Подскочивший Раков констатировал, что смерть наступила всего несколько часов назад, а судя по ранению, было применено мелкокалиберное оружие. Скорее всего, пистолет. На теле имеются пороховые следы, то есть, стреляли почти в упор, а выходного отверстия нет.

–Возможно, переделанный травмат, – заключил эксперт.– Владельца будет установить трудно.

–А где Коноплянский? – Пилюгин задал вопрос Коле, причем с таким удивлением, будто тот непременно должен об этом знать.

Но, конечно, подполковник не ошибся.

–У меня в офисе. Пришел снова пьяный, с куклой, измазанной кровью. Коноплянского заперли и сразу сюда. А тут…

–А тут две курицы мертвые, – сострил один оперативников.

Пилюгин так зло взглянул на опера, что тот стушевался.

–Идите, соседей опрашивайте, может, кто чего или кого сегодня тут видел.

Коля тут же представил операм гражданку Милявскую, которую они отвели в сторону, начали записывать на телефоны ее «горячую» речь.

–А ты, Мигрень, с двумя операми дуй в свой офис и не дай Бог, что Коноплянский опять от тебя сбежал.

Коля не удержался, чтобы дать бывшему начальнику совет:

–Нужно проверить зарегистрирован ли на Коноплянского спортивный, травматический или газовый пистолет.

–А без тебя бы, Мигрень, я б не догадался.

–Вы не ерничайте, господин подполковник, я вам галочку, можно сказать, подарил. За раскрытие.

– Какое раскрытие? Ты мне, Коля, наверняка глухаря очередного подарил.

–Плевое ведь дело, господин подполковник. Я могу с уверенностью сказать…

–Нет, я точно когда-нибудь тебя пристрелю. А потом уйду на пенсию. Ну, или уйду на пенсию, а потом пристрелю.

Сотрудник показал начальнику паспорт убитой, найденный в ее сумочке: «Коноплянская Луиза Павловна, № года рождения…»

–Ну вот, а мне втирала по телефону, что на юге. Понятно. Хотя, ничего не понятно. Ты еще здесь, Мигрень?

Коля приблизил свое лицо к начальнику отдела полиции, наставительно произнес:

–Никогда, никуда не спишите. Пусть время догоняет вас, а не вы его.

–Тоже мне, филосОф,– ухмыльнулся Пилюгин. Живо сюда Коноплянского!

Однако «живо» за директором агентства недвижимости мчаться не пришлось. Мигрень столкнулся с ним нос к носу в дверях «Эвереста». Как ни странно, Коноплянский был вроде бы трезвый.

Первым делом Пилюгин приказал надеть на Илью Ильича наручники, чтобы «снова не исчез». И обыскать. Тот вертел желтыми от водки глазами, удивлялся:

–Вы что же, господа, из-за дохлой курицы меня решили арестовать? Смешно, право.

–Какую курицу ты имеешь в виду? – спросил Гена Раков.

–Так я только одну на Сельском рынке купил, мясник там же ей голову снес и в пакет упаковал.

–Почему она здесь оказалась? – задал уже вопрос Пилюгин, зло взглянув на криминалиста – не лезь, куда тебя не просят, занимайся своим делом.

–Сейчас все расскажу. Воды.

Слава протянул ему пластиковый стакан из напольного кулера. Коноплянский выпил трясущейся рукой.

–Не вышло у меня дома с куклой, – заговорил он, – решил в офисе драматический спектакль устроить. Бросить в лицо изменнице и резиновую бабу, и окровавленную курицу. Мол, вот это ты в двух лицах, а кровь твоя подлая между нами, как непреодолимая река предательства.

–Красиво, – сказал подполковник.– Вам бы и в самом деле спектакли на сцене ставить. Прям, Шекспир. Ну, а дальше?

–Она слушать меня не стала, просто швырнула в меня эту дохлую птицу, а я обратно в нее…

–Представляю картину,– опять встрял Раков. – И?

– А что «и»? Не убивать же мне ее было. Забрал свою резиновую Лариску и в бюро к господину Мигреневу подался. Поплакаться, уж больно он сердечный.

Пилюгин не выдержал:

–Да нет у Мигреня сердца, и никогда не было! Коля по утрам котятами завтракает, а ужинает эмбрионами из абортария! Поплакаться, видите ли, ему захотелось.

–Ну, это уж слишком, товарищ подполковник, – вступился за приятеля Слава. Сам Мигрень невозмутимо стоял и сверлил глазами Коноплянского. На слова Пилюгина он, казалось, не обратил внимания.

Подполковник понял, что переборщил:

–Это я образно…образно, конечно. Извини, Мигрень, то есть, Менингит, то есть…ладно, проехали. Зачем всё же в «Добрый Тобби» поехал? «Поплакаться»…Не верю!

За директора ответил Сверлицин:

–Николай Карлович ему водки наливал и спать укладывал. А у господина Коноплянского, после похода на рынок за курицей, видно, денег на опохмел не осталось.

Директор ухмыльнулся, давая понять, что удивлен прозорливости парня.

–Деньги были, да видно выронил или украли, – ответил он. – А куклу хотел там же на рынке продать, но не купили. Вот с ней в сыскное агентство и пришел.

–Когда вы из «Эвереста» уходили, у вас деньги были? – на этот раз спросил Коля.

–Да, были.

–А если были, зачем же вы прихватили куклу? Получается, идея продать ее пришла вам в голову сразу, а не потом…Нестыковка.

–Потом…сразу.…Совсем меня запутали. И в чем, собственно, дело? Почему вы беспардонно лезете в мою личную, семейную жизнь! – Коноплянский повысил голос. – Подумаешь, курицу дохлую принес своей жене.…А какую надо было, живую?

–Бывшей жене, – уточнил Гена Раков.

–Заявления на развод я не подавал, но непременно это сделаю.– Коноплянский попытался отлепиться от стойки администратора, к которой его прижал своим мощным телом Пилюгин, но не получилось.

–Заявления не понадобится, – прошипел ему в лицо подполковник.– С покойниками не разводят.

Он схватил Коноплянского за шиворот, втащил в его же директорский кабинет.

При виде убитой Луизы, директор судорожно начал хватать ртом воздух, заклокотал, словно голубь перед голубкой, его ноги подкосились и он упал перед своим рабочим столом.

К нему бросились полицейские. Раков пощупал ему шею.

–Глубокий обморок от шока, – констатировал он. – Возможно, сердце.

–Уверены, что обморок, а не умер? – недоверчиво спросил Пилюгин.– Мне только еще одного трупа не хватало. Да еще в чужом районе…О-о.…Втравил ты меня, Мигрень.

–Никто вас на аркане сюда не тянул, – снова вступился за друга Слава.

–А ты…Ты вообще кто такой?! Журналюга! Ну и проваливай отсюда!

И вдруг Пилюгин моментально остыл. Как обычно.

–Вызывайте скорую и труповозку. Опрос Коноплянского ничего толком не дал.

–Потому что не с того начали, господин подполковник, – сказал Коля.– Не узнали, почему он соврал, что Луиза «сбежала с любовником на Кавказ», когда знал, что она здесь, и разговаривала с вами по телефону из этого агентства.

–Поучи еще меня, – проворчал Пилюгин. – Если честно, сам ни черта не понимаю.

Мигрень нагнулся над Коноплянским, откинул ему веко, удовлетворенно кивнул – да, жив.

Хотел было дать ему понюхать нашатыря, что всегда был при нем, но передумал.

Раков сделал вид, что обиделся – Коля его знает сто лет и почему- то перепроверяет.

Когда приехали врачи, прокурорские, вызванные Пилюгиным, Коля со Славой уже ехали в такси на Сельский рынок.

-А почему из нашего поля зрения выпал любовник Луизы, Петр Власов? – спросил Сверло по дороге на рынок.

–Вот и едем на базар, чтобы с ним познакомиться,– ответил Коля.– Думал, ты забыл про него.

–Он что, на рынке недвижимостью торгует?

–Не тупи, Сверло. Хорошо ведь начал. Скоро, кстати, поймешь, где в этом деле нарушен принцип основного инстинкта.

–То есть, вы уже знаете ответ?

–Почти. Остались детали.

Живыми курами торговал на рынке только один человек – коренастый мясник характерной южной наружности. По широкой, коренастой фигуре и баклажанному носу, скорее всего азербайджанец. Огромным топором он разделывал тушу барана, кидая части животного в железный таз. Две клетки с птицами стояли чуть поодаль от разделочной колоды. В них тихо, обреченно сидело несколько белых и коричневых кур.

Мигрень задал вопрос: кто у него сегодня покупал живых кур, сунул под нос мяснику удостоверение. Тот поморщился: