Какой фильм. Какая актриса. Какая женщина. Конечно, сейчас смотреть этот фильм невероятно больно еще и потому, что ее не просто нет. Эта сверкающая кожа, эта нежная грудь, худенькие плечи, красивые ноги — это все действительно сгорело?
В этом фильме много крупных планов Елены Майоровой, и легко назвать то качество актрисы, которое делает ее исключительной. Она спокойно сидит за столом, внимательно смотрит на начальника лагеря, который из кожи лезет, чтобы ее заинтересовать. Еще ничего не случилось. Она смеется, предлагает потанцевать. Но по ее лицу можно прочитать сюжет фильма. Прошлое и будущее горе. Она Аня. Ее работа и дом — концлагерь. Она лечит людей, которых завтра замучают или расстреляют. Ее хотят озверевшие мужики, она трагически полюбит, она не придет к хэппи-энду. Все это есть в лице Елены Майоровой. Ни одного неверного движения, ни одной лишней ноты в ее мелодии любви. Она не играет. Она проживает эту страшную судьбу и единственную настоящую любовь.
Конечно, это лучшая роль в кино Елены Майоровой. Но актеры никогда не говорят себе это сами. Они должны услышать это от зрителей. А при жизни Лены этот фильм практически никто не видел.
Никто не знает, на сколько трагических ролей рассчитана душа того артиста, который играет на собственной боли, муках сострадания.
Через год после смерти Олега Ефремова Людмила Петрушевская написала статью-реквием о нем: «У него было все: не хватало только воздуха». Быть может, самые сильные строки в этой статье связаны с Леной Майоровой. «Я видела Лену Майорову в роли Маши. Забыть этого нельзя. Как гвоздь, сидит в памяти ее мука, тонкие руки, прижатые к животу, лицо в почти рвотной судороге. Не роль, а принародная исповедь. Очень опасная вещь для исполнителя…. Лена Майорова сожгла себя. Он не пришел на ее похороны. Скрылся от людей. Видимо, был в ярости на судьбу и на себя. Был в ужасе…»
Я вздрогнула, прочитав название этой статьи. Понимала, что речь пойдет о болезни Олега Ефремова, но подумала о Майоровой. В его театре у нее было все: лучшие роли, место незаменимой примы, уважение коллег, признание публики, любовь самого Ефремова. Не было только воздуха свободы и выбора, уверенности в завтрашнем дне, сил для ожидания момента истины. Вот случилась такая блистательная возможность, как роль в «Затерянном в Сибири», а сам фильм каким-то образом затерялся в культурном полумраке, при таком дефиците настоящего кино. Теперь уже совершенно ясно, что скорее мировой кризис кончится, чем этот наш дефицит.
ГЛАВА 18
Вскоре после гибели Елены Майоровой вручали премии лауреатам журнала «Знамя» за 1997 год. Среди них был поэт Николай Шмелев. Он сказал в своей речи: «Надо сказать, что я никакой телезритель и никакой радиослушатель — кроме музыки, да и то «ретро», обычно не слушаю ничего. А тут как-то жена зовет: «Иди, послушай. Елена Майорова читает тебя. «Ночные голоса». Оказывается, она и раньше читала по радио эту вещь, говорят, любила ее, а в тот вечер, вскоре после ее трагической гибели, радио решило повторить эту запись… Какая же была актриса. И как же она читала… А потом на каком-то публичном вечере я пблучаю вдруг из зала записку: «Вам ничего не скажет мое имя, и я не буду его называть… Дело в том, что вы и Елена Майорова всю душу мне перевернули «Ночными голосами». Как я плакала — это же про меня, про меня! Спасибо вам…»
Сколько же людей открывали Елену Майорову случайно. Сколько — лишь потом. Это, как правило, люди, души которых готовы к эмоциональному взрыву, перевороту. Кто знает, не знак ли это. Уходит человек, способный потрясти своим даром многих, а после него сокращается количество душ, которым дано сопереживание, потрясение, боль и восхищение.
Фильм «Двое и одна» тоже, видимо, смотрели немногие. Он вышел в 1988 году. Режиссер — Эдуард Гаврилов, тонкий, щемящий сценарий Галины Щербаковой. В ролях Елена Майорова, Георгий Бурков, Юрий Астафьев и маленькая смешная девочка. Дочь героини Майоровой. У этой героини, Вали, редкая профессия. Она то ли истребляет, то ли выводит древесных жучков. Контора такая одна. И она едет каждый день на работу на загородной электричке, обратно возвращается, навьюченная сумками до зубов. Она их тащит, шлепает по лужам, а в окно за ней наблюдает редакционный фотокор, ненавязчиво и тайно влюбленный. Он ее снимает исподтишка, любуется снимками. Он — герой Георгия Буркова — в этой картине невероятно похож на Шерстюка. А она, как обычно, только на себя. Волосы закручены на затылке, какое-то убогое платье, кофта. Озабоченное выражение лица, судьба замученной матери-одиночки прочитывается по походке, каждому движению, тревожному взгляду, нервной реакции на любой пустяк. Но глаз от нее оторвать невозможно. Что-то невероятное есть в этой худой женщине с правильным и совсем не простым лицом. Сплав чистоты, благородства и полной беззащитности просто бьет наповал. И я не видела этот фильм, когда он вышел, и я толком не знала актрису Майорову. Как узнаешь актрису, когда фильмы выходят в никуда, когда нет ни раскрутки, ни пиара. Да о чем это я. Здесь не нужна никакая раскрутка. Просто надо было снимать и снимать. Потому что настолько естественная, открытая камере актриса встречается — не знаю раз во сколько лет. Просто за всю историю мирового кинематографа их легко пересчитать по пальцам — таких. Ни один режиссер не мог этого не понимать. Может, многие оставляли ее на потом, для лучших времен, для особого проекта…
Фотограф Фролов помог Вале собрать рассыпанные продукты, довез до дома, сфотографировал ребенка, и прелестная, смешная, очень серьезная женщина тут же протянула ему на открытых ладонях всю душу — невинную, истосковавшуюся, доверчивую. Они назначили день свадьбы, выбрали тахту в мебельном магазине, а потом была всего одна сцена любви. Ничего особенного, все, как в любом другом фильме. Мужчина и женщина легли в постель. И тут я, пожалуй, не назову другую актрису, которая была бы способна превратить любовный эпизод в душераздирающую драму. Ее лицо, глаза, руки — это великий рассказ о начале и конце любви, благодарности, счастья. И все с привкусом горечи. Кажется, скажи он ей: отдай сейчас свою жизнь, — и она не задумается ни на минуту. Как Тойбеле. Как Аня из «Затерянного в Сибири». Застенчивый Фролов — Бурков хотел лишь настоящей семьи с этой необыкновенной Валей. Он хотел заботиться о ней и ее дочери. Жизнь отобрала загородная электричка. Валя всегда так спешила перебежать перед ней.
В «Новой газете» была опубликована статья с точным и жестким заголовком: «Между застоем и отстоем». Что такое застой, многие помнят, что такое отстой, мы, к сожалению, познаем сейчас. Автор пишет о том, сколько кинематографистов ушли до срока в темноте 90-х. Самым страшным названо лето 1997 года, когда одна за другой погибли две настоящие, как принято сейчас говорить, кинодивы высочайшей пробы. Сначала Ирина Метлицкая, ошеломляющая красотой и трагическим дарованием, умерла от лейкемии, затем сожгла себя Елена Майорова — актриса безграничных возможностей, рожденная для славы, поклонения. Ее легко себе представить в обойме Голливуда. Обе актрисы недоиспользовали свой потенциал. Снялись вместе в фильме «Макаров». И по-разному избежали времени отстоя.
Могла ли Елена Майорова, не страдавшая роковой болезнью, избежать смерти в тот период — между застоем и отстоем?
Сокурсники Елены Майоровой любят рассказывать о том, какой смешливой она была. Потрясающее чувство юмора, мгновенная реакция — и на серьезном занятии Лену вдруг начинал разбирать смех. Все с интересом смотрят, как она будет с ним бороться, а это делает ситуацию необратимой: Лена смеется так, что слезы начинают катиться из глаз, до икоты. Ее выгоняют в коридор досмеиваться.
Евгений Миронов вспоминает, как они приехали со спектаклем «Орестея» в Грецию. Позади разные города и страны, силы на пределе. Всем хочется только одного: упасть и поспать пару часов до выступления. Но в Греции 50 градусов жары. Актеры заходят в свои номера и обнаруживают, что кондиционеры то ли не работают, то ли их нет вовсе. Номера — как раскаленные духовки. Все невольно бредут к балконам и видят немыслимую картину: Лена Майорова в купленной в Греции шубе танцует на лужайке перед гостиницей. И столько экзотики, шутки, красоты, энергии и задора в этой пляске под раскаленным небом, что все стоят, улыбаются и чувствуют, что усталость проходит, что каждый получил персональный подарок, что вечером у них хватит сил сыграть хорошо.