– Да, это не вариант, – согласилась я. – А как насчет коттеджа?

– Все заняты. В одном – пенсионеры, во втором – Ивановы, в третьем – сибиряки.

– Что ж так не везет-то? – чуть не плакала Люська. – Днем, что ли спать придется? Так днем еще хуже, они вообще в лыжных ботинках будут по голове ходить.

– Знаете, что, – Александр заговорщицки оглянулся на дверь и склонился к прилавку.

Мы приблизились.

– Есть отдельный дом на компанию, – прошептал он.

– Мы согласны!

– Дом забронирован на три дня, – прошептал Александр.

– Тогда зачем вы нам это говорите? – прошептала я.

– Дорогу из города до деревни после ночного снегопада расчистят не скоро. Дорожные службы в районе слабоваты. Велика вероятность, что в ближайшие дни никто не приедет. Поживете пока. А если, кто явится, извинитесь и освободите помещение.

– Отличный вариант! – обрадовалась я. – На выходных ко мне приедет семья. На субботу забронируйте его для нас официально!

– К вам тоже семья приедет? – Александр повернулся к Люське.

– Нет, я женщина свободная, – томно вздохнула Людмила. – Это Раиска у нас образцовая жена и мать.

Радостно схватив ключи, мы побежали переселяться. По дороге заскочили к пенсионерам. Но их уже проинформировал доктор Иванов, или, как его там. Александр только очень просил по возможности не поднимать шума и, особенно, не извещать о переселении горничную. Это оказалось несложно. На кухне наконец приготовили завтрак, проживающие и обслуживающий персонал потянулись в кафе. Даже Васька занял пост у входа. Убедившись в том, что все наличное население проследовало на завтрак, мы подхватили вещи и припустили в противоположном направлении. Лыжи с собой брать не стали, воткнули в сугроб возле шале, пускай поживут здесь, поближе к склону. Домик был рассчитан человек на шесть-семь. В гостиной стоял диван, а еще имелось раскладное кресло-кровать, стол, коврики на полу и картинки на стенах, кухонный уголок с микроволновкой и холодильником. Кроме гостиной в домике были две спальни и раздельный санузел. Свет дали. Водопровод заработал. Шикарно!

В кафе кроме тех, кого мы уже видели, присутствовала еще одна пара средних лет или чуть постарше. Все, не торопясь, наслаждались завтраком. И обсуждали перспективы дневного катания. Оказывается, из-за аварии на подстанции, так громко называли распределительный шкаф, что-то случилось с подъемником на основном склоне, и он пока работать не будет. Предлагалось покататься на тюбингах или пройти на учебный склон.

Мы решили прогуляться к церкви. Церковь стояла на небольшой возвышенности дальше по склону, после тюбинговой горки. Дорожку к ней никто не чистил, но она проходила под высокими и густыми елями, так что снега там намело меньше, чем на открытых местах. К тому же перед нами кто-то прошел в ту сторону, и под елками тянулась цепочка глубоких следов. Идти было метров сто, не больше, но мы здорово взмокли, пока добрались. С заметенного крыльца спускалась пара раннего пенсионного возраста, которую мы приметили за завтраком.

– Как там? – поинтересовалась я, отдышавшись.

– Прекрасно! – отозвалась женщина. Она разрумянилась, на щеках от улыбки появились ямочки, глаза сияли. – В этом году, наконец, окна застеклили и дверь поставили. По большим праздникам батюшка приезжает, служит.

– Вы здесь не первый раз?

– Почти каждый год бываем. Печально, конечно, – при этих словах никакой печали у нее в глазах не появилось. – Такая красота разрушается, но окна и двери временно помогут. Мы всегда жертвуем на восстановление храма.

Я подняла глаза и внимательнее осмотрела строение. Не знаю, сколько надо пожертвовать, чтобы его восстановить. Общий вид был удручающим.

– Обратите внимание на росписи. Это работы учеников Пилюгина. Они здесь практиковались. Некоторые картины, несмотря ни на что, прекрасно сохранились.

– На красках, видать, не экономили, – вступил в разговор мужчина.

– Миша! – воскликнула женщина.

– А что, Маша, – невозмутимо продолжил мужчина. – Всем известно, если экономить на материалах, качественного продукта не получишь. Миша, – представился мужчина.

– Людмила, можно Люся.

– Раиса, можно Рая.

– А я – Маша, – представилась улыбчивая женщина.

– Девочки, Люся, Рая, – мужчина распахнул перед нами дверь, – Настенные росписи – это прекрасно, но церковь примечательна не только этим. Если подниметесь на колокольню, что конечно же запрещено, оттуда можно позвонить.

– Вот спасибо! – обрадовались мы и поспешили войти.

Разруха внутри была еще хуже, чем снаружи. Полы отсутствовали. Узкий настил из досок вел от входа к столику с иконами, свечками и картонной коробкой с мелочью. Этим внутренне убранство и ограничивалось. До высоты вытянутой руки стены густо покрывали обычные надписи. Но выше! Не то, что бы росписи прекрасно сохранились. Чудо, что уцелело хоть что-то. Эти уцелевшие среди разрухи фрагменты были великолепны! От сцен священного писания под куполом глаз было не отвести. Конечно, краски выцвели. Росписи сохранились не более, чем на четверть. Но то, что наблюдалось, могло достойно украсить собор в крупном городе. Художник Пилюгин, уроженец этих мест, творил в начале прошлого века. После окончания академии он вернулся в родные места и, пользуясь покровительством местного фабриканта и мецената, открыл школу для одаренной молодежи. Меценат предоставил в распоряжение Пилюгина и его учеников свое загородное имение. О том, что его ученики в свободное время расписывали храмы по всей округе, я не знала. Под впечатлением от увиденного мы поставили свечки и прошли на колокольню.

Дверь на колокольню находилась справа от входа и была закрыта на амбарный замок, но Миша объяснил, под каким камнем взять ключ. Кирпичи на узкой лестнице крошились, подниматься надо было, держась за стены. На одной из уцелевших нижних ступеней я пристроила замок, а дверь заложила изнутри на засов. Ведь, если есть засов, значит, на него надо закрыть. Разве нет? Люська согласилась, что, если есть, значит надо. Может, для того чтобы не столкнуться на узких ступеньках с теми, кто будет двигаться навстречу. Последний пролет представлял собой приставную деревянную лестницу.

С колокольни открывался впечатляющий вид на заснеженные поля и леса до горизонта. Лыжная база под ногами тоже прекрасно просматривалась. Красота! Деревню Высокое за лесом видно не было. Зато с другой стороны под горой на расстоянии не больше километра вырисовывался ряд крыш. Над некоторыми поднимался дымок. Вид сверху мы запечатлели, телефонные звонки сделали. Связь была не очень, долгих разговоров не получилось. Да и продувало на высоте, будь здоров! Решили возвращаться в тепло. Тем более, сверху разглядели, что подъемник заработал. Разноцветные фигурки мелькали на склоне, играла музыка. Осторожно, поскальзываясь на скошенных ступеньках и цепляясь руками за стены, начали спускаться. Как раз добрались почти до низа, когда услышали стук в дверь. Мы притихли. Не то, что бы в наших действиях было что-то противозаконное, инстинкт сработал. Мы даже к стене прижались, что было совсем уж лишним. Через закрытую дверь нас все равно нельзя было увидеть. Кто-то подергал дверь, постучал, отошел, подошел, опять подергал дверь, нецензурно выразился. Мы продолжали стоять, не дыша. После того, как неизвестный выругался, выходить совсем расхотелось. Он потоптался у двери и, судя по звукам достал телефон и опять пошел прочь от двери.

– Это я, – массивная дверь сильно приглушала хриплый голос.

Но внезапно слышимость чудесным образом улучшилась, как будто говоривший вдруг оказался рядом с нами. Чудо было, наверное, ни при чем. Все дело в особенностях распространения звука. В этой церкви не только росписи были выполнены качественно, но и акустика на уровне.

– На месте, надежно, как в сейфе, – говоривший не только хрипел, но еще говорил заметно «в нос». Теперь это было отчетливо слышно.

Думаю, мы его слышали лучше, чем абонент.