Я выскочила из-за стола и уже на выходе из гостиной крикнула:

– И еще мы бедных сирийцев бомбим, прикрываясь борьбой с терроризмом!

Что они там обо мне говорили и как в итоге договорились платить за бедную старушку, мне было неинтересно, я вернулась домой и закрылась в спальне, залезла под одеяло и пролежала там до вечера. Франсуа домой пришел поздно. Но, что удивительно, не кричал на меня. Наоборот, даже попытался извиниться. А потом рассказал мне семейную тайну.

– У Аньес сын страдает шизофренией, – объяснил он мне.

– У Аньес? Я думала это сын Клода какой-то больной, – удивилась я.

– У моего кузена Марка, сына Клода, была попытка суицида, но никакого диагноза у него нет, а вот сын Аньес, бедный, действительно болен, – ответил мне муж.

Он ушел гулять с Лаской, а я так и осталась лежать в кровати, сославшись на головную боль.

Теперь все сошлось! Ну, конечно, по линии отца Франсуа все сыновья ненормальные. Как я раньше не поняла! Значит, и Франсуа тоже не просто распущенный и ревнивый, он тоже больной!

От этой мысли ко мне одновременно пришли облегчение и страх. Легко было от того, что теперь картина моей жизни прояснилась, а страшно потому, что теперь мне было очевидно – я живу с человеком, от которого можно ждать чего угодно!

«Если бы он утопил меня тогда в бассейне, его бы даже не посадили, наверное», – думала я, погружаясь в сон. Ночью у меня начался жар.

****

Шел уже пятый день моей болезни. Температура 39 и дикий кашель. Больше ждать я не могла и пошла к врачу. Пошла – громко сказано, поползла, скорее. Вызвать врача на дом в Бельгии невозможно, потому что не положено по страховке. Вызвать можно только амбюланс, скорую помощь, но уже за деньги, при чем, за большие. И этого никто никогда не делает. Даже с приступом аппендицита бельгиец скорее сядет в машину и сам помчится в больницу, чем заплатит за вызов медицинской кареты. Что же касается участковых, простых, из поликлиники, то их здесь просто нет, поэтому и вызывать некого. В Бельгии всем заведуют доктора частной практики: окулист, лор, хирург, проктолог. Ну, и терапевт тоже. Вот к терапевту я и поползла. Семейный врач моего мужа и его родственников был в отпуске, поэтому приползла я к незнакомому терапевту, в дом напротив.

На входной двери красовалась табличка на фламандском. Я позвонила. Щелкнул замок, и дверь автоматически открылась. Я вошла внутрь, по узкой лестнице поднялась на второй этаж и попала в небольшой холл, по периметру которого были расставлены диванчики для ожидающих приема. Приема ожидали трое: две дамы неопределенного возраста и мужчина лет сорока.

– Добрый день. Я на примем к доктору Жиссо, кто последний, – спросила я по-французски.

Дамы посмотрели на меня и ничего не ответили. Может, и правда не говорили на французском, а, может, как водится, посчитали ниже собственного достоинства переходить на язык лодырей, оккупировавших Фландрию. Мужчина же все-таки пожалел меня и по-фламандски ответил, что он пойдет сейчас, а одна из двух дам будет крайняя в очереди.

В принципе, мне все равно, кто там последний, когда все пройдут, тогда и мне можно будет. Я уселась на скамейку и принялась ждать. Мы посидели минут пять. Я то и дело заходилась кашлем, а эти трое косились на меня.

«Да пошли вы! – отвечали им мои больные воспаленные и не накрашенные глаза, – Это в вашей чудо-стране даже врача больному человеку домой не вызвать! Вот и заражайтесь теперь, я не виновата!»

Ломило все тело. Я закрыло глаза. «Интересно, доктор Жиссо – мадам или месье? И будет ли он говорить со мной по-французски? Вообще-то фамилия у него не фламандская, но принимает он в коммуне Сент-Питер-Леу, может, ему тоже запрещено говорить с клиентами на французском?»

Минут через пятнадцать, из кабинета вышла мать с ребенком, лет так семи, а в кабинет зашел мужчина. Я продолжала сидеть. От аспирина, который я приняла перед выходом, чтобы сбить температуру, на лбу выступила испарина. Жар постепенно проходил. Еще минут через десять от доктора Жиссо вышел мужчина. От звука открывающейся двери я открыла глаза и увидела, как дамы вошли в кабинет врача почему-то вместе. Я посидела еще минут двадцать, температура окончательно упала, ломота в теле прошла, только кашель по-прежнему душил, и где-то в спине тонкой нитью пробегала еле уловимая боль.

Дамы из кабинета вышли, и я попала наконец-то на прием к доктору Жиссо, который-таки оказался женщиной, лет пятидесяти, худой, бледной, остроносой и, как выяснилось через пару минут, неприятной.

Я поздоровалась с доктором на французском. Она по-фламандски ответила мне и предложила присесть.

– Я не говорю по-фламандски!

– Но мы же во Фландрии! – возразила доктор, не переходя на французский.

– Но я пациент, ваш клиент, вы можете пойти мне на встречу? – продолжала я.

– Но вы же понимаете фламандский, – не унималась доктор Жиссо, – вот и будем говорить на двух языках.

– Я не понимаю, я догадываюсь! И вообще я русская!

– Ах, русская, с иностранцами я могу говорить по-английски, – ответила Жиссо уже на языке Шекспира.

– Mon Dieu! Какая глупость все это, ладно, давайте по-английски.

На том и порешили. Надо заметить, мой английский оставлял желать лучшего, но все-таки не в какое сравнение с фламандским не шел. Я кое-как объяснила, что у меня сильный кашель, температура держится уже несколько дней. И что неплохо было бы выписать мне антибиотики, которые бы я сама бы себе давно купила, если бы в Бельгии антибиотики продавались без рецепта.

– Давайте померяем температуру, – протягивая мне градусник, произнесла мадам Жиссо.

– Но сейчас-то у меня ее нет, я же сбила специально, чтобы к вам дойти, с тридцатью девятью как-то ходить не очень.

– Раз нет температуры, тогда даже не знаю, что и делать.

– Подождите, мы же не в детском саду, я – взрослый человек, говорю вам, что мне плохо. Это явно вирус, начался бронхит, мне нужны антибиотики.

– Вы что врач? Откуда вы знаете, что вам нужно?

На последней фразе мадам Жиссо немного взвизгнула, и я поняла, что дело не очень.

– Может, вы хотя бы меня послушаете? – робко спросила я.

Доктор смилостивилась, задрала мне кофту и принялась слушать.

– Хрипов нет! – отрапортовала она и добавила, – знаете что, подождем пару дней, придете ко мне еще раз, если кашель не пройдет, а температура будет, тогда я вам выпишу лекарство. Пока же используйте аспирин при температуре, пейте больше жидкости.

Я так и вытаращила глаза.

– Но я же вам говорю, температура держится со среды! Под 39 уже три дня, и не думает подать.

– А сегодня только пятница, приходите после умкэнда, если картина не изменится! С вас 50 евро.

Я еще долго припералась с доктором и просила выписать мне лекарство, на английском, французском и даже фламандском, но все было тщетно. Заплатив 50 евро, я поплелась восвояси. Вечером с броканта вернулся Франсуа, целый день провел он в Льеже, покупал и продавал антикварную мебель, которой занимался последнее время.

Узнав о том, что я ходила к врачу и не получила рецепта, он пришел в ярость, чем, признаться, удивил меня. Ни разу еще он не поддерживал меня так рьяно.

– Да они с ума посходили все! Вот поэтому наша семья ходит только к доктору Ванскубруку! И ты к нему пойдешь, в понедельник он уже будет вести прием!

До понедельника, как и следовало ожидать, мое состояние не улучшилось. Все выходные, надо отметить, Франсуа провел со мной, поил чаем и кормил аспирином. Кроме этих нехитрых средств, других не было. В голове, конечно, не укладывалось, как это нельзя просто пойти в аптеку и купить какой-нибудь сумомет, от которого легче бы стало тут же. Но нельзя. Без рецепта это просто невозможно. Да и фармаси эти по выходным не работают. Франсуа заметно нервничал, говорил, что никогда в жизни ни у кого так долго не держалась температура. А сам он болел лишь однажды в детстве, страшной болезнью, от которой все его тело покрылось водянистыми прыщами, да еще пару раз насморком.