен Казановы не появлялось столь откровенной рукописи о приключениях в постели. Неужели ничего мне не расскажешь? – Его огорчение казалось неподдельным. – Похоже, ты готов показывать эти несчастные бумажки каждому проходимцу, только не своим родственникам!

Вежливый стук в дверь прервал беседу.

– Прошу прощения, – произнес дворецкий Эверли, внося в комнату серебряный поднос. – Почта лорда Брекона.

Себастьян взял протянутые конверты. Бегло просмотрев первое из писем, довольно объемистое, он разорвал его на мелкие кусочки и швырнул в камин. Затем вскрыл второй конверт и вытащил оттуда единственный тонкий листок бумаги.

– Ей-богу, запах духов слышен даже отсюда! – воскликнул Эверли. – Пламя прежней страсти раздувает тлеющие угли воспоминаний?

– На редкость приятных воспоминаний, – подтвердил Себастьян с тонкой улыбкой. – Самых лучших в моей жизни. – Он поднялся. – Прости, Брам, но нам придется прервать беседу. Я ухожу.

– У нее, случайно, нет компаньонки?

– Разве тебе мало одной любовницы? Постой-ка, неужели ты до сих пор не помолвлен?

Круглое лицо Эверли залил румянец.

– Почти женат. На второй дочери лорда Ривертона, Шарлотте. Милое дитя, робкое, как мышка. Впрочем, давно пора остепениться – в августе мне стукнул тридцать один год.