А сам незаметно присоединился к группе офицеров и прапорщиков, находящихся вокруг маршала авиации. Спросит Кожедуб, где Ломаев? А вот он, скромно стоит рядышком, не лезет нахраписто к вышестоящим командирам. А если не спросит, то тогда…

— А где, кстати, прапорщик Ломаев? — раздался голос маршала авиации, — куда он потерялся?

— Я здесь, Иван Никитович! — я тут же вылез пред августейшие глаза. Мол, здесь, гражданин начальник, напрасно чернуху лепите.

— Где здесь? — уже сварливо поинтересовался Кожедуб, поискал глазами и вдруг обнаружил меня буквально в метре от себя. Успокоился: — вот ты где! — проглотил про себя продолжение, — «а я уж думал, ты побежал доносить к командиру роты».

— Никак нет, товарищ маршал авиации! — открестился я от невысказанного предположения нашего «милого» гостя, — я тут, наслаждаюсь вашей беседой военнослужащими спортроты.

— А, я-то думал, — Кожедуб остановился, резко переменил тему разговора: — стрелять из автомата еще не разучился, Ломаев?

— Обижаете, товарищ маршал авиации! — осклабился я, — этот навык только крепнет и развивается. Он мне строго нужен и как хорошему военнослужащему Советской Армии, и как профессиональному спортсмену — биатлонисту.

— Замечательно! — не выдержав, воскликнул Кожедуб, — вот слушаю я тебя, Олег, и кажется мне, что ты из ряда болтунов — краснобаев. Потом смотрю на сделанные дела, нет, все-таки, настоящий коммунист! Сколько золотых медалей заработал с предыдущей, прапорщик Ломаев?

— Всего три, товарищ маршал авиации! — несколько уныло — для зрителей — произнес я.

Кожедуб открыто засмеялся над моим унынием:

— Всего три, это разве повод для уныния? Ну-ка постреляй для меня в тире, порадуй старика меткой стрельбой. Я в свое время своими зоркими глазами нередко «просматривал» фрицам!

— Так точно, товарищ маршал авиации! — готовно ответил я. А что мне оставалось делать? Я и так полагал, что мнепридется показательно стрелять в присутствии маршала авиации и этого не страшился. Мы, удмурты, издревле были прекрасными охотниками и, если надо, воинами. А сейчас я стал наследником предками. И, смею надеяться, им за меня не придется смущаться.

В тире, точнее даже в небольшом полигоне, но под крышей и легкими стенами, уже находился командир спортроты капитан Великанов. Как я и думал, умничка все же у нас командир. Если быон пришел к маршалу авиации во время встречи офицеров и прапорщиков первого взвода, то и дураку бы стало ясно — командиру сообщили о появлении начальства. И ведь еще не скажешь, какова была реакция ревизора в зависимости от характера и настроения. Мог бы и пошутить, а мог и грозного фитиля дать.

А тут капитан занимается важным и очень нужным делом — проводит текущую проверку матчасти тира. Это, конечно, не тракторный парк, а военнослужащие — не сельские труженики, но нечто общее у них есть и техбазу надо контролировать.

И Кожедуб лишь уважительно пожал руку рачительному хозяину. Потом предложил посмотреть на стрельбу из автомата Калашникова новичка в спортроте прапорщика Ломаева. Великанов лишь согласно козырнул. Лично проверил автомат, шепнул между делом: «Спасибо». За что спасибо не сказал, но это и так было понятно.

А стрелять, поскольку команды не было, решил стандартно — комбинировано: стоя, на колене, лежа. То есть на самым массовым формам стрельб мотострелков. По три патрона на каждую. Больше не надо, бумажная мишень будет в клочки, какая уж там проверка.

Нащупал глазом через прицел черный центр мишени. Парни говорили, что все оружие в спортроте пристреляно и недостатке в пределах нормы. Тут главный термин «в пределах», что говорящий под этим понимает. Для иного ведь автомат стреляет, а пуля лежит в том направлении, куда ее прицеливали. А что на сто метров идет на два — три метра скос — для автомата это нормально, дай очередь, какая-нибудь пуля да попадет.

Выстрелил, скос невооруженным взглядом видно, что есть, но минимальный. На этом расстоянии действительно нормальный, на результате не скажется. Опустил автомат, затем снова выстрелил. Снова. Потом на колене, потом лежа.

Зря я беспокоился, Калаш обычный, наверняка ведь, средний советский солдат ничего и не почувствовал. Это я биатлонист и с ощущением Инмара все копаюсь.

— Товарищ маршал авиации, стрельба окончена. Разрешите получить замечания!

Кожедуб только хмыкнул — фыркнул, оценил:

— Хорошо стреляешь, парень, в разведку бы я тебя с собой взял. Уточните технические характеристики этого автомата.

— Мне уточнить⁈ — удивился я несказанно.

— Тебе! — спокойно ответил Кожедуб, — на должность помощника по строевой части, правда, в обычных частях не роты, а батальона назначают опытного военнослужащего — ветерана. И он в том числе пристреливает стрелковое оружие подразделение. Ну?

Вот ведь дедок, как прижал, я уже и должен. Выдохнул воздух:

— Автомат готов к боевым действиям. Недостаток один — ствол в процессе производства немного искривлен. Это не серьезно, но стрелок должен во время стрельбы учитывать.

— Дай! — Кожедуб сам произвел неполную разборку автомата, посмотрел на лампочку через ствол.

Небольшой производственный дефект был следствием массового производства и соответственной технической базы 1970 — 1980-х годов. Приходилось с этим считаться. Был достаточный допуск, когда автомат Калашникова считался рабочим.

Именно поэтому я был спокоен. Всемогущий советский ГОСТ этот изъян пропускал, и исходя из этого мы должны его честь и только. Никто не виноват. Это, кстати, парадокс не только советского производства и не только ХХ века. Допуски есть, были и будут всегда за некоторым исключением и это был досадный, но реальный факт.

М-да, искривление ствола есть, но в допустимых размерах, — констатировал маршал авиации, — товарищ Ломаев, насколько это скажется на стрельбе?

— Обычным солдатам на небольшом расстоянии не скажется никак, — твердо успокоил я его, — проблема маленькая, не зря автомат был выпущен с производства.

Кожедуб одобрительно угукнул и стал смотреть на стрельбу остальных участников. Все-таки это был состав «А», армейская спортивная элита. Здесь даже выстрел на шесть или семь считался неприличным результатом.

Маршал авиации, по-видимому, остался доволен, а потом потянул в штаб, в кабинет командира роты. Там, попив обязательный чай, в виду появления высокопоставленного гостя дефицитного из фонда командира роты. Кожедуб по стариковски неторопливо начал рассказывать о целях и масштабах его инспекционной поездки.

Как я понял это была его основная работа в рамках группы генеральных инспекторов. Очень внушительно и помпезно, и… очень неэффективно. Не зря это подразделение почти открыто называли «райской группой». И фактически создавалась она с довольно благой целью — спасать отставных военных от нищенской пенсии. Ну, и в конце концов, работу свою они выполняли.

А Кожедуб, выпив чаю с печенюжками, сопровождая это с занимательным экскурсом в деятельность генерального инспектора, плавно перешел к текущему положению:

— А на обратном путешествии заглянул в Вологодскую спортроту с очень важно целью.

Капитан Великанов зримо напрягся, а московский гость продолжал напрягать обстановку:

— В столице, не только в Министерстве, но и в Кремле очень интересуются неким прапорщиком Ломаевым.

Теперь уже я я видимо напрягся, а вот маршал авиации благодушно оглядывал нас. Интересно ему, что ли?

Картина маслом типа: «К нам едет ревизор». Причем уже приехал, на крыльце стоит, солдат допрашивает, а у нас еще ничего не готово. Или вот: в комнате мина, взрыв через 5 секунд. Если детонатор не убрать из мины, вы взорветесь. Ваши действия?

И по обоим вариантам в голове сумбур, заседает Дом Советов, а там четыреста комнат. Что делать, товарищ маршал авиации, не подскажите?

И у Великанова, и у меня был вид человека, хорошенько пристукнутого пыльным мешком по тыковке и от этого потерявшего не только мировоззрения, но и вообще забывшего, как его зовут.