Я не смогу поднять Эмбер, я могу лишь оставить её здесь, и поторопиться к Рему. Объясните ему, что происходит – если он ещё не в курсе.

Пекарня и отель соединены, но вроде бы относятся к разным зданиям.

Я чётко слышу голос женщины: "Молитесь, молитесь!"

И я молюсь.

Молюсь, пока беру первый попавшийся нож. Молюсь, когда бегу мимо повара, размахивая ножом. Молюсь, когда разрезаю его кожу лезвием. Молюсь, наступая на его кровь. Поскальзываясь.

Молюсь и в шахте, ползя ниже и ниже.

Снова перекладина за перекладиной, но уже осторожнее, чтобы не задеть себя ножом.

Молюсь, когда бегу к зелёной двери.

Меняю молитву, когда острая боль пронзает живот, и мне приходится остановиться.

Совмещаю сразу все молитвы, что знаю, когда приходится остановиться в коридоре, ведущем в пекарню. Боль жгучая и острая. Боль выворачивает внутренности.

Становится туманно. Зрение теряется.

Держусь за стенку. Иду на свет и звуки. Пекарня так близко

Остановка. Иду. Остановка. Иду.

Постепенно забываю, куда так тороплюсь.

Боль застилает глаза, но очертания Рема как ангельский облик.

Его старший брат ближе ко мне. Он сидит или стоит – не понимаю.

Он словно во мгле. В тёмно-сером облаке.

Колени мои сгибаются. Пытаюсь прокричать имя Рема. Но изо рта скулёж, и никаких слов.

Я в сером облаке, где и Барет.

Он замечает меня.

Я смотрю на Рема.

Смотрю на Барета.

– Помог…

Темнеет.

Темнеет.

Темнеет.

Тело невесомо. Лечу.

Глаза надо мной. Прекрасные. Серо-зелёные. Ярче всего остального. Один немного косоглазит. Как это красиво.

– Помо…

Ещё попытка сказать.

Серо-зелёные глаза Рема застилает чернота.

Часть 2

Кайра

Веки слиплись.

Голова тяжёлая, будто на ней кирпичи.

Много кирпичей.

Голоса. Звуки. Холод.

В черноте закрытых глаз вспышки из белых геометрических фигур.

Взрывы боли по всему телу. Терпимо, но неприятно.

– Эй, не трогай её! Она приходит в себя. Барет, убери от неё руки!

Знакомый голос.

Мне он нравится.

Он как мостик, по которому я должна пройти, чтобы вылезти из этого ужасного состояния вспышек яркого света, несвязанных мыслей.

– Холо…

Язык опухший. Губы жжёт. Говорить тяжело. Сказала ли я вообще хоть что-то? Всё такое вялое, медленное.

Дрожь от холода накладывается на боль.

– Ей холодно, – говорит другой голос, не тот, что слышала вначале. Этот грубее. Не так приятен слуху.

– Я понял!

Шуршит одежда. Шаги.

Телу становится тяжелее. Теплеет.

– Ты держишь в своей комнате зимние вещи? Зачем тебе эта куртка летом?

– Ночью холодно.

– Настолько?

– Отвали, это последнее о чём мы должны думать, – он сердится. Это понятно и через шум в ушах, раздражающим навязчивостью.

– Принеси ей ещё воды и геля.

Шаги. Они удаляются.

Пытаюсь разомкнуть веки.

Один глаз открывается. Следом второй.

Я где-то лежу. Тут тусклый свет, он не режет глаза.

Рем.

Давление в голове увеличивается, когда воспоминания придавливают к подушке.

– Я боялся, что ты умрёшь.

Рем держит меня за руку не сжимая. Отпускает, когда я перевожу взгляд на его лицо.

– Ты пришла в пекарню, почти падая. Вся в крови. Плакала.

Он не может смотреть мне в глаза и дальше. Отворачивается:

– С окровавленным ножом.

– Как… ты…

Вздыхаю. Буквы не подъёмные.

– Вывел… меня из обморока?

Поднимаю одну руку, но сначала вытаскиваю её из одеяла и коричневой куртки. Зимней. Хочется улыбнуться, но никак. Не получается.

Трогаю щёки. Левую и правую. Провожу пальцами по шрамам.

Я заражена.

– Я видел, как проявились эти шрамы.

Барет, старший брат Рема, входит в комнатушку со стаканом в руке с мутной водой.

Он чуть не роняет стакан, встречаясь со мной глазами.

Рем подскакивает к нему. Аккуратно берёт стакан и возвращается ко мне. Бережно вливает мне воду в рот. Глоток за глотком. Меня трясёт. В животе разливается тепло, боль постепенно отступает.

Сухие губы снова приняли эластичность.

Рем не даёт допить до конца.

– Понемногу. Ты ещё ослаблена.

– Что это?

– Это от отравления.

– Как ты понял, что это оно?

Рем и Барет смотрят друг на друга.

– Тебя стошнило, и ты держалась за живот.

Не думаю о позоре. Думаю о Эмбер.

Ей возможно помочь.

Точно можно.

Иначе быть не может.

Эмбер должна жить.

Она обязана выжить. Выйти вместе с нами на улицу. Вздохнуть свежий воздух. Рассказать о себе.Она встанет рядом со мной, как только мы переступим порог отеля!

По-другому не будет!

И я рассказываю парням всё.

От начала до конца. От конца до начала.

Почему-то постоянно смотря на Рема. Замечая в нём то, что не видела раньше.

Каждая деталь его лица выбивает дух.

Маленький нос, овальное лицо.

Кудрявые тёмные волосы, одной прядью падающие на глаз, что немного косит.

Приоткрытый рот.

Он красив необычной красотой. А серо-зелёные глаза напоминают о детстве. О том, как он пытался подружиться со мной. Признался в любви. Ни разу не переступал границу своих чувств.

И я хочу услышать это "Эй", что так меня всегда раздражало.

Моя история впечатляет парней. Барет трогает мой лоб ладонью. Не горячий. Жара у меня нет. Им тяжело поверить. И я не верю сама себя, говоря каждое слово громко, чтобы меня было лучше слышно. Чтобы до них дошёл смысл.

Но запястье пустое. Оберег лежит в кладовой. Спасший нам с Эмбер жизнь.

– Эмбер отравилась, как и я. Только съела она больше. Ей срочно нужно помочь. Умоляю, помогите ей!

Замечаю слёзы, слизав солёные капли с губ.

Пытаюсь найти часы в комнате, узнать время, посчитать, сколько примерно пришло от обморока Эмбер до моего пробуждения здесь.

– Где она?

Рем встаёт со стула.

Он высокий. И плечи у него широкие. И шея длинная, грациозная.

Глаза полны смелости.

Объясняю, как добирались до кухни. Предупреждаю о сумасшедших. Сообщаю о том, что они делают с людьми, и каким способом сумела остаться в живых: бежать. Маневрировать. Быть тише.

Они собираются.

Берут с собой ножи. Бутылки с водой. Тюбик с гелем от отравления. Все складывают в рюкзак.

Я даже не пытаюсь подняться.

Для них я буду не опорой, а обузой.

– Эй, тут ты в безопасности. Лежи, отдыхай, а мы скоро вернёмся с твоей подругой.

– Спасибо, Рем.

Странное беспокойство. За него, за Барета. И снова за Рема.

Что-то в нём изменилось.

– Не за что, Кар.

Он улыбается. Появляются привлекательные складки на щеках. А в глазах готовность бороться. Биться. Защищать.

И страх, от которого никуда не деться.

Не в нём изменилось.

Во мне.

Рем

Слышать о чём-то и видеть – это понятия разные.

Рассказ Кайры звучал красочно и правдоподобно, но до последнего бредово.

Барет сжимает нос пальцами, расхаживая вокруг трупа мелкого пацана.

Трупного запашка от него ещё не исходит, но Барет не готов проверять.

В последний раз я видел труп в гробу, когда хоронили мою тётю.

Если посмотреть левее, то там ещё один труп. Мужской.

У обоих сломаны шеи.

Я люблю Кайру, но наше общение ограничивалось моими словами в её сторону и редкими столкновениями на улице.

Пару раз я помог ей донести тяжёлые пакеты до дома.

А она отдавала мне бутылку лимонада.

Но я всё равно не уверен, что это не розыгрыш. Я даже не уверен, что она всё это помнит.

Рюкзак на моей спине тяжёлый, лямки давят на плечи.

Барет налегке.

– Рембо, это, чёрт побери, что за фигня?

Он переходит к трупу мужчины.

Барет ведёт себя обычно. В любой ситуации, даже необъяснимой, пытается рассмотреть и разузнать всё до последнего: чем бы это ни было – непонятным сорняком в огороде, или трупом.