Жаль, что они не помогли ему выжить. Рому – того самого лучшего убийцу – превратили в решето прямо на пороге его же дома. Кровь его и нашего дяди неделями не стиралась с асфальта.

Встряхнув головой, отгоняю печальные мысли о брате. Вся моя жизнь и так не слишком веселая, почему бы не сделать сегодняшний день чуть светлее?

У каждого есть свои ритуалы перед сном. Кто-то чистит зубы и ложится на правый бок, а кто-то предпочтет проверить, заперты ли все замки в доме. Моим ритуалом с самого детства становится приковывание к постели и сон в одно и то же время. Организм не имеет свойства восстанавливаться, и каждый день пить мощнейшее снотворное было бы опасно. Таблетки – исключение, а не правило. Например, если я провожу ночь не один. Миссис Мартинс должна была уйти домой полчаса назад после приковывания меня фиксаторами к постели, потому что именно тогда я должен был лечь спать. Однако я до сих пор сижу в гостиной и жду Аврору.

Не понимаю, где ее носит, черт возьми. Она – моя ответственность, и я не могу быть спокойным, пока она не вернется домой. Злость медленно закипает внутри и расплывается по жилам. Мы договорились, что к ужину она будет дома. Ее тарелка уже выброшена в мусорное ведро. Слова, которые ты даешь, должны быть исполнены, пусть даже это обещание о времени. Все начинается с мелочей.

Лифт со звоном открывается, и в гостиную входят мои люди, нагруженные пакетами. Вижу несколько пакетов из «Victoria’s Secret» и представляю, как моя скромная и тихая жена выбирала себе хлопковое белье с двумя охранниками. Аврора не шутила, когда говорила, что выкинула всю одежду утром. Поднимаюсь на ноги, готовясь отчитать ее. Моя шея горит от ярости, когда я иду навстречу жене, но, увидев ее, замираю. Мои глаза удивленно расширяются, а рот приоткрывается.

Аврора, переминаясь с ноги на ногу и кусая свою пухлую губу, делает шаг ко мне. Если честно, то я едва узнаю ее. Когда я увидел ее впервые, то посчитал чопорной хорошей девочкой, предпочитающей строгие офисные костюмы и платья. Сейчас же Аврора… другая. Ее волосы стали чуть короче, кончики завиваются и отливают ярко-розовым цветом. Когда Аврора убирает выбившуюся прядь песочного цвета за ухо, замечаю черные ногти. Но больше всего удивило меня не это.

– Что это за чертовщина? – едва сдерживая улыбку, спрашиваю я.

Аврора – оболочка, неживая девушка, похожая на заведенную куклу. Она умеет улыбаться, вести светские беседы и прислуживать. Аврора и не пыталась притворяться, что жизнь ее хотя бы интересует. Она была серой и опустошенной, хотя и, бесспорно, красива. Сейчас же лицо Авроры… светится? Она одета, как клоунесса, но ее это радует. Улыбка Авроры очень маленькая и едва заметная, но теплая и трогательная. Когда я впервые встретил Марси, племянница улыбалась мне так же. Немного настороженно, с интересом и все же искренне. Однако Марселла была совсем крошечной и впервые увидела своего большого, израненного дядю.

По этому жесту сразу понимаю, что Аврора забыла, как улыбаться. Кричать на нее мне больше не хочется, и злость отступает.

– Это мексиканское пончо, – чуть громче и более воодушевленно, чем обычно, говорит Аврора. Затем ее глаза падает на волосы, и ее щеки слегка краснеют, а глаза расширяются. – Или ты про волосы? Клянусь, они смоются через неделю или две. Это не стойкая краска. Я могу вернуться и отрезать…

Аврора начинает тараторить, и намек на улыбку стирается с ее лица. Не даю ей договорить, подняв ладонь.

– Не надо, – тяжело вздыхаю я, начиная чувствовать раздражение. Мне не нравится, когда люди пресмыкаются, а Аврора начала делать именно это. Затем, к моему же удивлению, добавляю: – Волосы красивые, не надо ничего отрезать.

Кажется, мы оба удивляемся моему комментарию. Аврора вновь улыбается, но чуть увереннее.

– Спасибо, – почти шепчет она и подхватывает пакеты, не разрывая зрительный контакт. – Наверное, я пойду к себе. Я не чувствую ног.

– Конечно, – киваю я. – Спокойной ночи, Аврора.

Девушка уходит на второй этаж, ее цветастое пончо смотрится странно в моей монохромной квартире, но яркие оттенки не раздражают. Я же распоряжаюсь отвезти миссис Мартинс домой, потому что сегодня воспользуюсь снотворным. На втором этаже царит тишина, когда я поднимаюсь в спальню. Таблетки действуют через полчаса, и фиксаторы остаются нетронутыми. Тьма поглощает меня, и я с благодарностью принимаю ее.

Дождь заливает Чикаго уже второй день. Неоново-фиолетовая молния рассекает облачное небо, теряясь между небоскребов. Следом гремит гром, и я вздрагиваю. Весна в Городе ветров – непредсказуемое время года. Я благодарна, что в конце мая хотя бы не идет снег, потому что такое тоже бывает. Я боюсь гроз. Мне кажется, что окна вот-вот треснут от сильнейшего ветра, и молния ударит в меня, как бы глупо это ни звучало. В полдень небо настолько темное, что создается впечатление, что на улице глубокая ночь. Люди, с высоты птичьего полета больше похожие на мельтешащих муравьев, забегают в соседние здания и автомобили. Даже если бы я хотела сегодня продолжить познавать свободную жизнь, то не стала бы из-за страха быть пораженной молниями.

Но мало мне ненастной погоды, Гидеон уже третий день не покидает стен пентхауса. В будние дни он редко бывает днем дома, и за несколько недель нашего брака я успела найти еще один приятный уголок для чтения – кресло-качалка напротив окна с видом на озеро. Как бы я не пыталась убедить себя, что мое присутствие не помешает ему, выйти из комнаты лишний раз не решалась. Когда я почти набралась сил преступить порог, услышала громкую брань и удар чего-то стеклянного о стену. Это случилось вчера.

В дверь кто-то стучится, и я вздрагиваю. Миссис Мартинс должна принести обед, поэтому без задней мысли опускаю босые ноги на ковер и иду к выходу из комнаты. Понимаю, что не надела халат поверх шелковой пижамной майки, но думаю, что миссис Мартинс простит мою легкую наготу. Распахиваю дверь и мысленно взвизгиваю. Передо мной стоит разъяренный Гидеон. Он одет в черный лонгслив с парой расстегнутых пуговиц у ключиц и такого же цвета джинсы. Ему идет стиль кэжуал, но все-таки классика была создана для фамилии Кинг. Не могу не осмотреть широкие плечи Гидеона, обтянутые тонкой тканью, и черные линии татуировки, которые я не видела раньше. По чешуе понимаю, что под лонгсливом скрываются змеи.

Интересно, много ли у Гидеона татуировок? Не думала, что они у него вообще есть.

Взмахнув головой, возвращаю глаза на лицо Гидеона и ежусь на месте. Он выглядит злым, как черт. Загорелая шея приобрела красноватый оттенок, на лбу пульсирует венка, а ноздри часто расширяются. Кажется, еще немного – из ушей и носа пойдет пар. Взгляд Гидеона падает на мое декольте, и я едва сдерживаюсь от порыва захлопнуть дверь перед его носом. Слегка прикрываю ее и прячусь за ней, используя как деревянный щит.

– Что-то случилось? – тихо спрашиваю я.

Глаза Гидеона медленно ползут от моей ложбинки к губам, а затем к глазам. На мне нет бюстгальтера, и я молюсь всем богам, что он не заметит это. Его взгляд не ощущается, как кинжал, но мне все равно неприятно. Гидеон относится ко мне… хорошо, но он все еще мужчина.

– Ты же любишь Чикаго, верно? – цедит он, изо всех сил сдерживая злость.

Мой рот приоткрывается, а глаза падают на шкаф с десятками книг по истории Чикаго. Думаю, что да, однако Город ветров делал мне лишь больно. Подумав немного, киваю.

– Мне нужна твоя помощь, подойди в мой кабинет, – приказывает Гидеон. – Миссис Мартинс принесет обед туда.

Он разворачивается, и я почти закрываю дверь, когда он бросает:

– И оденься, пожалуйста.

Жду, когда меня начнет тошнить, но вместо этого я… краснею. Черт.

***

Мы едим в тишине, хотя я вижу, что Гидеон все еще злится. Вряд ли причиной являюсь я, но его настроение причиняет дискомфорт. Мне кажется, что Гидеон вот-вот сорвется и причинит мне боль. Он мускулистый и сильный, и его удар будет в разы сильнее, чем у Орана. Желудок тут же скручивается от ужаса воспоминаний.