– Доброе утро! – поздоровалась она. – У нас ни света, ни воды нет. Вы не в курсе, что-то случилось?

– Нет, пытаемся найти кого-нибудь, – ответила я. – Доброе утро!

– Если узнаете, дорогие дамы, будьте так добры, проинформировать нас, – на крыльцо вышел благообразный дедок в таких же унтах и меховой жилетке, как у жены. – Эх, старость не радость!

– Какая старость! – бабуля толкнула его локтем. – Бессовестный! Ты на полгода младше меня! Тебе еще рано жаловаться!

– Как мило! – шмыгнула носом Люська. – Интересно, второй коттедж занят? Может попросимся в него? Раиска, еще одну такую ночь я не переживу.

– Я тоже сюда отдыхать приехала! Давай попросимся.

Насколько мы смогли заметить с вечера, кроме нас, пожилой парочки, троицы сноубордистов и семьи с детьми других проживающих на территории базы не было.

– Смотри! Собака! – вдруг взвизгнула Люська. – За ней! Барсик! Барсик! Где хозяин?

– Его зовут Васька, – поправила я.

– Какая разница?

В самом деле, пес, увидев нас радостно помахал хвостом, как будто пригласил следовать за ним. Мы последовали. Васька уверенно бежал к склону. Там внизу, у входа на подъемник толпился народ. Толпа состояла из пяти человек. Мы поспешили присоединиться. Спустились по самому краю склона, увязая по колено в снегу. На снегу лежала Катя-Апельсин, над ней стояли Александр и сторож Палыч. Еще два мужика в толстых резиновых перчатках копались в распределительном шкафу возле конечной станции подъемника.

– Что случилось?

– Она жива?

– Жива! Это вы виноваты! – Александр ткнул пальцем по очереди в меня и в Люську.

– Мы? – опешила я.

– С чего бы? – возмутилась Люська.

– Я вам вчера сказал, что она безопасна. Сглазили!

– Вот еще! Вы сказали, вы и сглазили! А что случилось?

– В распределительный шкаф залезла.

– Зачем?

– Вот и мы хотим знать, зачем? Катя! Ты зачем полезла в распределительный шкаф?

Катя лежала молча, но глазами моргала.

– Здорово ее током ударило? – обеспокоилась я.

– Наверное, в больницу надо? – подхватила Люська.

– Надо бы, в психиатрическую. Но связи нет, и дороги замело, «Скорая» до деревни не доберется. И психушку в районе, как на грех, сократили. А в нормальную больницу Катю нельзя, нормальная больница против Кати не устоит. Вообще могло быть хуже. Но Катька у нас умная, она резиновые галоши надела и перчатки. Молодец. Один вопрос, Катя, зачем? Ты в темноте табличку «Не влезай! Убьет!» не заметила?

Катя молчала.

– Поэтому света нет?

– Естественно, без электричества света нет.

– А воды почему нет?

– Так воду тоже электричество качает. Мужики! Как там у вас? – Александр обернулся к ковырявшимся в шкафу.

– Спокуха, начальник. Щас наладим, – один из специалистов отвернулся от переплетений проводов и помахал нам рукой.

– Покараульте ее, – обратился к нам Александр. – Я за санями. Еще простудится тут, на снегу лежавши.

Он побрел по склону. Следом крупными прыжками понесся Васька. Палыч тоже пошел наверх.

– Катя, ты как?

– Ты нас слышишь? – принялись мы тормошить пострадавшую.

Она кивнула.

– Тебе не холодно?

Катя отрицательно помотала головой.

– Болит где-нибудь?

Опять помотала головой.

Спрашивать о том, зачем, почему и как она это сделала, мы не стали. Ясно было, что ответа не дождемся. Сверху, с громким треском, в облаке зловонного дыма спустился снегоход. За рулем сидел, конечно, Александр, а у него из-за спины выглядывал незнакомый молодой человек. Сзади к саням были прицеплены волокуши.

– Повезло тебе, Катерина. Доктор приехал.

Катя шире распахнула глаза и уставилась на доктора. Тот был в дутом камуфляжном костюме и без медицинского чемоданчика.

– Как чувствуем? Что беспокоит? – он пощупал пульс, поводил пальцем у Кати перед носом, по очереди поднял руки и ноги, осмотрел ладони. – Будет жить, грузите.

И сам же отправился выполнять свое распоряжение. Они с Александром подтащили волокуши, переложили на них Катю, сверху водрузили сноуборд, зафиксировали ремнями и покатили вверх по склону. Мы тоже пошли следом. Благо, за санями идти было легче, чем по целине.

– Она точно чокнутая, – сказала Люська, когда ближе к середине подъема мы остановились передохнуть.

– Точно, – согласилась я. – Может, и правильно, что ее из школы уволили.

– Видимо, завуч была права.

– А может, она хотела с собой покончить?

– Тогда зачем галоши с перчатками надела?

– Чокнутая, что с нее взять.

И мы потащились наверх.

Александра мы застали на рабочем месте.

– Как она? Может, чем помочь?

Александр поморщился.

– Нормально, поспит и будет, как новая. С ней сейчас Иванов занимается.

– А врач откуда взялся?

– Вчера вечером приехал. Повезло. Он всего-то пару раз за сезон здесь бывает.

– Да, повезло. Иванов, говорите?

– Иван Иваныч.

– Так бывает?

– Не знаю, – пожал плечами Александр.

– А он по какой специальности врач? – не унималась Люська.

– Понятия не имею, – Александр опять пожал плечами. – Он здесь инкогнито.

– Иван Иваныч Иванов – это псевдоним?

– Не наше дело. И не ваше, – Александр выразительно глянул на Люську.

– Откуда знаете, что он врач?

Люська опытный кадровик, и отделаться от нее не просто, практически невозможно. Видимо, Александр это понял.

– Ничего я не знаю. Прошлый раз мужчине на склоне стало плохо с сердцем, так он помощь оказывал. Лекарства у него какие-то нашлись, скорую сам вызывал. Скорая ехать не хотела, он что-то на их языке объяснял, ругался.

– А как он скорую вызывал? Здесь же связи нет.

– Мы того сердечника в деревню отвезли. Туда и вызывали. В деревне есть места, где телефон ловит. На чердаках, в основном.

– Он с женой? Она тоже врач?

– Люсь, – я дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.

– Ах, да, – моментально переключилась Люська. – А чего ваша Катя хотела с собой покончить?

– С собой покончить? С чего бы? – Александр так удивился, что даже перестал пожимать плечами.

– Обычно девушки пытаются покончить с собой из-за несчастной любви, – пояснила я.

– Несчастной любви? – еще больше удивился Александр. – Несчастная любовь – это не про Катьку.

– Почему? Чем она хуже других? Девушки влюбляются.

– Катя-Апельсин в любви счастлива. Еще вчера вечером все было нормально.

– А потом?

– А потом связи не было.

– А при чем тут связь? – я глянула на Люську.

Ей тоже было не понятно, при чем тут связь.

– Жених у Кати есть. Тоже здесь работает, в прокате по выходным, иногда инструктором на склоне подрабатывает. Все у них хорошо. Ждет не дождется, когда она из своего музея уволится и они вдвоем уедут куда-нибудь на Кавказ, где горы покруче. Вчера вечером привет от него передавала. Вот, – Александр достал из-под прилавка бутылку коньяка и водрузил ее на стойку.

– Что это? – не поняла я.

– Привет.

– Александр, вы говорите загадками, – проворковала Люська.

– У нас сухой закон, – Александр убрал бутылку обратно. – Спиртное доставляется контрабандой с большой земли.

– Серьезно? – Люська забыла ворковать и вытаращила глаза.

– Нет, конечно. Что за детский сад? Просто в деревне магазина нет. А в город я не езжу.

– А закуску она не передала?

– Зачем? – Александр уже откровенно наслаждался разговором.

– Вы не закусываете? – Люськины глаза округлялись все больше.

– Люсь, – я опять дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.

– Точно! Можно нам номер поменять?

– Очень шумно, – пояснила я.

– Соседи безобразничают?

– Нет, нельзя сказать, что безобразничают. Но такое впечатление, будто у них в полу микрофоны.

– Можно нам в одноэтажную гостиницу, чтобы никто по голове не ходил?

– Можно, но, думаю, вам это не подойдет.

– Почему это?

– Гостиница эконом-класса, – пояснил Александр. – Удобства в коридоре, кухня и гостиная с телевизором тоже общие. Стены, правда нормальные. Но на всю неделю заселилась компания с тремя ящиками водки и цистерной пива.