Клуб был элитный. У входа в два ряда были припаркованы дорогие машины зажиточных бельгийцев, которые здесь играли в сквош, пили крик и посещали хамам. Ну, возможно, и на беговых дорожках бегали.
Я немного растерялась, когда вошла на респшен, уж больно все тут было дорого.
Зато Жиль не растерялся и нисколько не удивился, увидев меня вместо Олеси. Объяснил, что мне нужно провести три часа с группой детей, что возраст у них разный, что сначала нужно с ними позаниматься гимнастикой, потом провести эстафеты, а последний час – бассейн. Вот и все. Делов-то!
Действительно..
– А мне сказали, что за ними в детской комнате нужно посмотреть..
– On s’est tropme. Проходите в раздевалку, через десять минут в розовом зале соберется группа детей.
Жиль показал мне, где можно переодеться и ушел. Странно, дорогой клуб, большие деньги люди платят, чтобы ходить сюда. А у меня даже не спросили документы, и доверят детей каких-то, чтобы я сними три часа развлекалась. Как-то чересчур. Вот тебе и частный бельгийский клуб. Зато когда я со своим дипломом государственного петербургского университета хотела устроиться на работу в креш (в местные ясли) помощником воспитателя, меня не взяли. Чтобы подтирать носы малолетним детям в государственном учреждении, нужно иметь специальный диплом о дошкольном воспитании. Вот так-то, а в элитном фитнесс-клубе, ничего не нужно.
Я стояла в розовом зале и ждала свою группу. Думала, какие эстафеты провести детишкам. Что там обычно с ними делают? Бег в мешках, кто дальше плюнет?
Впрочем, ни то ни другое с доверенными мне малышами провести не получится. Когда я их увидела, точно поняла, ничего не выйдет. Потому что Жиль привел мне группу из семи человек. Двоим из которых на вид было года два-два с половиной, одному мальчику лет восемь, остальным – четыре-пять лет.
– Voila! Profitez bien!
Да уж, насладимся по полной…
Жиль улыбнулся и ушел. А я осталась в розовом зале с детьми, организовать которых, придумать с которыми что-то не представлялось возможным. Ведь они все были разного возраста! Какие уж тут эстафеты.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Дети и я, я и дети. И мне хотелось плакать, им, я думаю, тоже.
Но потом, совладав с эмоциями, я взяла себя в руки.
Оглядевшись в этом розовом зале, я обнаружила кегли, скакалки, теннисные мячи и ракетки.
«Сейчас будем играть! Будет очень весело!» – бодрым голосом произнесла я.
Дети недоверчиво закивали.
Малышей, тех, которым по моим меркам, было по два года, я взяла за руки и просто таскала за собой, с остальными пыталась играть. Что-то придумывала с мячиками, что-то незатейливое. Девочкам предложила прыгать на скалках, на скорость. Но прыгать они не умели. Расставила кегли в два ряда, разбила пятерых оставшихся на две команды, чтобы они наперегонки бегали и собирали кегли. Это тоже не работало.
– Скучно все это, я хочу к маме, – ныла девочка Матильда.
– Давай танцевать, – предлагала Софи.
– Меня все это достало, – пробубнил Рудольф, – ты плохой воспитатель, ничего не умеешь!
От этих слов я так и застыла с ракеткой в зубах, потому что с обеих сторон ко мне были прилеплены двухлетки.
– Я не умею ничего?! – завопила я, – Да ты сам-то подумай, как можно с вами тут играть, если это вы, вы ничего не умеете! Придумай сам что-нибудь, раз такой умный!
– В прошлое воскресение с нами был Тиери, он скачал для меня на свой айфон классную игру. Вот это было круто!
– Мой айфон остался в раздевалке. И скачивать я тебе ничего не буду. Здесь спортивный клуб! – крикнула я на Рудольфа.
Рудольф надул губы, хотел было обидеться, но потом передумал и сказал, что на моем месте он бы дал самому себе мой айфон, тогда бы он, Рудольф, помог бы мне в бассейне, а то с такой малышней одна я точно не справлюсь.
– В воде с малолетками еще сложнее, чем на суше, – глубокомысленно произнес он.
Бассейн! Точно. Да, Рудольф, ты определенно соображаешь. Я скомандовала всем закрыть глаза и стоять, не двигаясь, у нас такая новая игра. Разжала обе руки, выпустила маленькие ладошки двухлеток и помчалась в раздевалку. Неслась и думала, только бы ничего не случилось! Только бы с ними ничего не случилось! Семеро детей одни в зале. Эх, надо было назначить Рудольфа главным. Не было меня от силы полминуты, может, минуту. Когда я вбежала в зал с айфоном в руках, представляя себе страшные картины: стоящие друг у друга на головах дети, дети бегающие по потолку и падающие оттуда, все мои семеро подопечных так и стояли с закрытыми глазами, даже Рудольф. Все-таки положительные моменты в воспитании детей у бельгийцев тоже есть. Послушные они.
Рудольф получил свой, точнее мой, айфон, игр, правда, на нем не было, но он что-то там себе скачал, что-то безобидное. Мы с остальными уныло сбивали и сбивали кегли. Потом был collation – полдник, по-русски. Оказывается, у детишек имелись с собой бутерброды, за которыми мы сходили в раздевалку, а еще фрукты, от которых почти все отказались. В общем, я перекусила.
А вот дальше началось самое страшное – бассейн. Прав был Рудольф, ой, как прав, с малышней в воде гораздо сложнее, чем на суше. Особенно, если плавать они не умеют. Одна радость – в воде мы были недолго. Сначала полчаса ушло на то, чтобы всех переодеть в плавки и купальники, а еще напялить на каждого нарукавники. Потом мы гуськом зашли в воду. Я обязала Рудольфа следить за Матильдой, но та ринулась в воду так отчаянно, что тут же пошла ко дну, даже нарукавники ее не держали, она захлебывалась и шлепала изо всех сил руками по воде. Тогда Матильду я взяла на себя, а Рудольфу выделила Адриана, пятилетнего флегматика. И вообще грозно завопила, чтобы все оставались на мели.
Дальше плавали мы так: я стояла по щиколотку в воде, младшие дети елозили животами по дну, кое-кто пытался заходить чуть подальше, по пояс примерно, за ними приглядывал Рудольф. Весело одним словом, а, главное, холодно.
– Можно я прыгну с бортика? – спросил Рудольф, – я же тебе помогаю.
– А ты умеешь?
– Да, в прошлое воскресение Тиери мне разрешал!
– Хорошо, сейчас прыгнешь! – ответила я.
Но осуществить желаемое моему помощнику не удалось…
«Я сейчас обкакаюсь» – кричала Полин и даже плакала, а мы все мокрые и холодные гуськом тащились в туалет, чтобы избавить девочку от страданий. И даже Рудольфу пришлось выйти из воды, одного в бассейне я не решилась его оставить, даже если он и правда умел плавать и прыгал с бортика в прошлые выходные. Рудольф, естественно, проклял меня, ну, да ладно. А что было делать? Мне пришлось вытащить всех детей из-за одной Полин.
Когда Полинино дело было сделано, мы совершили еще одну робкую попытку вернуться в воду, но, не успев дойти до бассейна, в туалет захотел Адриан.
С пятьюдесятью евро в кармане я ехала на своем рено «Твинго» домой. Нет, не могу сказать, что я была расстроена. Все равно день выдался поинтереснее, чем, если бы я осталась дома и просидела в обнимку с мужем на диване перед телевизором, но, пожалуй, больше я не буду подменять ничьих подружек с аппендицитами. Все-таки это – чересчур.
****
Я сидела у камина с ноутбуками на коленях. Хотела поговорить с кем-нибудь по скайпу, но, оказывается, отключили Интернет, поэтому я тупо пролистывала фотографии. Открыла сначала свадебную папку, но разглядывать родственников Франсуа не хотелось, а никого из моих на нашей свадьбе не было. Потом перешла на фотографии с того самого моего злосчастного отпуска. Вот мы с Катей в аэропорту, улетаем. Вот Катя со своим животом, в котором Зинка засела, на пляже красуется. А вот и Франсуа…
Мне даже сейчас странно обо всем этом вспоминать. Как же так все пошло-поехало? Ну да, все началось с того, что Олег мне изменил. И в один прекрасный день я об этом узнала. Изменил он мне со своей натурщицей, Олег, кстати, художник, изменил, чтобы, как он мне объяснил, лучше почувствовать ее образ, понять ее глубже, так сказать. И мы с ним расстались. Я перестала платить за нашу съемную квартиру на Белинского, он ушел к себе в мастерскую, а я уехала к маме. Он, конечно же, думал, что я его прощу, да я и сама так думала, но не простила. Не смогла. Не получалось у меня, как ни старалась – все время представляла себе эту тощую Аню, которая ходила к нему месяц, наверное, и позировала. Если бы эта Аня не была бы еще такая ужасная, хотя, нет, даже если бы была самая распрекрасная, все равно не простила бы. В общем, мы расстались. Тяжело было невероятно – разом все рухнуло: планы, мечты. Растворилась реальность. Казалось, город стал другим. Ничего не хотелось. Вообще ничего. Не знаю, как я все это пережила. Но как-то пережила. Все меня, конечно, жалели, Олега проклинали – все подружки, родители, сестра. А я, вроде бы, и не кляла. Я даже понимала, почему он это сделал. Он очень любит людей и жизнь любит, а я очень любила его. Но любить – одно, простить – другое. Через девять месяцев после нашего расставания, выносив в себе горе разлуки, так сказать, переварив случившееся, заново осознав себя, я поехала в отпуск. Мне по-прежнему ничего не хотелось, но моя беременная подружка Катя, которая не была на море с детства, сказала мне, что это ее последний шанс перед родами, и что я просто обязана поехать с ней. Раз мне и так ничего не хочется, то можно, мол, провести две недели в Турции с беременной подругой, у которой другого шанса, может, уже не будет. В общем-то, я была не против.
