Сэм – это новоиспеченная жена Стефана. Он привез ее из Тайланда, вместе с часами Армани для Франсуа. Стефан занимается дайвигном. И два раза в год отправляется в Тайланд – тренироваться. И вот два года назад он как обычно поехал на тренировку. Жену свою, Клод, оставил дома, и поехал, с друзьями-итальянцами. И вот там, в Патаи, встретил Сэм. Ну, как встретил? Снял ее на две недели… И полюбил. Да, так у них, бельгийских мужчин, бывает. Полюбил тайскую проститутку, вернулся домой и прямо с порога сообщил своей Клод о намерении развестись с ней. Клод, конечно, удивилась сильно. Вроде бы, ничто не предвещало. Да и как быть с домом, который выплачивали они вместе вот уже 15 лет? Стефан оказался не только влюбчивым, но и благородным. Дом оставил жене, снял квартиру и снова в Таиланд, к возлюбленной. Сэм, к слову, не ожидала так скоро увидеть Стефана. И уж тем более не ожидала, что он предложит ей руку и сердце, а заодно и переезд в Европу. По большому счету, Сэм и так было неплохо: после знакомства и двух недель, проведенных вместе, Стефан уехал домой и начал исправно присылать ей по 200 евро, которые для большой семьи Сэм были хорошим подспорьем. Поэтому-то Сэм не прочь была и дальше принимать их от богатого европейца. К слову, Стефан занимался тем, что развозил на своем грузовике мебельную краску по Брюсселю и окрестностям, и богачом не был. Но для Сэм, безусловно, он казался невероятно богатым, как, впрочем, и все европейцы, что приезжали в Таиланд. Сэм готова была ждать его приезда два раза в год, проводить с ним время, и замуж для этого выходить было ей совершенно не обязательно. Тем более семнадцатилетняя дочка Сэм должна была вот-вот родить, старушка мать была плоха, у одной из старших сестер обнаружили рак, и она вынуждена была бросить работу и лечиться. В общем, на Сэм была в этой семье одна надежда. Уедет она, и некому будет зарабатывать.
Но Стефан был непоколебим. Тогда, взяв с него слово, что он и после свадьбы будет присылать в Таиланд деньги для родственников невесты, Сэм согласилась выйти замуж. И вот уже почти год она в Брюсселе. Бедняжка, ей, пожалуй, еще тяжелее, чем мне. Она совсем не понимает местной жизни, не говорит по-французски, а английский, которым она владеет, понимает только Стефан. Но самое главное – Сэм постоянно расстраивается, когда Стефан ходит с ней в рестораны, а ходят они ужинать «аут» исправно. Как-то на ломанном английском она объясняла мне, что хотела бы получать сумму, на которую она обычно наедает за ужином, наличными, и оставаться дома. Сто евро – средний счет в бельгийском ресторане на двоих – большая сумма. Сэм подсчитала, что за месяц, отказавшись от таких походов и получая при этом деньги, которые бы на нее потратил Стэфан, она дополнительно могла посылать домой около четырехсот евро. Считать Сэм умеет. Стэфан, правда, на подобную сделку не пошел.
«Вай!? Вай? Хи нот вонт? – обращалась ко мне Сэм на ломанном английском, который выучила по работе у себя в Тайланде , – Бэд мен! Ай нот лав ресторант. Ай вонт мани фор ми». Я кивала головой. Понятно, мол, не любишь рестораны, хочешь денег для матери и дочки. Все понятно. Но как объяснить тебе, что твой муж Стэфан рассуждает иначе? Ты – его жена, и он хочет проводить с тобой время так, как привык – за ужином с друзьями. Хочет, чтобы ты сопровождала его в гости. Ездила бы на длинный утикенд в Испанию. А если ты будешь дома все время, да еще плати тебе за это, зачем ты ему тогда? У Стефана – своя правда, у тебя – твоя. А так – оба вы идиоты. Впрочем, Стефан, конечно, больший. И как можно было привести в Бельгию тайскую проститутку, у которой три класса образования, которая привыкла за свои услуги получать наличными, которая мерзнет постоянно, потому что все свои сорок три года жила под палящем солнцем? Ну как такое могло прийти в голову взрослому сорокапятилетнему мужчине, мужу и отцу двадцатилетнего сына? Выдернуть человека из привычной среды, притащить в Брюссель, о существовании которого до встречи со Стэфаном Сэм вообще не подозревала, и заставить играть роль европейской жены? Не знаю, о чем только он думал. Думать, конечно, Стэфан не очень-то умел, да и зачем? Он умел рулить, есть умел, любил хорошо одеваться. А, да, еще у него был харлей, и на нем он любил разъезжать по выходным. А вот думать не любил. В общем, хороший человек, как говориться, только уж больно глупый. Теперь вот Сэм мучается, а Стэфан, будто и не видит ничего, не понимает. Вот если бы Сэм на чистом французском объяснила бы ему, что чувствует и чего хочет, может, тогда бы он понял, а так по отдельным английским словам, что она знает, и жестам, которыми чаще изъясняется, Стэфан не понимает…
– Ma princesse! On t’attend! – крикнул с улицы Франсуа.
Я взяла вазочки с ломтиками морковки и сельдерея, креветками и соусами, поставила все на поднос и вышла в сад.
День был солнечный и в меру жаркий. На террасе за столом сидели Марк и Мод. Франсуа стоял рядом с бутылкой розового вина в руках, готовясь разливать. Стефан общался с Лаской – нашей собакой, которую мы взяли в приюте для брошенных животных, пару месяцев назад, а Сэм пыталась разговаривать с Сашей, раскачивающимся на качелях. Я поздоровалась со всеми и поставила поднос на стол. Франсуа попытался поцеловать меня, попал в ухо, отчего в голове загудело, и поднял бокал, обозначив, что апперетив начался.
Как же я не люблю эти апперетивы, которые переходят в обед, а потом в дежестив, а это значит, что с 12 часов дня и до шести, а то и восьми часов вечера, все торчат у тебя дома. Разговаривать при этом не о чем. Остается только напиваться, впадать в бессознательное состояние и ждать конца этого удивительно интересного дня. Хорошо, что готовить особенно ничего не нужно. Мясо и колбаски, которые Франсуа вчера купил, жарятся на мангале. С меня только – закуски. Креветки готовые уже, соусы тоже, сельдерей и морковка – вот моя работа на сегодня. Ну и посуду собрать со стола.
– Daria, – обратилась ко мне Мод, – comment ca va?
– Спасибо, все хорошо, – ответила я и замолчала. Обычно на такой вопрос обязательно нужно ответить «спасибо, все хорошо, а у тебя?». Но мне из вредности не хотелось спрашивать эту зануду-лошадницу о ее делах. Эта Мод – жутко противная и высокомерная бабища. Ей тридцать два, она работает в банке операционисткой, а все свободное время проводит в конюшне. Она не хочет иметь детей, потому что, как она всегда рассказывает, воспитала и отдала лучшие годы сыну Марка, своего мужа. Марк же мечтал о детях и когда поднапивался на подобных вот встречах с друзьями, поднимал тему деторождения, чем выводил Мод из себя. Честно говоря, я не понимаю, как можно не хотеть иметь детей. По-моему, это неестественно. Но, видно, каждому свое.
Но противная она не только потому, что не хочет становиться матерью, даже совсем не поэтому. Противная она, потому что презирает людей. Вот меня, в частности. И всем своим видом показывает это. А презирает она меня, потому что я – русская и потому что «понаехала». Серьезно, она в первую же нашу встречу мне это сообщила. За лучшей жизнью, говорит, приехала, знаем мы таких, мол, много вас тут, нахлебников, приезжаете, а налогоплательщики за вас платят, а вы, мол, на пособие живете и ничего не делаете. Я тогда попыталась ей возразить, что приехала я к мужу, что лучшей жизни не искала, просто встретила человека, что дома у меня была прекрасная работа на телевидении, что у меня высшее образование, что я уже нашла работу в этой чудесной стране и что никто не платит мне никакого пособия. Но она осталась при своем мнении.
В общем, не стала я поддерживать беседу с Мод и тут же поймала на себе взгляд мужа, который выражал недовольство. Я ответила ему глазами, мол, не обязана я болтать и отвернулась.
Франсуа же поинтересовался у Мод о ее жизни вместо меня. Она живо принялась рассказывать. Что-то про своих лошадей, про соревнования, в которых она принимала участие. Я особо не слушала. Я наблюдала за Сашей и Сэм. Они все еще разговаривали у качелей. Сэм махала руками, объясняя что-то мальчику, Саша смотрел на нее во все глаза и явно не понимал, о чем это она. До меня долетали какие-то обрывки фраз, что-то про обезьян, по-моему, пыталась рассказать Сэм ребенку. Во всяком случае, я явно слышала слово «monkey» . Скоро Сэм надоело разговаривать с Сашей и она пришла к столу, Саша тоже слез с качелей, прибежал ко мне, забрался на колени.
