19 марта.

«Помнишь, как я сообщил тебе, что Толя умер? Ты не успела еще распаковать чемодан, мы еще толком не прижались друг к другу, и я вдруг понял, что еще час, и я сойду с ума, я выпалил: «Толик умер». «Что?» — закричала ты и упала на пол. Бедная Леночка, я не сказал тебе, что он утонул в колодце. «Он умер от старости», — твердил я. Ну вот сейчас я набрался смелости и сказал правду. Нашли мы его 6 августа 1996 года. Было ему чуть более десяти лет, и все он прожил с нами. С того дня, как мама заглянула в колодец и закричала: «Сережа, Толя утонул!» — тревога не покидала меня. Не покидает и сейчас, хотя, казалось бы, с чего?»

После этого горя Лены и Сережи она часто будет рассказывать о коте Толе, который умер от старости. Она всегда будет это подчеркивать — умер от старости. Как же Сергей знал ее. Знал, что мысль о неестественной, мучительной смерти любимого существа будет для нее невыносимой.

«…В Москве, когда я жила в общежитии театрального училища на Трифоновской, у меня появился первый личный котенок. Я тогда училась на 5-м курсе. В комнате у нас было пять человек, и я принесла с улицу кошечку — всю какую-то несчастную, облезлую, с перебитым хвостиком, нарушенным вестибулярным аппаратом. Мне стало жалко ее, а она безоговорочно приняла меня как хозяйку, так как я все время ласкала ее и гладила. Я спросила девочек, не возражают ли они против того, что у нас появится новый жилец. Сначала они согласились с условием, что если она будет гадить, они выбросят ее в форточку. Мы поставили котенку коробочку с песком, но она почему-то делала так: сначала копалась в песочке, потом делала свои дела кому-то на подушку, потом снова копалась в песке. Мне на подушку она не делала никогда. В общем, меня заставили ее отдать. К счастью, ее взяли девочки из соседней комнаты, и там с нею все было хорошо, а потом ее забрала к себе домой одна москвичка.

А Витю, следующего моего кота, я взяла у своих знакомых, когда у меня уже была в общежитии отдельная комната. Он любил меня до безумия. Я его выбрала потому, что у него на лобике выделялась буква «М», а я же Майорова. Он был серенький, полосатенький, роскошный. Стоило мне куда-то отлучиться, он начинал плакать и кричать. Потом я вышла замуж за своего первого мужа и переехала к нему. Но Витя не принял родителей мужа, хотя они к нему и неплохо относились. Свекровь, бывало, зовет, зовет его, а он не откликается. К тому же муж ревновал меня к Вите: я приходила домой и начинала ласкать кота, а муж обижался, считая, что ему достается не вся моя нежность. В конце концов он устроил Вите сцену ревности, и кот выбросился из окна. Мы жили на 7-м этаже, и он частенько сиживал на форточке, глядя на птичек. Может быть, он бросился за птичкой, но я считаю, что он не захотел мешать моей семейной жизни. Может, я сумасшедшая, но я считаю, что это так. Они ведь все чувствуют… Я очень переживала, рыдала, и мои родные тоже расстраивались, видя мои страдания. Я собрала его волосики с дивана, завернула в бумажку и написала «Витя». Так они и лежат до сих пор. Мне была необходима замена, и я завела Юру — не помню уже, откуда взяла.

— Почему вы называете их человеческими именами?

— Потому что они для меня не животные, а люди, дети. Юрочка был очень красив — пушистый, полусибирский, полуперсидский, серый с белым. Я, в общем-то, настоящих персов не очень люблю: они какие-то неподвижные, слезы текут из глаз. Но с Юрочкой тоже случилась беда. Мы жили в полуподвале общежития МХАТа, он сам бегал по двору, провожал меня в магазин и встречал… Как-то кот залез на высокое дерево и не смог слезть оттуда, как я его ни приманивала. Мне нужно было бежать на репетицию, и я кричала ему: «Белочка моя, Юрочка, зайчик мой!» Соседки хохотали, а он боялся и не слезал. Как нарочно, на этот сук села ворона и давай его клевать. Он, бедный, шипит, рычит, а она знай клюет его и не боится. Через полтора часа прихожу домой и вижу: лежит мой кот на лавке около дерева. Он все-таки упал, а может, и ворона его скинула, а соседи подобрали и положили на лавочку. Увидел меня, приподнялся и с виноватым видом смотрит: «Уж извини, видишь, как получилось, такой уж я у тебя урод — не сумел слезть». Пытался приподняться и снова ложился. А я даже на руки боюсь взять его, до того он скис, было страшно даже дышать на него. Но все же взяла на руки, отнесла в дом. Весь вечер и всю ночь дышала на него, медитировала, отдавая свою энергию, и к утру он встал, пошел есть, и все стало отлично.

Но случилось вот что. Мне надо было уезжать на Сахалин на гастроли, и я попросила соседей, у которых тоже были кошки, кормить Юрочку. А гулять он ходил через форточку. Они обещали и действительно кормили. Но он решил, что это предательство с моей стороны, что я его бросила, и ушел. Приезжаю, спрашиваю: «Где Юра?» Мне говорят: «Нет его». Его не было год. Вдруг в один весенний день приходит, красивый, откормленный, пушистый и царапается в окно. Я закричала: «Юра, Юра!» Он несколько дней прожил у меня, а потом все же ушел к своим новым хозяевам, а меня, видно, решил просто навестить. Это же фантастика! Какие же они все-таки личности!

Последний кот у меня был Толя. Жил 10 лет и умер в прошлом году от старости. С ним у нас тоже сложились очень близкие отношения. Его я взяла у одной актрисы. Он тоже был настоящий красавец, огромный, на длинных ногах, пушистый, полусибирский.

— А как появилась Дуся?

— Толя тогда жил на даче, а я еще была в Москве, репетировала. Настроение у меня было какое-то грустное, нервозное — в общем, тяжело было на душе. И пошла я в церковь, пожаловалась батюшке, сказала: «Мне нужна какая-то надежда». Он сказал: «Пойдем!» — и привел меня в комнату, де было много котят. «Вот тебе надежда!» Я говорю: «У меня уже есть котик». Он отвечает: «Ну и что, у людей бывает и по двое котов». Иду я выбирать котенка, а Дуся как чувствовала: «Меня, меня возьми!» — и бежит ко мне первая. Масть — такая же, как у Толи.

— Как встретил ее Толя?

— Он тогда был на даче и привык, что к нам приезжают гости даже с собаками. Он от них обычно прячется, а они его гоняют, как зайчика, а Дусю гонял уже он. Когда я вышла замуж за Сережу, Толю, конечно, взяла с собой, а тут у нас 6-й этаж, и он уже не мог гулять, как он делал там, через форточку. Причем он имел обыкновение приводить к нам на откорм и свою жену, и своих детей, очень похожих на него, но почему-то рыжего окраса. Он был такой матерый котище со шрамами от драк, иногда с порванными ушами, весь такой «крутой», хамоватый. Приходил ко мне и требовал: «Давай есть!» Относился пренебрежительно. Показывал своему семейству и меня, и свой дом. Очень боевой характер имел. К тому же независимый: его не схватишь в руки, сразу поцарапает, всю округу держал в страхе. А тут, на 6-м этаже, стал выть и в знак протеста гадить на ковер. Смотрит эдак жалостливо в лицо и говорит: «Ну, выпускайте же меня!»… Решили кастрировать его, ведь он успел достаточно нагуляться. Оперировать ходил мой муж. Я приехала с гастролей, и поскольку я в доме отсутствовала и эту гадость с ним сделала не я, он не обиделся и не держал зла на меня. Лежал только, и было ему тяжко. Я уж испугалась, но как только прилегла после самолета отдохнуть, вдруг чувствую, как что-то плюхается на меня. Это он вылез из корзины, дополз до меня и успокоился. Все же хозяйка — та, что принесла. Когда приезжаю, он выскочит, встретит, а потом вспомнит, что уехала, оставила его, и убегает. Тогда я подхожу к нему и говорю: «Ну, прости, Толечка, я должна была уехать, у меня такая работа». Как скажешь «прости», он меняет гнев на милость и прощает меня.

— Как принял Дусю? Они понюхали друг друга, и Толя отошел. Иногда она пыталась есть из его тарелки, и если он это замечал, то больше к этой тарелке не подходил, пока я ее не помою, не положу еду заново и не позову: «Толечка, ну иди сюда, покушай! Дуся, отойди!» Тогда медленно подходит. Дуся появилась, когда ему уже было лет десять. И умер он, как солдат, на грядке.