— Идем, — сказала она и мне, направляясь прочь от ворот, и вновь обратилась к парню: — Es el uniforme comunista, no es as!?

— Soy no el comunista! — испуганно воскликнул парень, тараща карие глаза и прижимая свободную от мирандиной хватки руку к груди. От него сильно несло потом, его черные волосы липли на лоб некрасивыми прядями. — Es el trofeo![15]

Эти слова даже я понял, хотя и сомневался в их правдивости. Парень скорее походил на дезертира, чем на героя войны.

Навстречу нам по дороге с севера меж тем шли и ехали новые беженцы, и Миранда поспешила свернуть в лес, пока наша странная троица не стала объектом всеобщего внимания. Мы пробирались по зарослям прочь от базы и дороги минут десять — в моей голове все это время крутились муравьи, змеи и противопехотные мины — прежде чем моя решительная спутница, наконец, не уверилась, что никто посторонний нас не видит и не слышит. Мы как раз вышли на маленькую полянку; Миранда жестом велела парню сесть спиной к ближайшему дереву, а сама уселась на траву напротив и вновь развернула на коленях свой экран. Но прежде, чем она успела залезть на очередной сайт, кубинец сперва жалобным, но затем все более смелеющим голосом потребовал объяснений. Миранда, оторвавшись от компа, стала излагать ему свой план, не забывая упоминать про доллары. К моему удивлению, парень замотал головой, что-то возражая. Миранда продолжила его убеждать, и наконец, после пары недоверчивых вопросов, добилась уверенного «Bien».

— В чем проблема? — осведомился я.

— Сейчас мы заснимем небольшой спектакль с ним в главной роли. Но он боится говорить на камеру, что он красный офицер. Говорит, его расстреляют, а мертвецу доллары не нужны. Пришлось сказать ему, что это важная операция американской разведки, и в награду за помощь его пропустят на базу и дадут статус беженца.

— Нехорошо обманывать, — заметил я.

— Присваивать чужие деньги тоже, — Миранда вновь устремила взгляд на экран. — Так, у нас осталась одна проблема. Знаки различия. У мятежников они очень просты и не всегда используются, но все же с ними правдоподобнее… — на экране появились изображения каких-то лычек и шевронов. — Они используют ту же систему званий и эмблем, что и правительственные войска, но без погон, только нарукавные нашивки, причем — красного цвета. А на левый карман, чтобы уж совсем гарантированно отличаться от противника, нашивается пятиконечная красная звезда. Нам нужна красная материя, — ее взгляд выжидательно уставился на меня, словно я был дилером ткацкой фабрики. Не встретив понимания, она перевела взгляд мне ниже пояса.

Ах, ну да. Со всем этим кавардаком я и забыл, что плавки на мне — красного цвета.

— И что? Ты предлагаешь мне проследовать на базу мало того что в одних плавках, так еще и с пятиконечной дырой на заднице?

— Вообще-то с двумя дырами. Вторая — в форме шеврона. Но ты прав, конечно — надо добыть тебе хоть какую-то одежду… — Она перевела взгляд на кубинца. — А ведь он в форме нужен нам максимум по пояс. Все, что ниже, в кадр не попадет. Quita los pantalones.

— Que?![16]

Миранда, как видно, напомнила ему об обещанной награде, так что парень нехотя повиновался и стянул с себя брюки, а заодно и ботинки, хотя чувствовалось, что ему совсем не нравится проделывать это на глазах у молодой женщины. Ту, впрочем, меньше всего интересовали его волосатые ноги; она деловито извлекла из очередного кармана маленькие ножницы и швейную минимашинку, похожую на толстый фломастер с иглой на конце, а затем повернулась ко мне и требовательно протянула руку:

— Ну а ты чего ждешь? Давай сюда плавки!

— Гхм! Миранда, может, ты отвернешься?

— Ах, ну да. Извини, — она повернулась спиной ко мне, не выпуская в то же время из вида кубинца.

Я стащил с себя плавки и натянул на голое тело чужие не слишком чистые штаны — не скажу, чтобы я был от этого в восторге, но выбирать не приходилось. Затем обулся; ботинки были мне тесноваты, но, в конце концов, я не собирался совершать в них дальний марш-бросок. Меж тем Миранда выбирала подходящее звание:

— Проще всего знак у subteniente[17] — прямоугольная лычка, но вряд ли ему доверят такую важную технику… Но teniente, пожалуй, сойдет. Угловой шеврон углом вниз. Quieres ser el teniente?[18]

Не дожидаясь ответа кубинца, она принялась аккуратно вырезать нужные знаки из моих плавок. После всех ее подвигов в воздухе и под водой было как-то даже странно видеть ее за кройкой и шитьем, но и с этой задачей она справилась не хуже.

— Но ведь это, наверное, не летная, а пехотная форма, — заметил я, мысленно выругав себя за то, что не подумал об этом сразу.

— У мятежников это без разницы. У них не настолько велики запасы амуниции, чтобы выбирать. Многие воюют вообще без всякой формы, нашивают звезды на простые рубашки… Та-ак, хорош, — констатировала она, оглядев свою работу. — Теперь последний штрих.

Меня уже не очень удивило, когда очередным предметом, необходимым девушке в дороге, оказалась тонкая и прочная синтетическая веревка. Кубинцу было велено завести руки назад за дерево, после чего Миранда крепко связала ему запястья. Парню, похоже, происходящее нравилось все меньше, но, в конце концов, вид у пленника и должен быть несчастный и испуганный.

— Жаль, что ты не владеешь испанским, — сказала она мне. — Ну ничего, допрос проведу я, а потом обработаем мой голос дистортером. Профессиональная экспертиза, конечно, отличит его от настоящего мужского, но Пэйн, надеюсь, нет.

Затем она долго объясняла кубинцу, что тот должен говорить, и требовала повторить ответы. Я не выдержал и спросил, почему бы просто не написать ему текст на экране, который останется за кадром в процессе съемки — но по ответному взгляду Миранды понял, что сморозил глупость.

— Чтобы любой мало-мальски внимательный зритель увидел, как движутся его глаза, читая текст?

— Извини, не подумал.

— Вот на таких мелочах обычно и сыплются люди, задумывающие идеальное преступление, — проворчала Миранда. — Не говоря уже о том, что он может вообще не уметь читать.

Наконец она удовлетворилась уровнем подготовки «актера» и, включив фонную камеру в режиме видеосъемки, провела сам «допрос». Хотя я понял лишь первые вопросы — стандартные, про имя и звание — на мой взгляд, наш сбитый летчик получился вполне убедительным. Возможно, потому, что и в самом деле боялся, как бы вместо dolares ему не заплатили пулями.

— Bien, — кивнула Миранда, перегнав запись в комп и послушав, как звучит допрос после обработки дистортером. Спрятав свою технику, она поднялась и засунула в карман «летчика» — тот самый, с красной звездой — две сложенных купюры. Парень просиял лицом, но следующая испанская фраза Миранды заставила его гневно вытаращиться и возмущенно разинуть рот. Однако моя спутница произнесла еще несколько слов, и рот столь же резко захлопнулся, так и не издав ни звука.

— Идем, — повернулась Миранда ко мне.

— А он?

— Я затянула веревку не слишком туго. Через час-полтора он сможет освободиться.

— Именно это ты ему и сказала?

— Да, и добавила, чтоб не вздумал орать, ибо те, кто может в этих местах услышать его крики, вряд ли жалуют коммунистических офицеров, даже если те без штанов.

Мы вновь вернулись на дорогу и пошли к воротам базы. За то время, что мы снимали любительское кино, толпа беженцев еще выросла. Настолько, что обитатели рая решили все-таки заметить жмущихся к их вратам грешников. Как раз когда мы подходили к задним рядам толпы, над стеною загремел Голос. Репродуктор, гоняя по лесу испуганное эхо, вещал по-испански; я разобрал слова neutralidad и no acepta… refugiados, но, в общем, все и так было ясно. Толпа взорвалась возмущенными криками; тут и там мужские, реже — женские руки поднимали над головами маленьких детей, показывая их равнодушной глухой стене (на самом деле, конечно, камеры наблюдения демонстрировали надежно скрытому за стеной посту охраны обстановку снаружи).