Мы любим бобы, мы любим листву,

И каждый из нас не так уж и сильно любит родню.

НО вы не торопитесь предавать нас огню,

Ибо уже бывали мы на адовом краю.

Став отпрыском проклятой семьи,

Не осознав в мраке-стуже свои кандалы,

Поняв, что раб великий неравны

И король земли поганей,

Кинжалову бурю без страха вонзил,

Дабы унижением ты меня своим не поразил,

Поражён я мглою.

Сам себе смерть неся игрою…

Не обходя грязных контор порою,

Коль знал восьмой круг ада,

То, что поддался чарам ты Алкивиада,

Спроси сам у себя, коль больше и спрашивать-то некого

На могиле мёртвого братца судьбы.

Во имя Алкивидовой мечты,

Ни на что не способной суеты,

И вою вой.

А прежних дел не вернуть порой,

И вою вой.

И стуже мгла.

Хотелось обвинить тебя порой,

Сатана ты мой родной.

Тсс… философы… тише:

У львовейника траур. УМЕР НИЦШЕ.

Изнасилован волною мирополис.

Не зрит забвениям зениц властезор.

Из материи живописи Аполлон и Дионис

Выпускают эклектичных экзистенций мракофор.

Нововенцы веной кололись.

У виселицы вселенной умягчается взор.

Расколотый раскаяньем гидролиз.

Суще-ощущеньями освистан приговор!

(И чувство мыслей боле не боролись)

Из логоса вытек мёртвый

ПЬЕДЕСТАЛ.

Истиной метафор мракофор был;

КОСТЮМЕРЕН

Ссстрах,

Квартирантом сущего

СТАЛ.

В ужасе даже

КАФКОРЭП.

Расправлен цвет свинцово-строгой ночи

На жезл жёлтой печени дня.

Истина дефляционно-кастрированная не чует чувств воочью,

У подножия брандспойта нету бытия.

Иррационал не льётся боле у таверн.

И унижения победителя изысканны.

И полосато-постный постмодерн

Инвестирует в инсталляцию истины.

Пол стекает жидким свистом в потолок,

Грохотом Ареса астароты агоньячисленны.

И тот модерн, что пост на посток, —

Астигматизмом мысль немыслима.

Постлюд несверхчеловеку бастард.

И даже Тошноту месье сартиР сэкзистентил у Фурье.

Социальный воин авангард!

Сопли холостые схоластик солипсизма – сжв.

Постпростонелюдин нора «Н»… но

Позазавтрашнею анфиладой фекалий воссиял.

Грохотом корысти кашляет клеймо,

Тошнит даже квазар.

Отныне прощение-проклятье,

Ценности церемониалом одноразовы.

Все люди когда-то братья.

Все человеки – братья Карамазовы!

Бури борьбы априорно одеты в смазливые страницы,

Треснул грохот, фаршированный страхом, пред тонкой тишиной;

Чародей чарует чело черепицы;

«МыЯ» становится нововселенской тьмой…

Агнекока окаменела в огонье бытействуйщей птицы,

Дадакофония истины, не ставшая судьбой.

Облезают недосоленные смыслы локалицы,

Логарифм лежит под дном дна – логизизму быть борьбой!

Тссс, философы, тицше

У постмодерна счастья: УМЕР НИЦШЕ.

(Мо что моде верн

Деконстрирует декаденс «Детской»

В нервной нирваной потОм потерн

Ноготь норы шестишестой.)

– О судья соплей,

   в чем пролаете признаться?

Суд идет.

   Сопледант

      в зале.

По стенам грохочет

   жидкая тишина

      Вкратце…

      О,

Ваша соплесть,

   я настолько крепко прирос

В совершенстве в идеальном лае,

Что не могу поднять

   Точку 5x5.

И ваш отец со мной бухнуть не прочь.

Мы с Марксом

   насилуем

      его и вашу дочь.

Хотели напоить,

   а и так вся в стельку пьяна,

Начали свершать над ней теоремы,

Так она, математик умелый,

      сказала: обучал её академик Па…

      Судья: кхм-кхм, мы отвлеклись от темы.

Но ваша ЧеСесть, ну ладно я,

Но Маркс

   привык насиловать

      цивильно,

Его тошнит,

он капитал выташнивает вместо…

Судья, приподняв бровь,

   В туалете капитал

      лысёнку ленидна?

Так вот продолжаем… суд!

Ваша честь, клянусь, пытался

   казаться

      обычным

Серожителем дня,

Из которого выжит цвет,

Но

Вильгельм… вт… Вунд!

И тряпка от «Я» и меня

Без ума,

   А посему без

достижений,

   отличий,

      огня

Породам я цвету пару лет

достижений,

   отличий, ага?..

Из вон тех,

   что

      полжизни

      задохали

На попытки

   жить.

Они – ничтожные слизни,

Их в Логосовой печени «Я» будет вить

Сознаюсь!..

   я поднимаю гирю истин

Весом в трёх Аристотелей

   и одного дебила

Для

соблазнения сеньориты

Сартиру

Своим румянцем из гопитала

      и «Мы», и «Я» манила

   Протухшее

Время

   растекается, подобно

свежему сыру!

Сознаюсь, я жрал замусоленные с

      чесноком

Муссолиновы усы,

Сознаюсь, мне снился

   Гитлер, тот, что кГбшний нарком,

Целуйщий усы

      Сальвадора в дали,

   Казамоле Синфеторэ,

Пауза выше бурджхалифа

И ниже Наполеона.

Шок.

Песчано пугливая Подлива

Загустивший в зеготе вливается в висок

Я

   свин свон

В

   сим суде свиней,

Что бытействует бытодняподжигателем,

Я не серотка для вины весенний,

Ты хоть шарф обгони

   Бытосквозателям.

Бытосквозателям

   логицизм

      пробури,

Из извилин

   в зернистой воле готовит быстрый бариста.

   Готовит кофе

   и закуску веру

      в поезд «молчи».

Ты хоть

«да» давиди

   дадаиста

В

   Великопавлинятстве

             винословен

   Абсурдно

сюрреалистичной

   истины доставки

В опсудной

   гениальности крововен

Подсудимый – первый

      вкушатель Кафки.

 ההא רפ פ מ_:

И ЛЮБОЙ, КТО ИСПАВЛИНИТСЯ ПРОЗВАТЬ РЕШЕНИЕ

СУДА НЕВЕРНЫМ,

ПУСТЬ ЗНАЕТ: ТО БЫЛ СУД НАД ПОСТМОДЕРНОМ!