4-я средняя школа Южно-Сахалинска, где училась Лена, слыла неблагополучной. Стояла на окраине, учились там дети из бедных и неблагополучных семей, многие состояли на учете в детской комнате милиции. Людмила Дмитриевна вспоминает, с каким ужасом она шла в класс Лены. «Я готова была в библиотеку устроиться или уборщицей — лишь бы не к ним… Все «элитные» ученики шли в 5-ю школу. Там порядок был. А мы всю окраину собирали, и Украинский поселок — улицу Украинскую, где Лена жила». Но учителей не хватало — и Людмила Дмитриевна преподавала литературу во всех трех параллельных девятых классах. Классным руководителем девятого «В», где училась Лена, была Вера Андреевна Елистратова, великолепный педагог, учитель немецкого. Умела ладить со всеми учениками, могла отругать и приласкать. Только с Леной все было просто — она была круглой отличницей. «В класс войдешь — никто не готов, а у нее всегда рука поднята. Но не могу же я только ее спрашивать!»
Сергей Шерстюк: «Она меня историями детства доводила почти до шокового состояния, потому что в каждой был ее детский потаенный мир — и с болезнями, и с конфетками. Страшноватые истории — детские впечатления. Она же болела туберкулезом и много времени по диспансерам провела. А в школе училась отлично еще и потому, чтобы родители не отдавали ее в санаторий. Она не могла даже понять, почему ее туда отдают. И старалась очень сильно учиться. У Леночки, я знаю точно, это ее слова, уже в классе 8—9-м было стремление: «В Москву, в Москву, в Москву». И непременно во МХАТ, причем».
Людмила Дмитриевна: «Психология особая на Сахалине. Все приезжали заработать и уехать, а оставались на 20 лет. Так и жили — «временно», квартирантами. Вам бы показать эти поселки рабочие, сельскую местность, вы бы удивились. Дорога пересекает поселок, стены домов забрызганы грязью из-под колес машин, их не красят, не огораживают, в огородах главное — посадить картошку. Вот такой был поселок, где Лена жила».
Сергей Шерстюк: «Она мне рассказывала, как в бараках жили, как печку топили. Или как дверью убило кошку. Они с мороза открывали дверь ногой, чтобы быстро проскочить в дом. И кошка попала в дверь, и ее ударило насмерть. Однажды папа повез ее в Сибирь к своим родителям-староверам. Она утром проснулась и сквозь обледенелое окошко увидела купала церкви с крестами. А Сахалин — место специфическое, она кресты до этого видела только мельком, на могилах. И решила, что папа отвез ее на могилу, а утречком и уехал.
На Сахалине снег выпадает пухом, как у нас в лучшие рождественские дни. И однажды мама пошла в магазин, в Лена вскоре пошла за ней след в след, и вдруг почувствовала, что она идет по воздуху. Это случилось дважды. И вот это хождение по маминым следам ею воспринималась, как очень кодовая история. Как отожествление со страхом и обожествлением матери».
Людмила Дмитриевна: «Одноклассники относились к Лене с уважением. Она была, как звездочка. А подруги? Я ее смеющейся, виснущей на плечах у подруг никогда не видела».
Сергей Шерстюк: «У Ленки не было характера. Все заблуждались на этот счет и приходили к Ленке жаловаться, чуть что — к ней. Сидели за полночь, я уже засыпал, не мог выслушивать их мучительные истории… А Ленка — могла. Не потому, что характер сильный. У нее не было характера, у нее была душа открытая. Я не очень быстро это сообразил».
Людмила Дмитриевна: «Классная руководительница мне рассказывала: «Ленка приезжала, такая дылда! Ее и не узнать». И еще сказала, что у Лены сын, годика четыре. А потом говорили, что у Лены детей не было и нет. Что она чувствовала себя одинокой».
Сергей Шерстюк: «Дело в том, что как ни старались, как ни выкладывались родители, положили все, чтобы вылечить Леночку от туберкулеза, но она перенесла страшную операцию, она лишилась, чего говорить, всего того, что давало возможность рожать, и пила очень долго гормональные таблетки… Вот откуда идет ее мироощущение. При этом она совершенно чистая и наивная. Сахалинцы все очень наивные люди».
Из письма учительницы: «Лены не стало, а я так и не успела сказать ей слова благодарности за то, что она была моей ученицей. Опоздала!»
Сергей Шерстюк: «Она очень любила сидеть на подоконнике, слушать музыку и смотреть, как строится отель напротив нашего окна на улице Горького… Так вот, в субботу она умерла, а накануне, в пятницу, упала с этого подоконника. Падая, зацепилась за стол и опрокинула его. Там были кока-кола, сахарница с сахаром — она разбилась, кока-кола с сахаром — это что-то страшное. Я говорю: «Ты посмотри, в чем лежишь!» Никакой реакции. И только через 5–6 секунд: «Ой, я вся мокрая. Сереж, унеси меня, раздень»… Мы познакомились 8 июня 1985 года. И восьмое число отмечали не каждый год — каждый месяц. И если я был за границей, звонили каждый день. Я воспринимал все наши расставания очень мучительно. Иногда я наблюдал ее со стороны — она была абсолютно ни на кого не похожа! Ни в движении, ни в повороте головы, ни в резком бросании руки. Все 12 лет и 75 дней, что мы с ней прожили, вообще ни на что не похожи…
На сорок дней после смерти Лены собрался полон дом людей, а мы сидим рядом с Сережей Газаровым (муж актрисы Ирины Метлицкой, умершей в том же году от лейкемии). Я тогда разговаривал без умолку, а он сидит, молчит. И подходит кто-то — не помню уже кто — и говорит: «Сережи, можно посидеть между вами и загадать желание?»
(Записала Анна Калинина-Артемьева)
Почти прикол. Интересно, кто тот игрун (или игрунья), пришедший на сороковины Елены Майоровой загадать желание. Наверняка оно сбылось. У людей с такими нервами это или пареная репа, или вилла на Лазурном берегу. Не сложнее.
Южно-Сахалинск не забыл свою, вероятно, самую яркую звезду. О ней пишут местные газеты, ей посвящают выставки и даже мечтают о музее. В местном архиве был создан маленький домашний музей. Заведующая архивным отделением Ольга Маслова через семь лет после смерти Елены Майоровой собрала старые, семейные, черно-белые снимки… Предоставленные мамой поздравительные открытки, письма, вырезки из газет. «Я хотела, чтобы на встречу с Леной люди пришли по белому снегу. Она очень любила сахалинскую зиму», — сказала Ольга Маслова.
В драмкружок Дома пионеров Лена пришла в пятом классе. Преподавательница попросила что-нибудь прочесть и воскликнула: «Да ты талант!» Потом добавила: «Сделаю тебя старостой кружка». В седьмом классе Лена поступила в театральную студию «Современник». Играла Пеппи Длинный чулок, Римку в «Весенних перевертышах» Тендрякова. В восьмом классе мама подарила ей туристическую путевку в Москву и Ленинград. Когда она уезжала из Москвы, по радио в поезде передавали вальс Хачатуряна из «Маскарада». «Вся в слезах, я дала себе клятву вернуться сюда, чтобы стать актрисой».
Поступать в театральный Елена Майорова приехала сразу после десятилетки с мамой. Поступала во все театральные вузы подряд и всюду «слетала» после первого тура. «Но уехать из Москвы… Для меня это казалось невозможным». Ей не было семнадцати лет, она не могла устроиться на работу. В полном отчаянии позвонила в бюро по трудоустройству и услышала бодрый голос: «СПТУ № 67 ждет вас». Она приехала в это учебное заведение «Знаете, чем придется заниматься?» — спросил директор. «Мне абсолютно все равно», — ответила она угрюмо. И стала учиться на изолировщицу. Три дня — теория, три — практика. Вот как говорит уже известная актриса Елена Майорова: «Это был хороший опыт, который пригодился в дальнейшем, когда я стала актрисой. Мы, девчонки, выполняли тяжелейшую физическую работу: обматывали трубы стекловатой, затем — металлической сеткой, а сверху бетоном. По этим трубам потом шел газ, поступала вода в новые дома. Работали с восьми утра, на морозе, в траншеях, в робах, «намордниках» (респираторах). В Лианозове, Бирюлеве, Лосинке выросли дома, в которых мои трубы служат кому-то и поныне… Жили в общежитии на полном гос-обеспечении, да еще была стипендия — 20 рублей в месяц! Окончила я ПТУ с красным дипломом, получила специальность изолировщицы 3-го разряда».
