В общем, ладно, мне до кхм, то есть до лампочки, я ведь опять бегу по времени. Ориентир теперь мой мировой рекорд на этом расстоянии, его никто пока не побил и, хочется верить, никто не побьет. Моя теперешняя задача — хотя бы повторить, максимум — поставить новый. Причем тут другие спортсмены? А хрен его знает, лишь бы не мешали.

Так что, это тоже хорошо, что я первый, разгонюсь, фиг кто догонит. Тем более, время еще сумбурное (кое-кто говорит демократическое), и поэтому спортсмены сами выбирать, как им идти — классическим ходом или коньковым. Или вообще серо-буро-малиновым, смешанным.

Да по фигу мороз, иди как идешь, лишь бы дошел. Ха, сегодня я новатор, пробую новые методы. Вы, наверное, скажете, что, мол, международные соревнование — не самое лучшее место для экспериментов. Может быть. Проблема здесь в том, что с недавнего времени меня всюду отслеживают. Даже иногда на тренировках. Дело то пустяшное — поставил автоматическую камеру. Если есть в этом регионе интернет — перебрось к себе домой картинку, нет такого — ухитрись взять камеру обратно. И все, ничего нового.

А дистанция тридцать километров проста, в конце концов, ближе к финишу, если приспичит, ускоришься, хотя бы до каких-то медалей дотянешься.

А так побежал, относительно медленно. То есть для меня медленно, вообще-то скорость выше среднего. Но для меня все равно тихо, вот и галдят аборигены по радио и ТВ, наверняка ведь мусолят интересную новость п замедление лидера, по крайней мере, советских. И то, что ты ничего не слышишь, ничего в сущности, не меняет. Говорят-то не со мной.

С другой стороны, мне ведь тоже все равно, о чем они говорят и как меня оценивают. Ведь, вестимо, несут всякую гадость и всякую нелепость, что даже слышать не хочется.

Главное, ни аборигены, ни наши граждане ко мне не приближаются, а это значит, моя головоломная концепция оказалась правильной. Тут ведь такая тонкость — все верно, на старте лучше не рвать, а медленно идти, уже потом, когда тело станет в ритме, можно ускорится. Но из-за того, что другие спортсмены будут быстро идти, ты просядешь и окажешься в толпе.

Прорывайся потом среди них. Вот и приходится оглядываться. И, если что, то плевать и ускорятся. Свобода маневра прежде всего. И никак иначе, господа — товарищи!

Но я все же переоценил их возможности. Теперь же я сам набрал скорость, вряд ли кто-то из спортсменов сможет обогнать меня. Ах! — видимо, специально утоптанная лыжня позволила на все сто процентов использовать преимущества конькового хода. Догоните меня, пожалуйста, и будет вам хороший цимес.

Я шел на хорошей скорости, а на старте мне явно завидовали и о чем-то шушукали. О чем они говорили, я не слышал, но немного видел.

Вот ведь, паразиты, глаза завидущие. А вот нечего, богатые тоже плачут! Вот много у вас марок (скоро не в далеком будущем евро), сумели приодеть, снарядить, а первым идет нищий советский спортсмен, в девичестве удмурт. И его уже не обогнать.

М-гм, может быть, если мне постараться. Ибо много людей в СССР, многие трудолюбивые и старательные, а вот, черт побери, бежать опять мне!

Ну а, с другой стороны, может я сюда и был для этого кинут. Ведь есть же определенная цель моего попаданства у Инмара? Иначе для чего он влил определенную толику божественных сил и возможностей.

Лыжня пошла на некрутой пологий, но уж очень длинный склон и мне пришлось напрягать максимум своих сил, даже думать неспешных мыслей перестал. Некогда пока, вот дойду до финиша, переведу дыхание и снова мыслить, как любой Гомо Сапиенс.

Уже на горке чуть остановился, даже просто замедлил, бросил мимолетный взгляд назад. Мне было этого достаточно. Где-то поодаль шли за мной спортсмены. И, похоже, они и не пытались меня догнать. А ведь впереди шли немцы, основа биатлона ФРГ! Но понимают, что нет возможностей. И они не до него пытаются дотянуться. Просто лыжня одна. Нет, они уже смирились и теперь имеют свою цель — второе место и так далее по победному спичку.

Правильно, и они тщательно просмотрели любительские видеосъемки моих рывков и бесполезных попыток догнать, в результате чего только израсходовали силы, и без того уже минимальные.

Между прочим, они не знают, но и у меня еще нет прочного убеждения в своей победе. Первый огневой я прошел, как и большинство спортсменов и мне не понравилось, как я стрелял. Нет, промахов не было, но как-то пули пролетали по-минимуму. Еще бы чуть-чуть и стало бы плохо.

Винтовку надо пристрелять заново или способности вдруг скисли? Ведь от родимой моей Удмуртии до Германии очень уж далеко, тысячи километров! А то еще тут крепится мощь протестанско-католического Христа и именно его поле влияния искажает сферу огневого полигона?

Так что все впереди и я могу и не победить. Или… победить, но не с таким преимуществом. И кого тогда материть от бессилия?

Пробежал до огневого рубежа, привычно продышался, дополнил кислородом все тело — от головы с мозгами и глазами, до рук и ног. Первые должны быть острыми и внимательными, первые — твердыми, прочными, если надо безжалостными.

Эта обычная процедура наполнила меня, как я в тайне надеялся, спокойствием и уверенностью. Что я Гекубе, что мне Гекуба? Ну Германия, ну и что, та же родная планета Земля. Вон неподалеку стоят знакомые березы, которые россияне почему-то считают чуть ли не символом России, но которые свободно растут и на большей территории Европы.

А нам все равно! Я решительно, но плавно направил винтовку в мишень, прицелился, метка без дрожи ткнула в нужную тарелку мишени. Выстрел! И она без усилия откинулась. Инмар понна! А ты боялась, ха. девство это такое состояние временное, социально — биологически девушка боится его исчезновения, но сама же и стремится, ибо женщина должна рожать, ведь это жизнь!

Уже без сомнения, как из пулемета расстрелял соседние мишени — подружки первой тарелки. Вот, российские десантники, в которые традиционно идут удмурты, опять победят!

И я уже весело побежал дальше. Всего-то лишь пролетать десять километров, какой пустяк. Какая это милая прогулка со отстрелом дичи или птицы. Еще бы освистать окружности, как приснопамятный барон Мюнхгаузен!

А вот невдалеке у немецких служителей полигона настроение, наоборот, было философско — умеренным. Один из них — белобрысый Ганс, оторвавшись от стереотрубы, в которую он смотрел на результаты стрельбы — по требованию правил полигона — только удручено вздохнул, выматеревшись:

— Доннер-веттер, Фриц, почему русскому так везет? Легко и быстро бежит, будто ему в задницу мотор авиационный вбили, настрелялся играючи, будто высморкался. Иногда я сомневаюсь, что он христианин!

Этот немец, самоуверенный и наглый, как все европейцы, очень ошибался. Я был россиянин, наполнившись от могущественной российской сферы влияния, но русский я не был. И тем более, не являлся сторонником Христа. Нет, я не любил и даже возненавидел этого бога. Не такой уж я силен и велик. Я просто язычник, а еще точнее, почти любимец Инмара. А вы пугаетесь и завидуете, дейчи!

После огневой позиции опять пошел склон, но уже со знаком минус. То есть местность прошла вниз. Это хорошо. Пользуясь своими сильными и длинными руками (все, конечно в меру, я не урод), придал инерцию и полетел по лыжне, радуясь гравитации.

Ничего сложного, все в рамках физических законов школьного курса. До этого я, пользуясь мускульной силой, поднимал свое тело. А вот потом спускаюсь. И как бы это ни было сказано тривиально, но катится вниз было гораздо легче и проще, чем подниматься, пыхтя. Вот-с!

И опять же, хоть и замызгано, но пока я опускался, я отдохнул. Немного, но тело отошло от той черты, когда конечности начинали дрожать, а потом неметь, а в глазах потихоньку темнело, словно бог этой земли вдруг выключал свет.

Ничего, это ж тридцать километров, уже пройдем! В наших просторах и не то случается, правой, левой, палкой правой, палкой левой и, кажется, в конце просторного поля виднеется финиш. Верно, финишные знаки еще не видны, но люди — волнующие и радующие — показывают, что трасса кончается, а впереди — долгожданный отдых. Для некоторых (например, для меня) чествование и вручение золотой медали. Лепота, да и только! Этим и всегда завершается биатлонная гонка.