Качели Стихи, написанные в тридцатилетнем возрасте Пора желаний и надежд Уже выпущен из школы. Впервые познал женскую любовь. Окончил МФТИ. Поработал четыре года младшим научным сотрудником в Обнинском Физико-энергетическом институте и расстался с физикой ради поэзии.
Начал печататься в толстых столичных журналах. И сразу же за «круглым столом» «Литературной газеты» изруган в двух номерах подряд едва ли не всеми присяжными критиками Советского Союза. Казалось бы, вот время – быть счастливым. Расцвет сил. Внешне укрепился, внутренне закалился. Да и выгляжу неплохо. Только и всех приобретений этих оказалось мало, ибо наступил черёд новым, ещё более трудным испытаниям и злейшим бедам. А всё желания страстные, необузданные. И ума, ума по-прежнему не хватало. Ведь ум в молодости всегда задний, всегда плетётся вслед за опытом, а посему отстаёт. Уж больно мы торопливы в эту пору. Сначала сделаем, а потом подумаем, сначала набедокурим, а потом раскаемся. И главной сутью моего тогдашнего существования, главным его содержанием были женщины. Не скажу, чтобы я был аморален, потому как вместе с печальным опытом уже приходило и первое осознание некоторых духовных истин и нравственных аксиом. Но путь познания не прекращался. А известно ещё из Екклесиаста, что «кто умножает познания, умножает скорбь…». Едва ли не последняя пора моей беспутной жизни. И качало меня, и укачивало – то боль, то радость; то радость, то боль. И всё летело кувырком. И душа моя – то ликовала, то плакала, и тело моё – то замирало в высшей точке блаженства, то изнывало от мук. И всего-то года полтора-два оставалось до женитьбы. «Одинокого любила…» Одинокого любила, Потому что ей Родственность всегда претила Узостью своей. Некрасив? И не жалела. Ладно, что простой. Только бы лучилось тело Встречной чистотой. Каждой клеточкой любила, Не боялась мук, Только бы ему хватило Губ её и рук. Только бы ему хватило Бренного тепла… И бессмертье подарила, Сына родила! «Тот, кто застал вчерашнее число…» Тот, кто застал вчерашнее число В календаре, кто пробудился рано, Увидел мир в предчувствии тумана И суть проник. Ему не повезло. Он подглядел – сгустилась тишина, Соединился мрак с глухим рассветом, И плоским распечатанным конвертом В дом проскользнула мужняя жена. По мостовой прокрался браконьер, Унылым костылём трамбуя камни; Из рюкзака просачивались капли, Осётр под парусиною кипел. На поиски неумной, пошлой славы Сын уходил, едва простясь с отцом. А пьяница, очнувшийся в канаве, Грустил помятым, заячьим лицом. «Чтобы немыслимо пелось…» Чтобы немыслимо пелось, Чтобы в тоске не пропасть, Гордая женская верность Необходимей, чем страсть. Или подкуплен любовью, Пойман неправдой твоей, Только и вспомню, что болью Радость обманутых дней? И нестерпимая ревность Наши разлуки предаст, Раз у тебя заимелась Нежности утренней власть? Плачешь. Размазана ретушь. Молча стоим у стены… Милая, если изменишь, Чувству сперва измени. «Ко мне за нежностью придёшь…» Ко мне за нежностью придёшь Моей любви, быть может, ради, А я расчётливую ложь Прочту в ласкающемся взгляде. Заплачешь, брошенная мной, Озябнешь, горькая, до дрожи, А я подумаю – слезой Меня разжалобить не сможешь. Больна неверием моим, Вдруг встретишься в аллее сада — Грустна, раздавлена, с другим, А я подумаю – неправда. Но после долгой пустоты, Сам не оправясь от потери, Узнаю, что несчастна ты, И пожалею – вдруг поверив. «Душа оттаяла весною…» Душа оттаяла весною, Как резеда, как чернобыл, И кудри, вымытые хною, За локон медный полюбил. Тут не было твоей заслуги, Как, вероятно, и моей. Весна гуляла по округе, Мы только подчинились ей. «Вежливо-ласков и бережно-нежен…» Вежливо-ласков и бережно-нежен, Я только с самою глупою не жил, В сумерках вечнозелёного часа С грубою самою лишь не встречался. Так её плечи сдавила сутулость, Что без желания мне улыбнулась И, прикусив затаённое жало, Рук моих, губ моих не пожелала. Только она и была исключеньем, В лес не ходила со мною к качелям — Ссылки на дождь, на мигрень, на усталость… Может, любила, да нет, не призналась. Больше такой не встречал я ни разу. Чтоб не явилась ко мне по приказу, Чтобы, со мной поигравши немного, Вдруг полюбила мужчину другого. Где эта женщина, с кем её плечи? Кроме неё мне никто не перечил И не ершился в смешной обороне, Кроме любимой, единственной кроме… Рояль
Грузовиком – в пределах города, Потом контейнер – гулок, ржав… Переезжали. Было молодо. А с нами он переезжал. Как, впрочем, и другие вещи: Кровати, стулья, стол и шкаф. Но был рояль – краснодеревщик, Среди древесной черни – граф. Хоть и подтачивала сырость Его детали, был – герой; Медали дружно золотились, Клавиатуру лишь открой. Аристократ! Не ровня прочим. Поднимешь крышку – вид и стать. Хоть моль разъела молоточки И нечем музыку жевать. Он был, как мамонт, уникален; Что генеральский дуб в обхват; Сначала – недруг чутких спален, |
