Его нахмурилось чело, в досаде отвернулся он,

Когда приблизился к нему, кто слепотою поражен.

Но как узнать — а вдруг слепец, словами Господа смущен,

К увещеваниям прильнет и вот — очистит сердце он?

Ты обращен лицом к тому, кто век не знается с нуждой,

Хотя ответ не на тебе за то, что вере он чужой.

А кто усерден, боязлив, кому бы надобно помочь,

Увы, такой тебе немил, ты от него уходишь прочь.

Напоминание о том святые свитки донесли,

В их строки свет и чистоту писцы блаженные внесли.

О как неверен человек, убит он будь, да сгинет он!

Рукой творца он из чего? Из малой капли сотворен!

Все соразмерил в теле Бог, не ошибаясь в том ничуть,

Он человеку облегчил его земной короткий путь,

Потом к нему послал Он смерть и погребенье дал ему,

Затем его Он воскресил по усмотренью Своему.

Но нет — к веленьям Божьим глух людей пустой и грешный век

Так посмотри же на еду свою, заблудший человек —

Исторгли воды из небес и ради жизни рассекли

Мы чрево сонное и плоть зерном беременной земли.

Таят и нежат в тишине густозеленые сады

Траву душистую, над ней — благоуханные плоды.

Все это — помни, человек — что быть едой осуждено,

Твоим животным и тебе для пропитания дано.

В тот грозный день, когда вокруг земля от грома задрожит

И брат от брата и детей и от подруги убежит,

Когда ненужной станет мать, отец в забвенье отойдет —

В сердцах поселится беда и хватит каждому забот.

С веселых лиц умчится смех, падет на лица смертный страх,

Они в тоске склонятся ниц, оденут их и пыль, и прах.

Что ж, им всего милее было дитя безверия — разврат.

Их сердце черное забыло, что всем грядет к Суду возврат.