27 марта 2130 года,

остров Маутикитри

Соню одолевал страх. Не за себя – за парней.

Интересная все-таки штука – жизнь. Всего два часа назад она мучилась в сомнениях, не зная, кому из них отдать предпочтение. А сейчас боится за обоих так, что сердце замирает. Что кто-то из них неосторожным движением спровоцирует выстрел и… Длина гарпуна такова, что человеческое тело он пробьет насквозь, выстрел с высокой долей вероятности будет смертельным!

Том, Дерек… Они оба дороги ей. Одинаково или по-разному… Да все равно! Лишь бы уцелели. При одной мысли о том, что кто-то из ребят может пострадать, ей хотелось кричать и плакать, и девушка с трудом сдерживалась. Мало ли…

Двое неизвестных на нижнем ярусе молчали. Впрочем, недолго. Тот, кто стоял ближе к ним, видимо, главный, принял решение: вынул из водонепроницаемого кармана на поясе контейнер, швырнул его к подножью лестницы и, указав навершием гарпуна на останки, приказал:

– Парни, сложите его в мешок! Да поживее!

28 ноября 2129 года,

Кейптаун

Нотариус Эзра Кроузье оглашал завещание покойной Марии-Луизы Оурсен, покинувшей этот мир четыре дня назад, с таким важным и отстраненным видом, будто это была не последняя воля покойной, а приговор.

Наследники общим количеством около двух десятков внимали, старательно изображая скорбь и нарочито расслабленно устроившись в креслах, однако нетерпение их то и дело прорывалось беспокойным ерзанием по мягкой обивке, выстукиванием пальцами барабанной дроби по подлокотникам и тяжкими вздохами.

Волнуются, едва заметно усмехнулся мистер Кроузье, переживают, уже мысленно куш делят. Ну, сказать по правде, состояние миссис Оурсен, умудрившейся не только оставаться востребованной актрисой на протяжении трех десятков лет, но и трижды выйти замуж за очень состоятельных мужчин и пережить их, унаследовав большую часть имущества каждого. Акции, паи, дивиденды, недвижимость, вклады, золото, патент, еще кое-что по мелочи – все вместе в денежной оценке перевалило за девятизначную цифру. Не так уж много для тех, кто не ворочал крупным бизнесом, однако среди наследников таковых нет. Вместе с тем, в том, что грызня будет, пожилой мужчина уверен не был: во-первых, наследнички люди отнюдь не бедные (хотя, жадность, конечно, никто не отменял), и, во-вторых, есть в завещании одно условие… В общем, как сказала бы его внучка, пора брать билеты в первый ряд и запасаться попкорном. Диетическим, разумеется! И никакой газировки – вредно в его… В любом возрасте.

В первых пяти абзацах ничего интересного не было: покойная выделила щедрые пенсии для дворецкого, повара, горничной, садовника и других слуг, работавших в ее особняке в двадцати милях от Кейптауна, и скрасивших ей последние годы жизни. Зато потом!

Детей у мисс Оурсен не было, родители ее давно покинули этот мир. Зато братьев, сестер, племянников и внучатых племянников в избытке. Вот они-то и ерзают в креслах, едва сдерживаясь, чтобы не стукнуть кулаком по столу и не потребовать огласить, что причитается лично ему. Или ей. Наследников по закону среди них только трое – родные братья и сестра. Но таково было желание покойной: объявить ее последнюю волю в присутствии всей ее многочисленной родни, ближней и дальней.

Что ж, они и так ждали слишком долго – тетушка-то до девяноста лет дожила! И коптила бы небо и дальше – при нынешнем уровне медицины и при ее деньгах могла еще столько же протянуть. Увы, врачи при всем при этом в своих способностях так и не стали вровень с Богом, и коварная болезнь взяла верх. Мистер Кроузье, будучи поверенным в делах Марии-Луизы с тех пор, как она перебралась в Кейптаун (а это уже почти три десятка лет), успел неплохо изучить ее, и был уверен: эта своенравная, до самозабвения любившая жизнь женщина точно предпочла бы самоубийство быстрому и мучительному угасанию. Ей и забвение и одиночество последних лет дались непросто, а тут еще и диагноз…

Но Мария-Луиза не была бы собой, если бы ушла просто так, не выкинув напоследок какой-нибудь финт, чтоб ее родственники, с большей частью которых леди прекратила общение, помнила тетушку и после ее смерти. А заодно и собственную душу успокоить, наконец, передав дело всей жизни в молодые, здоровые и полные сил руки – иные вряд ли возьмутся. Хотя, когда на кону такой куш, здравомыслие и у более взрослых, опытных и осторожных отказывает. Ну, посмотрим!

– Остальное мое состояние, в том числе… – мистер Кроузье, выдержав театральную паузу, перешел к перечислению всех пунктов наследственной массы.

По мере озвучивания их жажда наживы в глазах наследников виднелась все отчетливее. И косились они друг на друга все недружелюбнее. Еще бы, столько всего и явно кому-то одному из них. Более чем весомый повод для того, чтобы потерять голову! И забыть про воспитание, кровные узы, человеческие отношения, закон… Сколько таких довелось повидать нотариусу с сорокалетнем стажем! Не перечесть!

Впрочем, на этот раз все иначе. Ждет наследников финт ушами…

– …я завещаю тому, кто раскроет тайну, всю жизнь не дававшую мне покоя. Тому, кто прольет свет на исчезновение Роберта Майлза Хогана, моего первого мужа, предъявив при этом убедительные доказательства в подтверждение своей версии и доведя их до широкой общественности любым доступным способом. В случае, если в течение года указанное требование не будет выполнено, все мое имущество надлежит продать и разделить между детскими приютами в Кейптауне.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы!

– Совсем Мари-Лу спятила! – не выдержал полный одутловатый мужчина, потевший, несмотря на жару, в костюме-тройке.

Брат покойной, причем старший. Он, со злостью рванув галстук, вскочил из-за стола так, что опрокинулось до того надежное и устойчивое кресло.

– Я более не собираюсь тратить свое время на эти глупости! Вы назначены душеприказчиком, Кроузье? – грозно вопросил он и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил изливать свое возмущение: – Так вот, вышлите копии документов моим юристам. И ждите судебного иска! Я ставлю под сомнение душевное здоровье Мари-Лу, когда она писала эту… это… Встретимся в суде, в общем!

– Мы будем оспаривать завещание! – поддержала его супруга, блондинка с лицом записной склочницы. – И заодно Вашу лицензию, господин нотариус!

И вылетела вслед за мужем.

– Всем известно, что первый, с позволения сказать, муж Мари-Лу не дружил с головой, потому и пропал! – скривилась другая леди, младшая сестра покойной. – Это ж надо: додуматься нырнуть с аквалангом в шторм! Вот чем думал, а?

– Ах, бедняжка Мари-Лу! – вторила ей другая леди, единственная из всех явившаяся в легком платье и так и не снявшая в помещении соломенную шляпку с цветами. – Она так любила своего непутевого Бобби, так не хотела отпускать его в тот раз одного! К счастью, ее в то лето впервые пригласили на съемки, что, по уму, и спасло ей жизнь! Ах, Мари-Лу так переживала, так по нему убивалась! Думаю, она уже тогда слегка повредилась в уме. И ее состояние усугубило то, что тела Роберта так и не нашли, похороны были фиктивные и то только через десять лет, под давлением ее тогдашнего мужа, ну, того продюсера… Как же его звали?..

– Ну да, океан надежно хранит свои тайны, – усмехнулся один из внучатых правнуков. – Но уж тетушке грех жаловаться, пожила в свое удовольствие. А то тоже стала бы добычей акул или кто там еще плавает.

– Зато разделила бы судьбу любви всей жизни! – капнула ядом его родная сестра, яркая брюнетка, удивительно похожая на миссис Оурсен в молодости. – Увы, тетушка Мари-Лу мало того, что себе всю жизнь этим Бобби отравила, так она еще и тихо скорбеть не умела! Помнишь, она своего милого бедного Бобби упоминала с периодичностью примерно раз в пять минут, а если, не дай Бог, возразишь или скажешь, что у тебя уже нервный тик случается от одного только упоминания мужчины с именем Роберт, то все, станешь врагом номер один, не взирая на пол, возраст и социальный статус. Так она со всеми и перессорилась. И сейчас нас собрала не иначе, как чтобы снова в дражайшего Бобби носом ткнуть. И как ее остальные мужья терпели?