В конце каждого учебного дня я запиралась в каферде и усиживалась напротив зеркала. В нём всё так же отражался Фред. Такой же счастливый и улыбчивый, сидел напротив меня. К сожалению, он не говорил со мной. А я всё смотрела на отражение, на Фреда и напивалась до отключки.

Но однажды в один прекрасный момент дверь в мою кафедру открылась. У порога с возмущённым видом стояла… профессор Макгонагалл.

1992 год.

Вот и закончился мой первый учебный год в Хогвартсе. Экзамены сданы успешно, наш факультет набрал 482 очка, соответственно стал обладателем Кубка школы благодаря Гарри, Рону и Гермионе. Так же нам выдали в письменном виде предупреждение о запрете колдовать вне школы.

– Я так-то надеялся, что нам хоть бы раз забудут раздать нам эти бумажки, – грустно выразился Фред.

Спустя мгновение мы уже оказались на Кинг-Кроссе. Выйдя из барьера, что вела на платформу девять и три четверти, я первым делом обратила внимание на миловидную рыжую женщину и девочку. Только потом я нашла взглядом свою маму. Не удивительно, что она пришла без отца.

Мне не хотелось расставаться с близнецами – я так к ним уже привыкла. Они пообещали мне писать каждый раз. За это время та рыжая женщина уже успела познакомиться с моей матерью и о чём-то мило беседовали. А Фред и Джордж представили меня своей сестре. Джинни будет поступать в Хогвартс только после каникул.

– Расскажи мне, Эффи, чему ты научилась в этой школе? – мама сидела за рулём автомобиля. Я сидела рядом на переднем сидении, пытаясь распутать наушники. В поезде Хогвартс – Экспресс музыку послушать не получилось, понятное дело из-за кого.

– Тебе же это ничего не даст. Нам тем более запрещено колдовать вне школы, поэтому похвастаться не могу, – отрезала я, – Это далеко не таро, это нечто большее.

– Ну сравнила, – усмехнулась мать, – Кстати, что за мальчишки с тобой были? Их мама показалась мне очень хорошей женщиной.

– Это Фред и Джордж. Мои друзья, – я заулыбалась, – С ними очень весело и как-то комфортно.

Мама глянула на меня, от чего я ещё больше засмущалась и надела наушники. В плеер была уже вставлена кассета Мартина Гора с записью мини-альбома “Counterfeit”. Самое время погрузиться в свои мысли под музыку и глядеть в окно. Перед глазами мимо проносились дома, магазины, прохожие люди. В голове в свою очередь проносятся самые счастливые воспоминания, связанные с близнецами. А плеер воспроизводил следующие строчки из песни:

Got to move on sometime

And it's about time

By putting one foot in front of another

And repeating the process

Cross over the street

You're free to change your mind

Strength through diversity

Мы уже подъезжали к дому. Настроение резко упало, и желание слушать музыку исчезло. Мама тоже была не в духе. Я уже представляла, что ждало меня дома: разбросанные бутылки, на диване мой отец, будучи в невменяемом состоянии, крики, скандалы… С возвращением в магловскую жизнь.

Припарковавшись, мама вышла из машины и принялась доставать из багажника мой чемодан с вещами. Я вошла в дом. Действительно, как я и предполагала, дома было грязно, отец располагался на диване перед телевизором и посасывал не понятно какую по счёту бутылку пива. На долю секунды показалось, что мой учебный год в Хогвартсе был просто сном.

– Явились, ведьмочки, – презрительно пробубнил отец и дальше продолжил смотреть телевизор.

– Я бы на твоём месте обрадовалась приезду дочери, идиот, – возразила мама, затаскивая мой чемодан. Я никак не стала реагировать на отца и поднялась в свою комнату.

На удивление, моя обитель была намного чище. На моих стенах так же висели плакаты различных групп. На моей кровати располагался мой любимый плюшевый кот, которого я когда-то в детстве назвала Джонси. Обняв свою игрушку, я разлеглась на своём ложе. Впервые за всё время мне стало одиноко. Никто рядом не говорит всякую безумную чушь друг за другом. Никто рядом не смеётся в очередной раз над званием Перси. Из кармана своей клетчатой рубашки я достала плеер, но не он был мне нужен. Я достала помимо своей шарманки фотографию, на которой была изображена я вместе с Фредом и Джорджем. Фото было не простое. В мире волшебников это называется колдографией, так как участники на картинке имели свойство оживляться.

Из соседней комнаты начались ругани. Мама с папой опять что-то не поделили. Ну почему в Хогвартсе нельзя жить летом? Или почему нельзя с помощью магии примирить родителей и излечить отца от зависимости? Мне больно это слушать. Ещё больнее быть участником этих скандалов.

2008 год.

Я сидела в директорской комнате. Напротив меня за столом сидела профессор Макгонагалл и пристально смотрела на меня. Я была готова провалиться сквозь землю, мне было до боли стыдно перед Минервой.

– Профессор, – начала я сквозь слёзы, – Я не знаю, что происходит со мной.

Макгонагалл молча слушала меня. Я рассказала ей всё, что происходило: письма Джорджа, эмоции, что я испытывала. Взгляд у женщины смягчился, и Минерва взяла меня за руку.

– Возьмите печенье, – предложила профессор. На её столе стояло блюдце с имбирным печеньем, – Любая зависимость, даже от человека, может привести к разрушению. Надеюсь, Вы понимаете меня, мисс Йорк. Я в свои годы тоже страдала из-за одного парня, я даже хотела отречься ради него от колдовства. К сожалению, он умер для меня, и я выбрала карьеру в Хогвартсе.

– И как долго Вы справлялись с болью? – спросила я, вытирая слёзы. На рукаве появились чёрные размазанные пятна от туши и подводки для глаз.

– Долго. Очень долго, – этот ответ ничего мне не дал, так как я страдаю от своей боли десять лет, – Однако я не позволяла себе проносить на работу алкоголь и старалась полностью отдаться своему делу. Вы прекрасный учитель, мисс Йорк. Вы знаете свой предмет. Вас любят студенты. Дайте мне слово, что больше такого не повторится. Сохраните хотя бы остатки здравого смысла.

– Я постараюсь, – пообещала я. Макгонагалл отпустила меня обратно в свой кабинет. Перед уходом из директорской у меня неожиданно возник вопрос, – Простите, а что стало с тем парнем? В смысле как он умер?

Минерва усмехнулась и махнула рукой:

– Женился на дочери фермера.

Что касается зеркала Еиналеж – профессор Макгонагалл приняла решение перепрятать его в другое место подальше от моих глаз.

1992 год.

Каникулы – вещь, конечно, хорошая. Эти дни, свободные от школы, должны ощущаться как праздник для ментального здоровья. Но не для моего. Каждый день проходил довольно однотипно. За стенкой ругань, папа пьёт, мама ничего не может с этим поделать, а я боюсь выйти из комнаты.

Тянулись дни, недели. За это время я потеряла аппетит. В последний раз я нормально плотно поела в Большом зале. Пока училась в Хогвартсе, я забыла, как готовила мама. Хотя честно сказать, я и до Хогвартса имела проблемы с питанием.

Мама ушла на работу, оставив мне на сковороде жареной картошки с курицей. Я осталась дома с отцом. Я боялась даже выйти в туалет. Иногда мне казалось, что в гостиной за телевизором сидел не мой отец, а нечто хуже. Я Волдеморта так не боялась.

Пока я лежала в комнате и слушала музыку, я всё думала, почему большинство людей из моего мира боятся называть Волдеморта по имени? Я одна относилась к нему наплевательски? Через несколько лет, возможно, я об этом может и пожалею. До меня не сильно доходило, как мой однокурсник, будучи ещё младенцем, смог одолеть этого, не побоюсь этого слова, урода.

Внезапно раздался стук в мою дверь. Отец агрессивно требовал сделать музыку потише. От его голоса мне стало страшно, я обняла покрепче своего плюшевого кота. Отец стучал в дверь всё сильнее и сильнее: