Прости мою беспомощность, искусство,

Кистей промашки, суетность пера…

Отдал сполна уже, но – пусто, пусто;

Закрасьте, пригласите маляра.

Начав – сегодня, завершал – вчера;

Как бы к истокам возвращалось устье.

Хотел реальность приковать к листам? —

В движении!.. Остановился – сам!

И доктор Фауст сам остановился,

Мгновенье не сумев остановить.

Князь Мефистофель, зол и сановит,

К наивному учёному явился.

Ртом ухмыляясь, унижаясь лысо

(Предполагалось, что уговорит!),

Сменял мгновенье жалкое на Вечность

(В делах торговых преуспела нечисть).

Должно быть, Фауст у своих реторт

В химическом чаду ополоумел.

Желал последней истины и – умер,

С «открытием» – его поздравил чёрт.

Так спекулянт, обосновавшись в ГУМе,

Берёт провинциала в оборот

И, кукиш, запакованный в бумагу,

Всучив ему, даёт привычно тягу!

Да, Фауст был старик. Простой расчёт.

Таких уже сдают на попеченье.

А Дон Жуан, влюблённый в развлеченья,

Алхимика изящный антипод?

Он тоже, тоже предпочёл мгновенье

И тоже не желал смотреть вперёд.

Мохнатый чёрт за ним явился скоро

Под видом рогоносца-командора.

Распутник! Волокита! Дуэлянт!

Любимец жён, равно – мужей убийца

(Разносторонний, стало быть, талант?),

Отнюдь не пожелал остановиться;

До прелестей охоч, но не женат,

Красавиц он менял, как Райкин – лица,

И помышлял об истине едва ли,

Приподнимая сладкие вуали.

Он познавал реальный, зримый мир,

Приятно осязаемый на ощупь,

Фригидных женщин знамя и кумир,

Жуан в победах жил, как в небе – коршун.

Заботился о теле, холил кожу,

Страстями омерзителен и мил,

Он выбрал жизнь в мирских грехах и славе,

Небытие соперникам оставив.

Два возраста – Жуан и Фауст, два

Стремления к тому, что в бездну канет.

Один спешит. Другой ползёт едва.

А между ними на распутье – Гамлет.

Быть или нет? – курьёзные слова,

Альтернатива учтена в программе,

Практически – легко вопрос решить:

Сначала «будем», чтоб в конце «не быть».

Пора и мне подумать наконец

О браке, о торжественной карьере

Отца семейства, подчиниться мере,

Пока ещё не надломил крестец.

Ну а развратник старый, как скопец,

Патологичен… Жеребится мерин?

Приспело отдышаться от гульбы,

От выходок, что пошлы и грубы.

Стать Фаустом, скептичным и суровым,

Системе опыт прошлый подчинить,

Никчемное, случайное забыть;

Не примеряя, отвергать обновы,

Как женихов – обвыкшиеся вдовы.

И, медленно нащупывая нить,

Как в перелёте ищет остров птица,

Вдруг с бытием для вечности проститься…

Любовницу не удержал, не смог —

Надёжный признак, что пора жениться.

Да вот ещё – покалывает бок,

В деревне был – застыла поясница,

Стать Фаустом пора, остановиться.

Распутничать кончаю – дал зарок.

Нужна жена. Хотя б для антуража.

Какая и зачем? – уже не важно.

Жаль, Машу проворонил… Поделом!

Наверно, чересчур самоуверен?

Жил без расчёта, смело, напролом.

День завтрашний был у меня в доверье,

А нынче, за собой захлопнув двери,

Подумываю: что там за углом?

Когда уже усталости вкусили,

Надежда есть – да вот нехватка силы.

Похоже, Муза забрела ко мне?

По мастерской, босая, прогулялась,

А заодно пожаловала радость

Как женщина, прекрасная вполне.

Чуть погостила, всё – и не осталась,

Не проявилась, нет – на полотне,

Иных, горячих возжелав объятий,

Того, кто верность – вечностью оплатит.

И всё же больно, страшно осознать,

Что молодость, как женщина, уходит;

Повянет кожа и обрюзгнет стать,

Элегия заступит место оды.

О старость одинокой буквы «ять»,

Была тверда, но вылущили годы.

Как ни держался памяти скупой,

Состарившись – в разлуке сам с собой.

Была удача?.. И она покинет!

Талант?.. Однажды не заговорит!

А плоть, она, известно, – не гранит,

Рассыпаться – судьба библейской глины:

Рассохнемся, растрескаемся, сгинем,

Закончим бытие, отставим быт,

И взглянет смерть столь горько и белёсо,

Что мы невзгодам прошлым улыбнёмся.

И станет ревность прежняя смешна,

И холод станет мил, и даже голод.

Утратят смысл любые имена,

Смех не взорвёт, и шутка не уколет,

Спрессуются в мгновенье времена,

И прорастёт зерном, что было полем;

И, погружаясь в тишину дубрав,

Метафору оценим – Фауст прав!

Был в нетерпенье, ждал её прихода,

Ещё недавно, помнится, страдал.

И вот теперь измена – как удар,

Удар под дых! И друг опять же – продал…

Конец всему. Но… веселее стал!

Как видно, такова моя природа,

Что легче мне остаться одному,

Чем счастье и покой стеречь в дому?

Отходчив!.. Чередою настроений

Волнуется, бежит, струится жизнь;

А полотно любое – лишь каприз,

Подсказанный удачею последней,

Мгновение в Галактике мгновений,

Которому шепнул: остановись!

Остановилось. Пожелал другого —

И свежий холст натягиваю снова.

И женщине опять кричу: постой!

Остановись!.. Немного детской фальши

И беззащитность нежности простой

(Так тёплый август омывает пляжи).

И женщина осталась бы со мной,

Но я уже спешу, безумный, дальше.

Постольку всё, к чему ни прикоснусь,

Однообразно посещает грусть,

Однообразно пригибает тяжесть

И неподвижность точного мазка;

Увы, тому, кто красоту повяжет,

В приданое – достанется тоска,

Секунды ради – целый век в пропаже.

По дереву письмо? – на гроб доска…

Мгновенья счастья невозможно скупы,

А мы их бальзамируем как трупы.

Не велика ли за шедевры плата?

Подвижничества каторга, слеза

Возлюбленной, проевшая глаза,

И нетерпимость, и друзей утрата,

И «вечный бой» – передохнуть нельзя,

К штыку приравнен – ремесло солдата…

А с пошлостью, с обыденным война

Без примирений – разве не вина?

Ушла Мария… Нет, не захотела

Остыть в моём дому, в моих руках.

Ведь нелюбовь – не более чем страх

За жизнь свою, за собственное тело.

Расстались мы? Обычнейшее дело!

Не со своей сошёлся впопыхах,

Несу за самозванство наказанье,

Ведь женщина даётся как призванье.