Вопреки своему горю и безмерной усталости, Рохалла вдруг обнаружила, что тоже улыбается.

— Хорошо, — сказала она. — Попробую. — И вдруг все сомнения и страхи с новой силой нахлынули на нее. — Но в один день из шлюхи превратиться в няньку — ты уверен, что у меня получится?

Пресвел сжал ее руку.

— Я считаю, что у тебя получится все — стоит только пожелать. Правда, в этом деле я не объективен.

Элион никогда прежде не бывал в Тиаронде. Хотя город был расположен почти что по соседству с Гендивалем, до сих пор дела Тайного Совета приводили Мельнит и ее напарника либо в южные, прибрежные земли Каллисиоры, либо и вовсе в иные края по ту сторону Завес. Молодой чародей, как и большинство его собратьев по ремеслу, был охоч до новых мест и впечатлений, а потому сейчас едва сдерживал любопытство, вместе с Тормоном и Сколлем спускаясь по засыпанной снегом тропе и огибая отрог горы, чтобы попасть на гигантское плато, раскинувшееся у подножия Тиаронда.

Чародей и его спутники ехали верхом, хотя Тормон без особой охоты — что и неудивительно — согласился вновь привести в город своих бесценных сефрийцев. Вороные шли в поводу, а Элион и Тормон ехали на лошадях тех самых гвардейцев, у которых позаимствовали форму. Что до Сколля, он сменил ослицу на гнедую лошадку Элиона, и при этом не обошлось без подначек со стороны молодого чародея, который уже предвкушал вид мальчишки, дрыгающего ногами в первом же встречном сугробе. Тем меньше оказалось у Элиона поводов для веселья, когда с самого начала выяснилось, что гнедая строптивица в руках Сколля смирна как ягненок.

История, которую они собирались, доехав до города, изложить стражникам у ворот, была по сути своей правдива. Госпожи Тулак больше нет на лесопилке, объезжать новых коней лорда Блейда некому, а потому Сколль ведет их назад, в конюшни Священных Пределов. Лорд Блейд послал двоих гвардейцев из своего отряда сопровождать свое бесценное имущество. Элион надеялся, что вид сефрийцев отвлечет внимание стражников от того, что возвращаются в город совсем не те гвардейцы, которые вчера его покинули.

По правую руку от путников катилась бурная река, раздувшаяся от бесконечных дождей, слева высился, ощерясь утесами, почти отвесный отрог. Вершину его укутала облачная пелена. За отрогом, вдоль подножия горы простиралось заснеженное плато, окаймленное с запада рекой; нагорье, располагавшееся на другом берегу реки, давным-давно расчистили и, завезя с равнины плодородную землю, устроили на нем террасы. Над террасами возвышался поросший лесом пик. На востоке плато примыкало к подножию города, а затем, по словам Тормона, исчезало в непроходимом лабиринте скал, расселин и трещин, из которых состоял северо-восточный склон горы.

Элион с легким неодобрением посматривал на этот унылый, безлюдный, продутый всеми ветрами пейзаж. Плато, ровное и гладкое, как столешница, тянулось примерно на милю от городских стен — и вдруг разом обрывалось, точно некий гигант топором отхватил изрядный кусок земли. Эти равнины под городскими стенами занимали фермерские усадьбы — приземистые каменные строения, возведенные с расчетом на постоянный сильный ветер. Скудные поля, раскисшие под бесконечными дождями, сейчас присыпало снегом, но вид у них оттого не стал менее жалкий.

Чародей зябко поежился.

— Знаешь, — сказал он Тормону, — я никогда не мог понять, отчего жители Каллисиоры возвели свою столицу в таком неприглядном безжизненном месте. Наверняка ведь было бы куда разумней построить город на равнинах либо на южном побережье океана — и доступ легче, и земли побогаче, да и морская торговля приносит куда больше прибыли. — Дрожа от холода, Элион теснее запахнул плащ. — К тому же и климат внизу, на равнинах не в пример мягче. Почему же правители этой страны предпочли мерзнуть на краю света, в таком унылом, бесприютном и негостеприимном краю?

Тормон пожал плечами:

— Понятия не имею. Впрочем, я не больно-то верующий, а мои соотечественники в большинстве своем горячие приверженцы Мириаля. Быть может, поскольку наш правитель еще и верховный жрец, столицу и решили разместить там же, где Священный Город, — то есть именно здесь.

В это утро на раскисшем тракте было почти безлюдно. И неудивительно, подумал Элион. Урожай погиб, продавать или покупать на рынке нечего. К чему тратить силы, мокнуть и мерзнуть просто так, за здорово живешь? Местные жители скорее всего сидят сейчас по домам и молятся своему богу, чтобы ниспослал им лучшие времена.

Копыта коней с чавканьем месили дорожную жижу. Около мили дорога тянулась вдоль разлившейся, бурой от глины реки, через которую невдалеке от городских ворот был перекинут каменный мост в три пролета. Ниже по течению за мостом река впадала в широкий грохочущий поток, окаймлявший дальнюю сторону плато. Шумно соединившись к югу от громадных городских ворот, обе реки со стремительным ревом неслись дальше уже как единое целое.

Тормон, которому не терпелось отыскать дочь, едва сдерживал возбуждение. Элион не на шутку опасался, что в таком состоянии торговец может невольно выдать их в разговоре со стражей.

— Куда течет эта река? — спросил он, чтобы отвлечь спутника от навязчивых мыслей.

— На юг, — ответил Тормон. — Она пересекает все плато и с его края низвергается вниз. Посмотрел бы ты, какой там здоровенный водопад! Край плато — почти отвесная стена длиной в добрых две тысячи футов.

— Тогда как же, во имя всего сущего, сюда добираются люди? — резко спросил чародей. Он смутно подозревал, что суровый проницательный торговец в глубине души просто насмехается над ним.

— Нет, Элион, это чистая правда! — вмешался Сколль, храбро бросившись на защиту Тормона. Чародей еще раньше заприметил, что с тех пор, как торговец прикончил на перевале солдата, мальчишка к нему так и льнет, ловя на лету каждое слово. Надо же, подумал Элион, только вчера ночью этот человек чуть не вышиб из парня дух, а нынче вдруг стал для него героем и образцом для подражания. Кто их поймет, этих людей?

— Дальше за водопадом, — продолжал Сколль, — есть место, где в складках скалы проложена узкая тропа. Кое-где она врезается в склон, кое-где уходит туннелем в глубь горы.

— Мальчик прав, — прибавил Тормон. — Это убийственно тяжкий путь, в сто раз хуже, чем окольная дорога через Змеиный Перевал. И там, и там невозможно провести фургон, не имея опыта и крепких коней. Вот почему торговцы, которые добираются-таки до Тиаронда, заламывают такие баснословные цены.

Чародей покачал головой:

— Как я уже сказал, было просто нелепо размещать столицу в таком недоступном месте.

— Не стану спорить. — Они приближались к мосту, который вел в город. — С другой стороны, Тиаронд абсолютно неприступен — разве что враги отрастят крылья. — Он хохотнул, развеселясь этой нехитрой шутке.

Элион вспомнил ак'загаров — и вдруг похолодел.

Новое, только что сшитое платье было чудом портновского мастерства. Глядя на свое отражение в большом, во весь рост зеркале, Серима восхищалась изящным покроем, искусной работой швеи и великолепием дорогих тканей. Она могла бы побиться об заклад, что подобного наряда в Тиаронде еще не видали.

И все это истрачено впустую. На меня.

Отражение в зеркале расплылось и задрожало — глаза Серимы наполнились слезами. Это несправедливо! — подала голос сокровенная частица ее души, прочно похороненная в глубинах прошлого. Теперь она возникла из небытия горестным стоном некрасивой умной девочки, которая слишком хорошо знала, что молодые парни на вечеринках по очереди тащат соломинки и бросают монеты, решая, кто из них должен будет с ней танцевать. Так же хорошо эта девочка понимала, что прыщавые купеческие сыночки неуклюже ухаживают за ней лишь по указке своих алчных родителей, мечтающих наложить лапу на деньги ее отца. Это несправедливо! Почему я не могу быть красивой?

Как?— отозвался насмешливый голос иной, взрослой Серимы, леди Серимы, хладнокровной и безжалостной коммерсантки, возглавлявшей Торговую Ассамблею и Консорциум шахтовладельцев. Как? Тебе нужна еще и красота? Разве не довольно быть самой богатой женщиной за всю историю Каллисиоры? Разве не достаточно того, что ни один человек в Тиаронде не смеет тебе перечить или встать на твоем пути, что все мужчины в этом городе боятся тебя как огня?