Теперь, когда ран не было видно и шаги горничной совсем стихли, Федор Андреевич сел в кресло напротив Алексея и взглянул ему прямо в глаза.
– Скажи, сынок, что происходит?
– О чем ты?
– Что-то изменилось. Кроме дурного на тебя влияния, я не вижу причин подобного поведения. Тебе не стоит общаться с этой девушкой.
Алексей будто окаменел, а глаза невольно округлились. Отец хотел лишить его чего-то важного, заставить делать то, чего он не хотел, и Алексей безумно испугался. Аня прочитала этот страх в его глазах. «Но почему ему так сложно ответить «нет»? – думала Аня. – Неужто отец побьет его за неповиновение? Алексей же уже совершеннолетний и сам может выбирать, с кем ему общаться. Властный отец сделал из него абсолютно бесхребетное создание. Довольно ему унижаться!»
– Вообще, я уже пожалел о том, что принял приглашение в этот ужасный дом, – продолжал Федор Андреевич. – Такого лицемерия я давно не видел…
– Папа, позволь… Такое не повторится, клянусь!
Федор Андреевич открыл рот, чтобы ответить, но не успел: на пороге появилась Аня. Хозяин дома уставился на нее, спрашивая взглядом, что она успела услышать, но девушка умело делала вид, что только что появилась и не слышала ни слова. Она понимала, что речь в диалоге шла о ней, но отнеслась к критике в свой адрес равнодушно. Она не чувствовала обиды или желания возразить. Она получила информацию и отправила ее в ту часть памяти, где хранились бесполезные воспоминания. Любое знание может пойти на пользу, если не давать воли сильным эмоциям! Ее лицо оставалось спокойным и сохраняло отсвет самоуверенной улыбки. Это было ее самое обычное состояние, своего рода маска, скрывающая мысли и истинные эмоции девушки от всех вокруг.
– Добрый день, – сказала она.
– Добрый день, – холодно ответил хозяин дома.
– Как ты, Аня? – поинтересовался Алексей.
– Замечательно. Хорошие таблетки.
Разразилась тишина. Краем глаза Аня заметила, как Федор Андреевич закатил глаза, но и этот грубый жест она проигнорировала. Когда Аня подошла к креслу друга, юноша почтительно встал и указал на диванчик, приглашая девушку сесть, затем снова опустился на свое место. Аня села и стала неприкрыто наблюдать за напряженной ситуацией. Федор Андреевич не мог найти себе места в кресле, постоянно ерзал, вертел головой, стараясь отвести внимание от своего недовольного лица, и это был верный знак, что он разочарован появлением гостьи; Алексей следил за его движениями и явно расстраивался.
– Милый у вас дом, – нарушила тишину Аня с игривой усмешкой. Кто не знал ее, мог бы подумать, что это сарказм. – Расскажете, откуда вы родом?
– Из культурной столицы, – холодно отозвался Федор Андреевич, анализируя мысленно наглый тон гостьи.
– Я так и подумала. Если вы хотели вести прежнюю жизнь благородных господ и при этом сохранить свою личность, вы выбрали не тот город. Здесь процветают подхалимство, двуличие, люди трясутся над собственной репутацией, как над умирающим ребенком, а за приличную сумму душу готовы продать.
– Это шутка? – Федор Андреевич стал раздражаться. Ему все меньше нравилась эта девушка, превосходившая, как он думал, всех прочих наглостью и самоуверенностью.
– Нет, не шутка. Я с рождения здесь живу, и ничего не меняется. Здесь у людей особая ДНК. Иногородние тут надолго не задерживаются.
– Мне показалось, или вы намекаете, что мы должны уехать?
– Папа, нет. Она не это хотела сказать… просто… – сделал ничтожную попытку Алексей.
– Просто это неоспоримая правда жизни, – закончила Аня его фразу с такой же игривой усмешкой.
Собеседник злился все больше, Аня это видела, но менять тон диалога не собиралась. Она смотрела на него так, словно в душу заглядывала.
– Здесь большинство людей такие, особенно богачи. Моя мамаша тоже такая.
Федор Андреевич не выдержал и вспылил:
– Да как вы смеете так про свою мать говорить! Тем более при чужих людях!
– А вы что, сами этого не поняли, когда к нам приезжали? Разве я вас удивила чем-то?
– Это отвратительно!
– Да, увы. Но я не собираюсь выпендриваться, притворяться идеальной, как это сборище лицемеров.
– Аня, прошу, давай сменим тему, – взмолился юноша, но его слова игнорировали. Отец вспылил, и паровоз на всем ходу было не остановить.
– Это не дает вам права оскорблять людей.
– Это не оскорбление. – Аня, по сравнению с Федором Андреевичем, была абсолютно спокойна и все так же улыбалась. – Знаете, почему вас пригласили в дом Чеканщиковых? Мама захотела похвалиться тем, что мы опередили всех богачей этого города и к нам к первым на обед приехал граф. У вас еще будет немало приглашений, и теперь вы знаете тому причину.
– Это глупо. Я же даже не граф!
– Папа, не злись, пожалуйста! – молил Алексей, но его слова вновь пропустили мимо ушей.
– Только на бумаге. Но для этих людей вы граф и всегда им будете. Считайте, под вами теперь весь город. Тот, кто печется о репутации, сделает все, лишь бы вам угодить.
– Вы перегибаете палку!
– Вы даже не представляете, что значит статус.
– Пожалуйста… – молил Алексей.
– Конечно представляю.
Аня самоуверенно помотала головой.
– Поверьте мне, ни в одном уголке мира он не важен так, как здесь.
– Неужели?
– Вот смотрите, вы только приехали. О вас ничего не известно. Вы не занимались благотворительностью, не вытаскивали детей из горящего дома, а люди так и толпятся у ваших ворот. Не замечали?
– Прекратите, – напряженным голосом выдавил Федор Андреевич, и наступила тишина.
Аня на протяжении всего диалога говорила с таким достоинством, будто факт ее правоты неоспорим. Сейчас она и ее собеседник пронзали взглядами друг друга, только ее взгляд был спокоен и самоуверен, а в глазах Федора Андреевича горел огонь. Собеседник Ани старался вести себя сдержанно, хотя его переполняла неприязнь. Его раздражало в девушке напротив абсолютно все: ее самоуверенность, поднятая выше линии горизонта голова, пронзительный взгляд и изгиб губ – неясно было, улыбается она или нет. Аня же, в свою очередь, не испытывала негативных эмоций, глядя на собеседника. Она поражала многих откровенными речами, выставляя дураками население целого города. Она не боялась осуждения, не боялась упасть в чьих-то глазах, ведь что значит быть непринятой одним человеком, когда на твоей стороне власть? Сама она не признавала своей зависимости от толпы и считала себя бунтарем, готовым в любой момент идти наперекор кому угодно.
– Не верьте в бескорыстную людскую доброту, пока вы здесь, – добавила Аня и встала. – Спасибо за гостеприимство, – сказала она со своей обычной улыбкой, пока хозяина дома распирало от гнева.
Аня вышла из комнаты, а Алексей рванул за ней.
– Я провожу ее до дома, папа, – кинул он напоследок и тоже скрылся за косяком.
Аня позволила Алексею надеть на себя манто, и оба вышли во двор. Вид у Ани был повседневный, словно после приятной беседы. Никаких негативных эмоций она не испытывала, но удовольствия тоже. То, что Федор Андреевич мог счесть гадкими речами, была обыкновенная правда жизни. Лучше пусть он узнает об этом сразу, ведь, как говорится, предупрежден – значит, вооружен.
– Значит, ты меня проводишь? – спросила без задней мысли Аня.
– Да… Я подумал, что ты не знаешь дороги.
Девушка усмехнулась и вынула из кармана телефон, намекая на его абсолютное могущество.
– Ты думаешь, я в картах не разберусь?
– Э… нет, что ты… Если не хочешь, провожать не буду.
– Вообще-то хочу. Пусть все думают, что ты за меня дрался. Это ведь правда?
Она ласково погладила щеку юноши, где из-под пластыря виднелось пятно содранной кожи. Алексей налился краской. Он неуверенно кивнул, а потом спросил:
– А ты что, не помнишь?
Он соврал. Аня это сразу поняла. Его воспитывали как интеллигента, и ложь противоречила образу, который стремился получить Федор Андреевич, оттого и ложь выглядела так неуверенно. У Ани сложилось впечатление, что травмы он получил не в драке – его просто побили, как боксерскую грушу, и он просто стеснялся в этом признаться. Аня решила ему подыграть. У него и так самооценка ниже плинтуса. Она сказала: