К несчастью для сомневающихся, архиепископ, как говорят, уже узнал о их богохульстве, о богохульстве, которое выжигают тем же огнем, что и ведьм.
Архиепископ восседает на троне, наблюдая за казнями издалека. Палач разжигает костры, но именно хэксэн-егери, мальчишки, которых он тренирует, привязывают хэксэн[9] к столбу. Именно они тащат стенающих, сопротивляющихся людей на костер.
Именно они искореняют зло, будто это сорняк, который завянет и умрет на солнце.
Между хэксэн и остальными стоит огонь. Огонь и такие мальчишки, как Йоханн, которых приучили делать всю грязную работу.
«Глупцы».
Я быстро просматриваю текст. Архиепископ составил указ на латыни – это, в конце концов, распоряжение Церкви, – но также и мера предосторожности. Немногие из младших чинов умеют читать по-немецки, и почти никто из них не знает языка Божьего.
– Я осведомлен об этом, – говорю сухо.
Лицо Йоханна покрывается ярко-красными пятнами. Он нервничает в моем присутствии.
– Просто… в отсутствии комманданта Кирха…
Я направляюсь к своему кабинету, и Йоханн бежит за мной, стараясь не отставать. С самого начала я настаивал на том, что единственный способ сделать работу хэксэн-егерей по очищению епархии от зла по-настоящему эффективной – это наладить хорошую коммуникацию, и моей ролью в подразделении стало создание подобной системы. Часто моя работа утомительна и не без трудностей, но она также означает, что я первым узнаю, когда будет следующее сожжение и куда будут отправлены патрули.
Поэтому мне известно, что коммандант Кирх покинул Трир с почти половиной наших людей. Это была незапланированная операция, вызванная тем, что был обнаружен большой и сильный ковен. Должно быть, это стало неожиданностью для комманданта, который в противном случае не покинул бы город в такой важный момент. Я знаю, что он одержим поиском ковенов, в которых все еще есть старейшины. Неудивительно, что он решил напасть, как только получил сведения, даже если из-за этого пришлось оставить город почти без защиты хэксэн-егерей.
Я уже знал о казни, назначенной на солнцестояние через несколько дней. Как правило, сжигают одну-двух ведьм каждые несколько недель, но архиепископ отложил все, намереваясь устроить крупное сожжение в конце года, чтобы продемонстрировать торжество добра над злом и наполнить холодный декабрьский воздух дымом от горящих тел ведьм.
Именно поэтому я поспешил в город, прервав свою поездку.
В конце концов, много чего приходится делать, если собираешься помогать в убийстве сотни людей.
«Ведьм, – напоминаю я себе, входя в кабинет. – Они не люди. Они ведьмы».
– Но, сэр… – Йоханн мешкает в дверях, не зная, можно ли ему войти в крошечную каменную комнату, которая служит мне кабинетом.
– Что еще? – нетерпеливо спрашиваю я. До солнцестояния нужно спланировать многое, и у меня нет времени на хнычущих мальчишек, которым нечем себя занять, кроме как волноваться.
– Капитан Эрнст, мы уже несколько недель держим ведьм в тюрьме. Никаких сожжений. Там… становится тесно.
– Да, – отвечаю язвительно, – когда ведьм не сжигают, а вместо этого оставляют в тюрьме, они, как правило, просто так не исчезают. Что ты предлагаешь сделать?
По правде говоря, я боюсь назначенного дня. Город задохнется от вони горящего мяса. Желудок скручивает при мысли об этом, хотя я никак не выдаю своих эмоций.
Вся Священная Римская империя увидит дым, поднимающийся над Триром, и каждый будет трепетать от страха. Так, как того хочет коммандант.
Если приказ архиепископа будет выполнен.
– Если коммандант Кирх не вернется до солнцестояния… – начинает Йоханн, но останавливается, пытаясь составить связную фразу, – мы не знаем, что делать. Возможно, вы могли бы дать разрешение перевести заключенных в другое место или… – Его голос смолкает под моим грозным взглядом.
Я прищуриваюсь, обдумывая варианты.
– Я осмотрю тюрьму, – говорю я. В мои планы не входило перемещать заключенных. Я прохожу мимо Йоханна и иду по коридору. Когда не слышу шагов парня, следующего за мной, кричу: – Пошли!
Йоханн с трудом поспевает следом, пока я спускаюсь по массивной винтовой лестнице.
Штаб-квартира хэксэн-егерей находится в Порта-Нигра – Черных воротах, построенных римлянами, когда они захватили город-государство Трир сотни лет назад. Здание перестроили в церковь, и верхний этаж используют охотники на ведьм.
Я продолжаю спускаться по железной лестнице, закручивающейся спиралью, которая спускается, минуя церковь, все глубже и глубже под землю.
– Сэр? – пищит Йоханн, но я не обращаю на него внимания.
В Трире не осталось ничего, что не затронул бы Рим. Германские народы входят в Священную Римскую империю не без причины – прошли столетия, но наши камни были высечены римскими рабочими, наши улицы нанесены на карту римскими картографами, а религия просочилась в сознание людей благодаря римским императорам. Сам Константин Великий жил в Трире.
Его люди проложили акведуки.
Огромная система туннелей под улицами Трира достаточно древняя, но все еще в хорошем состоянии, созданная для доставки в город чистых вод реки Мозель. Не многие помнят об этом сейчас, спустя столетия. Ходят слухи, что в акведуках бродят призраки, и Йоханн крестится, когда я подхожу к входу в подземелье. Он и правда еще ребенок.
Только охотники на ведьм бродят по акведукам.
Я протягиваю Йоханну факел, и он держит его, пока я с помощью огнива поджигаю смазанный маслом моток, закрепленный на конце палки. Я пропускаю Йоханна вперед, и хотя факел дрожит в его руке, мальчишка входит в узкий проход – ссутулившись, но шагая уверенно.
Дневной свет не проникает внутрь туннелей. Холодная вода хлещет у нас по ногам. Тусклый факел дрожит в руке Йоханна.
Это не имеет значения. Я закрываю глаза, приветствуя темноту. Я знаю эти переходы лучше, чем кто-то другой. Йоханн нервно вглядывается в боковые туннели, ссутулив плечи.
Двадцать минут, которые мы бы потратили, петляя по извилистым улочкам, расположенным над нами, стали десятью минутами в акведуках. Туннель разветвляется, а затем выводит нас в подобие колодца с кирпичными колоннами, поддерживающими этаж над нашими головами. Каменные ступени ведут к двери.
– Я никогда не разберусь в этих туннелях, – прискорбно говорит Йоханн. Факел мерцает, когда я вставляю железный ключ в отверстие.
Я оглядываюсь на Йоханна и вижу, как он лениво вертит факел в руке.
– Осторожно! – рявкаю я.
Мальчишка подпрыгивает, едва не поскальзываясь на влажном полу.
Я выхватываю у него факел.
– Видишь вот это? – Я указываю на бочки, которые стоят на приподнятых над землей досках под кирпичными столбами, защищающими их от воды. Йоханн кивает, широко раскрыв глаза. – Они полны пороха, ты, unverschämt[10]. Будь осторожен с факелом.
– Зачем хранить это здесь? – бурчит Йоханн, но, встретив мой испепеляющий взгляд, больше ничего не говорит.
Распахнув дверь, я вталкиваю Йоханна внутрь и вешаю погашенный факел на стену. Мы поднимаемся по ступенькам, оставляя на камне мокрые отпечатки ботинок. Когда мы оказываемся внутри главной базилики, стражники кивают в знак приветствия, стоит нам войти в зал.
Я оглядываю тюрьму с ужасом, хотя на моем лице и не отражается никаких эмоций. Некоторые из этих ведьм находятся за решеткой уже месяц. Сено у них под ногами истерлось, покрылось коричневыми пятнами и заплесневело там, где еще не сгнило.
Я приказываю сердцу оставаться холодным, никакой жалости. Это здание было выбрано как самое безопасное и святое, способное сдерживать зло. Там, где обычно собирается паства, из каменного пола торчат железные прутья, удерживающие хэксэн в плену. Перед алтарем только одна дверь, запертая на тяжелые цепи и три замка.
– Вы же видите, сэр, – говорит Йоханн слишком высоким голосом, – здесь почти не осталось свободных мест. Если коммандант Кирх вернется с новой партией после падения ковена на севере…
