— Что? — Элион с усилием разлепил глаза. — Что-то случилось ?
— Нет — по крайней мере мне об этом ничего не известно. И поскольку у нас уже долго не было новостей от Вельдан и Казарла — полагаю, что и у них все благополучно. Сейчас они, вероятно, уже спят, и мне бы не хотелось их будить.
— Как же, спят, — проворчал Элион. — К этому трижды клятому дракену неприятности слетаются, как мухи на падаль.
— Элион! Вовсе ни к чему так злобствовать! — строго выговорила ему Шри. — По мне, так все, что ты сказал о бедном драконе, можно с тем же успехом отнести и к вам, людям! Здесь как будто все тихо, — продолжала она, — так что я хочу пролететь вдоль перевала к Тиаронду и пошарить в Священных Пределах. Быть может, мне удастся разузнать, что случилось с женой и дочерью Тормона. Если вдруг понадоблюсь — позовешь.
Она ощутила, что Элион собирается с мыслями, дабы ей возразить, а потому, не дожидаясь его ответа, выскользнула из пещеры и приспособила свое зрение к темной и бурной ночи. Теперь, когда передвижение Шри не замедляли люди, ей ни к чему было спускаться вниз по перевалу, который широкой петлей огибал подножие горы. Куда быстрей будет пролететь прямо над хребтом. Ухватившись за пригоршню снежинок, Шри отдалась на волю ветра, и он понес ее прямо к городу.
На улицах города было тихо и безлюдно, когда Пресвел вышел из дому, закутавшись в теплый, подбитый мехом плащ.
Безымянной тенью в снежной ночи направлялся он от дома Серимы, располагавшегося в квартале богачей, к тесно застроенным террасам и узким извилистым улочкам настоящего Нижнего Города. Какие разные значения люди могут придавать одному и тому же слову, размышлял Пресвел, с трудом бредя по глубокому снегу. В Священных Пределах Нижним Городом именуют весь Тиаронд — и от души его презирают. Мы, жители богатых особняков на Эспланаде, зовем Нижним Городом весь прочий Тиаронд и свысока взираем (пускай не все, но очень многие) на честных работяг, которые вынуждены жить в тесных и захламленных домишках. Да, я вырос в таком вот домишке и хорошо знаю, что их жители не заслужили такого презрения — но это дела не меняет. Просто удивительно, как люди нуждаются в том, чтобы на кого-то смотреть свысока. Честные трудяги зовут Нижним Городом окраины и припортовые закоулки — и держатся подальше от тамошних бедолаг, влачащих жалкое существование в сырых и трухлявых хижинах.
Пресвел невольно улыбнулся. Вот что значит иметь аналитический ум! Невозможно взять да и отключить его, даже когда он совсем не нужен. Сегодня Пресвел шел на встречу со своей возлюбленной. Какое там «шел» — ему следовало бы «лететь на крыльях любви, сгорая от страсти», как писалось в дешевых романах, которые украдкой читала леди Серима, не подозревая, что Пресвелу известна ее тайна, — романах, которые она запирала в шкафчике в своей спальне и читала по ночам, жуя украденные с кухни кексы.
Беда в том, с горечью подумал Пресвел, что при всей глупой вычурности языка чувства, которые описывались в романах, были именно такими. Эта девушка и впрямь порождала в нем сладостное безумие, подобного которому Пресвел никогда прежде не испытывал. Он был готов ради нее на все, готов был дать ей все, чего она ни пожелает, рискнуть ради нее жизнью — а вместе с тем она была всего лишь обыкновенная шлюшка из Нижнего Города, и Пресвел щедро оплачивал ее услуги.
Неправда, гневно сказал он себе, ты же сам знаешь, что это неправда! Она вовсе не обыкновенная шлюшка! Однако в глубине души Пресвел отлично сознавал, что вряд ли может с полным правом судить об этом. Сегодня вечером они встречались всего лишь в третий раз. И все же — хоть это и звучало как цитата из любимого романа Серимы — Пресвелу казалось, что он знает эту девушку всю свою жизнь. Во всяком случае, он точно знал, что она трудится не покладая рук. Пресвел видел ее руки: хотя девушка казалась слишком юной для своего занятия, руки ее могли бы принадлежать старухе. Ногти сломаны, пальцы истрескались и шелушатся, ладони покрыты старыми шрамами от ожогов, костяшки сбиты от постоянной возни со стиральной доской. Пресвел сразу узнал эти отметины. Точно такие же руки были у его матери, а она умерла еще нестарой, надорвавшись от непосильного труда. Когда он вслух заговорил об этом, девушка сверкнула глазами, точно разъяренная кошка.
— А ты думал, я способна заработать только этим?! — вспыхнула она, но тут же стихла, испугавшись, что оскорбит и потеряет клиента. Пресвелу пришлось долго ее улещивать, но в конце концов она рассказала ему, чем именно ей приходится заниматься в течение дня. Узнав, сколько она вынуждена работать, Пресвел похолодел. Она ведь еще так молода, так нежна и хрупка! Она казалась слабой и беззащитной, как первая фиалка, а на самом деле была крепче и искушенней его самого, взрослого мужчины почти в два раза ее старше.
Пресвел понимал, что, верно, спятил. В конце концов, посещения окраинных шлюх были для него делом обычным. Он приходил сюда много лет подряд, в редкие свои свободные вечера — потому что не мог встречаться с женщинами своего круга из-за ревности леди Серимы. Хотя в их отношениях никогда не было и намека на интимность, Пресвел знал свою хозяйку даже слишком хорошо. С годами он сделался незаменим для нее, усердно изучив все тонкости ее нелегкого нрава, и запросто предугадывал ее малейшие прихоти, а потому знал одну из самых ее важных прихотей: быть единственной женщиной в его жизни. Пресвел должен был целиком и полностью посвятить себя леди Серимее, почти как если б был ее супругом или любовником. Ни за что на свете она не потерпела бы его связи с другой женщиной, и Пресвел опасался даже, что подобное известие пробудит в ней такой гнев, что он либо его новоявленная подруга вряд ли останутся в живых после такой стычки.
До недавних пор Пресвел считал, что все преимущества его положения вполне стоят этой маленькой жертвы. Если не считать одной досадной мелочи, Серима была идеальной хозяйкой для тактичного и работящего слуги. Конечно, Пресвел одевался просто и неброско, но его одежда была высшего качества и сшита лучшим портным в городе. Он привольно и роскошно жил в одном из самых изысканных особняков Тиаронда. Не считая отношений с женщинами, он мог добиться от Серимы чего угодно, и вдобавок убедить ее, что эта идея — ее собственная.
До недавних пор он считал, что такие блага стоят маленькой жертвы.
До недавних пор он хранил свои походы втайне и со всякой женщиной встречался лишь однажды, а к тому же каждый раз отправлялся на поиски в разные кварталы города. Эта девушка очаровала его с первой встречи. Пресвел виделся с ней уже дважды — и мечтал, как мальчишка, о новой встрече.
Пресвел повернул за угол — и увидел впереди освещенные окна трактира и разрисованную красками вывеску: охотника с луком и стрелами, хорошо видного в свете лампы, которая висела над дверью. Здесь они договорились встретиться, но вначале Пресвел не увидел знакомой фигурки — и сердце у него ушло в пятки. Быть может, она нашла клиента получше? Щедрого богача? Впервые в жизни Пресвел познал, что такое истинная, жгучая, неистовая ревность, и мысленно проклял коварство двуличной шлюхи. Он хотел уже повернуться и уйти, но тут она выступила из тени переулка за углом трактира — бледная, дрожащая от холода в вытертом и заплатанном плаще. Ее чудесные золотистые кудри, мягко мерцавшие в свете лампы, осыпал искрящийся снег. Пресвел вновь воспрял духом и теперь уже разозлился на себя самого — ведь он заставил бедную девочку ждать его в такую стужу!
Он бросился к ней, громко зовя ее по имени. Впервые в жизни Пресвел пожелал узнать имя женщины, с которой проводил ночь. Ее звали Рохалла — и ничего в мире Пресвел так не желал, как избавить ее от мерзостей нынешней жизни и подарить ей покой и уют, которых она никогда не знала.
К своему изумлению, Рохалла поняла, что рада видеть этого клиента, хотя мысль об этом и не доставила ей особой радости. Мужчины были для нее только средством зарабатывать на жизнь. Она не могла давать волю своим чувствам, не смела доверить себя заботам другого. Рохалла привыкла полагаться только на саму себя, а до того, как настала черная пора нескончаемых дождей, от ее стойкости зависело еще и благополучие всех ее родных. Отец ее, рудокоп, погиб во время обвала два года назад, мать, раздавленная горем, ненамного пережила его, оставив тринадцатилетнюю Рохаллу заботиться о пятерых младших братьях и сестрах. Самая младшая сестренка была еще грудной.
